– Какой бунт?! – удивился я, совсем позабыв о рассказе про беспорядки в патриархальной и хлебной губернии.
– Да дело такое вышло… На хуторе у баптистов поселился посторонний человек из православных и начал потихоньку торговать водкой, что старикам особенно не понравилось… Возникли между обществом и этим человеком несогласия, недовольство. А человек этот сошелся с бывшим стражником, которого на самоуправство, по жалобе баптистов, уволили от службы и который тоже стад торговать вином в соседнем селении. Вот эти два человека обмозговали дело, – целый, значит, процесс. Подал тот, поселившийся на хуторе, человек жалобу земскому начальнику о потраве в сентябре месяце прошлого года у него льна в поле и указал на шестьдесят домохозяев, с которых взыскивал восемьсот рублей. Земский всех и вызвал повестками за сорок верст расстояния судиться о потраве льна в сентябре месяце… Подумайте, разве в такое время может быть в поле лен?!.. Ну, по повесткам приехали на суд по такому невероятному делу. Стал судить земский начальник… «Ваше благородие, – говорят ему, – какой может быть лен в поле в сентябре?.. подумайте!» А тот в ответ говорит: «Молчать!.. не мешайте мне. Буду судить вас каждого в отдельности!» Он, видите ли, сообразил, что иск в восемьсот рублей его разбирательству не подлежит, и значит – по отдельности… Ну, а баптисты не пожелали, и все, в один голос, требовали, чтобы судить вместе, так как скот общественный, и все общество желает быть в ответе, а не каждый в отдельности… Ну, вот и бунт!..
– Довольно странный! – прибавил я.
– Снял земский тогда цепь, – продолжал рассказчик, – и послал за полицией. Приехал исправник с полицейскими. Сектанты все на дворе, и земский начальник там, только без судейской цепи… Шум идет, пререкания, бунт этот самый… Стал исправник разбирать, в чем тут дело, а исправник у нас – хороший господин… Ну, сразу и понял, и спрашивает этого самого Смирнова: «Какой такой у тебя лен был в поле в сентябре?!» Тот и не знает, как ему быть, что отвечать, указывает на своего свидетеля, на бывшего стражника, который, увидав исправника, успел «сховаться»… «Знаешь что, – говорит исправник, – не с них, а с тебя надо взыскать за то, что ты людей даром за сорок верст таскаешь, от работы отвлекаешь!..» Тогда Смирнов просит уже дать ему десять рублей, он покончит миром. Конечно, не дали. Просил только пять, потом – три рубля. Не дали ни копейки. Так и кончился этот бунт, и вот недавно все баптисты разъехались по домам… Часа за два бы, если бы приехали, всех застали!.. А исправник у нас человек справедливый, даром никого не обидит! – заключил хозяин постоялого двора, приглашая нас к столу закусить и выпить чаю.
Весь вечер я посвятил знакомству с известным и популярным по своему виноделию селением Прасковьевка. В самом деле, еще давно и в дальних отсюда местах я слыхал от народа такие фразы: «Вот прасковьевское вино, то – доброе винцо и недорогое!» Знают это вино не только в Терской и Кубанской области, но даже на Черноморском побережье. После я скажу о достоинстве прасковьевского вина вообще, хотя я уже попробовал мускатного. Ничего! и недорого, всего двадцать копеек бутылка.
Несколько странное впечатление производит Прасковьевское селение, не такое, во всяком случае, как Воронцовка. Не уступая последнему по обширности площади, занимаемой постройками и широкими улицами, Прасковьевка уступает в богатстве: здесь нет таких торговых рядов и нет затейных по архитектуре зданий, а к реке и переулкам преобладают бедные и даже жалкие хаты жителей-виноделов, особенно внизу, к речке, где находится культура винограда.
Население – православное, но среди них живет немало сектантов, к которым отношение местных жителей благоприятное, вследствие основательного знакомства с соседними хуторами баптистов.
Беседуя с местным жителем, по ремеслу шорником, я завел нарочно речь о баптистах по поводу бунта их у земского начальника.
– Народ работящий, тихий народ, – говорил он с убеждением: – нет у них ни пьянства, ни таких несогласий, как у нас, православных, – они сочувствуют человечеству.
– Как так сочувствуют?!.. – удивился я.
– Не деньги у них главное, не горы хлеба, не бочки полные вина, а сочувствие, значит, для жизни обретается, – говорил наивный человек, доказывая свою мысль фактическими данными. – В прошлом году вовремя уборки хлеба появилась у нас целая семья, да еще больная, по проходному свидетельству… Ну, что же? собрали гроши у православных… Как быть? как ехать дальше?! пешком не можно, надо подводу… Должен я тебе сказать, что муж и жена – люди образованные, двое детишек махоньких при них… Знамо дело, жалко людей при несчастьи!!.. Кто-то им посоветовал на хутора в баптистам… И что же? те дали ссыльному повозку, мешки и сказали: «ступай по хлеб»… Что вы думаете, – ведь набрал пудов семьдесят, продал здесь в лавке, да и поехали дальше… Ведь как люди благодарили-то!..
Из дальнейших расспросов у старожилов и справок у местной администрации я узнал, что население Прасковьевки, надельное с иногородними, доходит до почтенной цифры 13 500 душ, а земли в общинном владении прасковьевцев – 64 800 десятин, земли прекрасной, идущей частью широкой балкой до степных кочевых земель караногайцев.
Но главное основное занятие жителей – не хлебопашество, а виноделие. Прасковьевцы много надельной земли сдают в аренду. Кустарный промысел виноделия, действительно, имеет размеры солидные: средним числом, в год получается до 1 000 000 ведер, причем вино продается от 50 в. до 1 р. ведро; старые, выдержанные вина, конечно, дороже.
Виноделие в Прасковьевке существует давно. Мне показалось странным, почему в степном хлебном краю русскими заложены виноградники?.. Кто был инициатором такого диковинного дела среди хлеборобов? Но на такие вопросы ответа я не получал, и если бы не случай был мне встретиться с древними старожилами – так бы я и не узнал о первых степных виноделах. Это были духоборы, поселенные сначала сюда, а затем переведенные в Закавказье, те духоборы, которые в настоящее время переселились в Америку.
Не знаю, они ли стали садить виноград около самой реки Кумы, или уже это выдумка православных, но культура винограда в Прасковьевке, как и в Святом-Кресте, где вина производится 500 000 ведер, – в высшей степени странная, культура поливная, как капуста.
Я осматривал эти виноградники, лозы которых тянулись к небу, виноградники, по середине кустов которых вырыты канавки для поливки. Какие сорта этих удивительных виноградников – я не знаю, но вино из наливных лоз выходит сладкое и весьма слабое, не превышающее в молодости 6° содержания спирта. По-видимому, такая сладость, доходящая до приторности, и нравится простому народу, если в тому же принять во внимание доступность вина по его стоимости – четыре, пять копеек одна бутылка.
Кроме того, при разливе Кумы, виноградники заливаются, как и вся низина; склоны к реке, как от Прасковьевки, так и от Святого-Креста, где виноградники, главным образом, принадлежащие армянам, находятся в таком же положении. Прибавлю к этому, что Святой-Крест – город, наполовину населенный армянами; этот город – сравнительно с селом Прасковьевкой – бедный, производящий не в пользу свою впечатление.
Теперь несколько слов о дороге между Прасковьевкой и Святым-Крестом, дороги не менее пяти верст, но, Боже, какой дороги!! Мне, которому в своей жизни пришлось исколесить по осеннему, дождливому времени проселочные пути православной России, лесных и болотистых её мест, мне пришлось дивиться тому, что било перед моими глазами во время переезда из Прасковьевки в Святой-Крест летом 5‑го июня 1905 г., когда не было дождей…
Положительно, ужас, а не дорога, несмотря на то, что по сторонам вроде малых тополей возвышались виноградники. Две сильные лошади с великим трудом тащили нас троих в легкой точанке. Подумайте, что это – большая дорога, соединяющая два торговых населенных пункта, кроме других селений, из которых приезжают с продуктами на базар в Прасковьевку и в Святой Крест. Да, дорога… Я скажу и совершенно искренно, что это не дорога, а преступление. Именно, преступление!.. Когда мы ехали, колыхаясь, как во время качки на море, когда мы завязали в густой толще грязи, когда мы переезжали дьявольскую дорогу из стороны в сторону, я думал и не понимал, как могут здесь проехать повозки с грузом, я думал, какая должна быть железная сила лошадей, могущая вытянуть из могучего черноземного клея несколько десятков пудов!?
Наконец, я понял, когда увидал первый труп лошади на дороге; спустя несколько сажен, встретился другой, по-видимому еще свежий… О, Боже!
– Это что! – сказали спутники: – вот когда бывает базарный день, то павших лошадей можно считать дюжинами… Прямо сердце перевертывается смотреть тогда, что здесь творится!!..
