Во вторник Питер Тэйд сообщил об успехе своего предприятия:
— Она согласилась! А чтобы не возникло подозрений, моя старуха договорилась с мисс Дорис брать один шиллинг из тех денег, что та заработает, а пять шиллингов останется ей. Сегодня утром она уже начала работать, и похоже, что миссис Холл ею довольна.
Тата Сим печально покачал головой:
— Я побывал сегодня у мисс Лизы, но она женщина упрямая.
— Как же нам быть? — спросил Уоссенли.
— Мой малшик, я не могу тебе сказать, как быть, потому что не знаю. Но у меня есть внук. Я мог бы многое рассказать о его проказах. Так вот. Я объяснил ему все и спросил, не может ли он, раз уж у него хватает ума мучить меня, подстроить что-нибудь этой женщине. Он сказал мне: не беспокойся. Теперь я надеюсь на него.
— Да. Вы можете положиться на маленького чертенка! — заключил мистер Уолкер, который не раз страдал от проделок непослушных отпрысков старого Тата, и обратился к хозяину лавки: — А как дела с лотереей?
— Люди охотно покупают билеты. А ну-ка, пошли со мной. Каждый из вас должен взять по крайней мере пару билетов.
Так собирались они каждый вечер. Играли в карты, пили ром и обсуждали события, совершенно не обращая внимания на презрительные замечания женщин, обзывавших их бездельниками.
В субботу Джо объявил, что продано двадцать билетов, причем один из них приобрела мать Джонни. По этому случаю была организована выпивка.
Когда стемнело, заговорщики решили пойти посмотреть, каким именно способом внук Тата Сима будет приводить в чувство мисс Лизу. По этому поводу высказывались разные предположения, но никто не угадал. В тот вечер торговали только три женщины. Две другие, как и было условлено, не явились. Торговля мисс Дорис шла бойко. Но если миссис Джемайма Поуд, казалось, радовалась успеху конкурентки, то мисс Лиза была явно недовольна популярностью лотка мисс Дорис. Наконец она стала расхваливать свой товар, выкрикивая:
— Покупайте конфеты! Сладкие конфеты! Покупайте чистые конфеты!
И как бы в ответ на ее крики появилась ватага мальчишек и шумно загалдела:
— Мне на полпенни! Мне на пенни!
Мисс Лиза открыла лоток, но не успела она достать конфеты, как началась драка. Удары сыпались направо и налево. Кто-то крикнул:
— Вот тебе, получай! Ты за что стукнул меня?
— Это не я. Я не бил тебя! — завопил другой. В ответ последовал новый удар.
Стоял невообразимый гвалт. Клубок мальчишек катался по земле возле самого лотка. Зная, что маленькие мошенники часто нарочно устраивают возню, чтобы под шумок стянуть что-нибудь, женщина закрыла лоток и крикнула:
— Убирайтесь отсюда! Нашли место драться!
Очевидно, слова ее подействовали. Потасовка вскоре прекратилась, и один из мальчишек, зажав деньги в руке, наклонился, чтобы выбрать конфету.
— Господи спаси, вы только гляньте! — вдруг завопил он, указывая на стеклянную крышку лотка. — Мисс Лиза призывает на помощь нечистую силу! Видите ящерицу! Она лижет конфеты, чтоб они лучше продавались!
Бранные выражения, которые собралась было исторгнуть почтенная леди, замерли на ее губах. Она увидела… издающую шипение жирную ящерицу. Животное облизывало конфеты и, по-видимому, чувствовало себя как дома.
В ужасе мисс Лиза оттолкнула лоток с конфетами, но толпа уже услышала и вопила:
— Нечистая сила! Мисс Лиза знается с нечистой силой!
Увидев злые глаза односельчан, Лиза поняла, что лучше всего ей ретироваться. Она вскочила со скамейки и пустилась наутек.
Этот случай навсегда погубил ее кондитерскую карьеру. Инцидент расследовала даже церковь. И отступница была бы отлучена, если бы не слезы и заверения в невиновности.
— Да, я не сомневался в этом малшике, — заметил Тата Сим, когда некоторое время спустя они обсуждали случившееся.
Организовать лотерею оказалось куда проще. Масса Джо еще за границей научился плутовать в картах и обучил этому искусству свою дочь. Лотерея прошла прекрасно.
Листочки бумаги, на которых были написаны номера, скрутили в трубочки и положили в маленькое ведерко. Дочь лавочника Кезая встала под яркой лампой, которую специально принес Линь Пао. Бумажка с номером — таким же, как на билете Джонни, — была спрятана у девочки в пухлом кулачке и зажата между большим и указательным пальцами.
— Теперь я прошу тебя опустить рушку и вытащить бумажку, — сказал Тата Сим.
Девочка повиновалась. Она перемешала бумажки в ведерке и вытащила руку с плотно сжатым кулачком.
— Разверни листок и скажи, какой там номер, — скомандовал он.
— Номер тринадцать, сэр, — прочла девочка.
— Джо, кто выиграл? — спросил старик.
Лавочник заглянул в свою потрепанную записную книжку и затем объявил:
— Этот билет купила мисс Дорис.
Все захлопали в ладоши. А когда мать мальчика подошла получить выигрыш, старик сказал с улыбкой:
— Мисс Дорис, многие считают, что число тринадцать приносит беду. А для вас оно оказалось счастливым.
Вечером, укладываясь спать, Дорис сказала сыну:
— Джонни, бог услышал наши молитвы. Пожалуй, денег, которые я выручила от продажи конфет и заработала у миссис Холл, хватит на твою поездку в Кингстон. Я, правда, беспокоилась о ботинках, но вот бог послал нам и их.
В день отъезда собралась целая толпа — попрощаться с Джонни и пожелать ему всяческих благ.
Когда автобус тронулся с места, раздалось громкое «ура!».
— Тата, я не осуждаю, но, по-моему, это была нечестная лотерея, — сказал Уоссенли по дороге домой.
— Тьфу, — ответил старик презрительно. — Какого черта беспокоиться, честная или нет. Главное — Джонни получил ботинки.
ГОСТЬ
Перевод с английского В. Рамзеса
Странный он был какой-то! Улыбался мне из-под серой фетровой шляпы, я смущался от этой улыбки, чувствуя, что и ему тоже не по себе. Он долго молчал и казался мне все более подозрительным.
— Ты сын мисс Глэдис? — спросил он внезапно каким-то жалобным, виноватым голосом. От него пахло ромом и зубной пастой. Я кивнул, и он, приоткрыв рот, продолжал меня разглядывать. Глаза его увлажнились и погрустнели.
— Позвать вам маму? — спросил я.
— Что? — Он вздрогнул так, словно мой вопрос застал его врасплох, проглотил комок, с еще большим любопытством уставился на меня и пробормотал:
— Позвать ее? Да-да, позови.
«Потешный тип!» — подумал я, идя к двери.
— Мама!
— Что?
— К тебе пришли.
— Кто? Что за человек?
— Не знаю. Первый раз его вижу.
Она поднялась и украдкой выглянула в окно. Мне и самому хотелось узнать, кто это может быть, и я внимательно следил за маминым лицом. Она будто прилипла к окну, а когда я заглянул ей в лицо, то даже немного испугался.
— Что случилось, мама?
Она не ответила. Я понял: случилось что-то неладное. Никогда не видел ее такой растерянной.
— Мама?..
— Пойди и скажи ему, что меня нет… пойди и скажи… нет, погоди… скажи, что я сейчас к нему выйду.
От этого незнакомца, кем бы он ни был, видимо, можно было ждать неприятностей, и я невольно начал побаиваться его. Но когда я вновь вышел на крыльцо и посмотрел на него, он не внушал мне никакого страха. Держался он робко и неуверенно, и мне даже показалось, что он сам нас боится. Это льстило моему детскому тщеславию.
— Мама сейчас придет, — сказал я ему.
— Спасибо, — тихо отозвался он. Открылась дверь, мама застыла на пороге, пристально глядя на него. Незнакомец сделал несколько шагов к ней и остановился. Между ними или, вернее, между нами, казалось, был заговор молчания, потому что теперь и я тоже молча уставился на него, стараясь понять, что происходит. В конце концов он нарушил тишину:
— Привет, Глэдис. Я тебя не очень удивил?
— Как ты узнал, где я живу? — Голос ее был против обыкновения сухим, сдержанным и даже чуть-чуть сердитым.
— О, я просто проезжал мимо, ну и спросил о тебе в лавке китайца. Мне показали твой дом…
После долгой паузы она кивком пригласила его в дом. Дверь оставалась приоткрытой. Потом я услышал, что мама зовет меня. Сердце подпрыгнуло как мячик — сейчас я узнаю, кто этот незнакомец. Я заправил рубашку в штаны. Тут мама второй раз нетерпеливо позвала меня, и я вбежал в дом.
Он сидел на нашем единственном стуле, она примостилась на краешке кровати. Как только я вошел, оба они уставились на меня. Я постарался не встречаться с ним взглядом и смотреть только на маму. Она нерешительно кивнула в его сторону и пробормотала:
— Это твой отец.
Конечно, я был поражен и порядком смутился. Я знал, что он вообще где-то существует, но у меня было самое смутное и неопределенное представление о нем. Он был персонажем моего собственного фольклора: он мне нравился, даже снился иногда, словно золотая рыбка, но я легко обходился без него и не принимал его отсутствие близко к сердцу. И вот, увидев его перед собой, я так растерялся, будто к нам явился Шалтай-Болтай из сказки. Сказать мне было нечего, да от меня этого и не требовалось. Меня позвали поглядеть на него — пожалуйста, могу поглядеть.
