Александр Беляев - Том 1. Остров Погибших Кораблей

В жизни Александра Беляева есть событие, которое кажется удивительным и странным, похожим на страничку из его книг. Однажды, еще в детстве, он забрался на крышу сарая и прыгнул оттуда – вверх, в воздух.

Он хотел полететь. Он был уверен, что полетит.

Такие секунды внезапно, как вспышка молнии, обнажают в человеке самое сокровенное, глубоко упрятанное от чужого взгляда и насмешек.

Беляев весь – в этом прыжке, в этой одержимости мечтой, сжигающей его воображение.

Он не взлетел, а упал и разбился. Но этот прыжок выразил – без слов, одним лишь беспредельным восторгом мгновенного полета – все, бушевавшее в его душе, выразил главное в нем.

Он был мечтателем, человеком изумительного воображения, необыкновенно остро ощущавшим реальность сказочного мира и оттого особенно нетерпеливым мечтателем. Он жил в радостном предчувствии чуда. Он не верил в то, что существует на свете невозможное – оно всегда казалось ему только еще не осуществленным. Со страстной горечью говорил он о тех, кто не умел, не хотел мечтать. Каждой своей книгой боролся он за приближение, за осуществление своей мечты. В каждую новую книгу Беляев вкладывал частицу своей души, своей собственной сказки.

В жизни он казался обыкновенным человеком. Застенчивые глаза за стеклами очков, длинные пальцы тонких рук. Высокий, худой. Усталое лицо больного человека. Он был мучительно, страшно болен. Тягчайшие приступы болезни позвоночника делали его беспомощной игрушкой разбушевавшейся боли. Месяцами он был совершенно прикован к постели, почти парализован, смотрел в лицо смерти. Казалось невозможным предположить, что этот измученный, неподвижно лежащий в кровати человек может думать еще о чем-нибудь, кроме чудовищной, раздавливавшей его боли. Но он снова поднимался и продолжал работать.

В книгах он перевоплощался, становился таким, каким хотел быть. В них он открыто и радостно доверял людям самые страстные и немыслимые свои желания. Его книги волнуют обнаженностью чувства, трагическим разрывом мечты и реальности. Они изумляют силой человеческого духа, сумевшего вырваться из глубины страданий на крыльях мечты.

Книги его звучали как исповедь, как признание в огромном, всепобеждающем чувстве: «Я жил! Я мечтал! Я страстно верил!»

Мечта живет в каждом из нас. Это то тревожащее чувство, которое не позволяет нам остановиться в сегодняшнем дне, это тот «сказочник» в нашем воображении, который рассказывает нам сказки о нас самих.

Но иногда, затерявшись в сутолоке будней, чуточку повзрослев, мы начинаем стыдиться мечты, прячем ее в отдаленные уголки памяти, стараемся забыть. И какая это огромная радость – встретить на своем пути человека, который разрушит наше надуманное оцепенение, с трогательной, предельной искренностью и покоряющей убежденностью расскажет о своей мечте, о сказке своей жизни! Как открываются ему навстречу сердца, какие безграничные дали распахиваются, какой радостью и страстным, волнующим нетерпением наполняется жизнь!

Таким неожиданным другом был Беляев. Искренность его признаний пролагает путь от сердца к сердцу, минуя годы, привычки, условности.

Иногда случайное совпадение событий совершенно по-новому освещает всю долгую человеческую жизнь. Становятся понятными невидимые движения мысли и чувств. Связываются в единую, последовательную нить поступки и события, искания и ошибки.

…Прошло больше сорока лет с того дня, как на одной из смоленских улиц мальчишка забрался на крышу сарая, и, взмахнув руками, бросился в небо. Давно уже мальчишка стал взрослым, а потом постаревшим седым человеком, измученным болезнью. Но в 1941 году, за несколько месяцев до смерти Беляева, появился один из самых прекрасных его романов – «Ариэль», роман о летающем юноше. Значит, до последнего дня хранил он в памяти тот день как самое сокровенное. И не мог умереть, не рассказав о нем. Если подумать об этом, то станет вдруг ясным, что случайные события его жизни (о которой мы знаем обидно мало) были совсем не случайны, и не случайно им написаны именно эти, а не другие книги, и не случайно свою мучительно-трудную жизнь он сумел прожить, как совершают подвиг, – мужественно, вдохновенно, прекрасно.

Беляев родился в Смоленске в 1884 году. Смоленск тогда был захолустным губернским городом. Деревянные дома по обе стороны реки, узкие улицы с газовыми фонарями, керосиновые лампы по вечерам – все это напоминало десятки других глухих уголков Российской империи. Одиноко возвышалась труба пивоваренного завода, где-то за домами угрюмо вздыхали паровозы, идущие на Москву или Ригу. В сонной провинциальной одури губернского города единственным выходом для человека с живым воображением и пылкой душой была мечта. Беляев был мечтателем с детства.

Любимыми книгами его гимназических лет были романы Жюля Верна. Уже тогда проявилась в нем изумительная способность видеть фантастическое в реальных очертаниях. Вместе с братом он разыгрывал целые сцены из «Путешествия к центру Земли», пользуясь бесхитростной декорацией – стульями и одеялом. Убогость этих декораций ему не мешала – ему достаточно было один раз взглянуть на иллюстрации в книге, чтобы воочию увидеть себя заблудившимся в подземных пещерах, среди нависших скал и бесшумных водопадов.

«Позднее пришел Уэллс с кошмарами „Борьбы миров“. В этом мире уже не было так уютно…»

Беляев окончил юридический факультет университета, не удовлетворился этим, пошел учиться в консерваторию. Менял места работы – то служил декоратором в театре, то библиотекарем, писал статьи. Между тем его одолевали нужда и заботы о хлебе насущном, повседневная трудная жизнь. Он мог бы так и прожить свою жизнь, мыкаясь по случайным местам. В таких вот глухих углах России наперекор беспросветной и безрадостной жизни вырастало много мечтателей. Но та же мучительно-однообразная жизнь ломала их, гасила мечты, топтала безвестные замыслы. Вряд ли и Беляев стал бы писателем, если бы в его биографию не вошла Октябрьская революция.

Шел 1921 год. Позади были трудные годы гражданской войны. Все это время Беляев работал там, куда его посылала советская власть. Он был одним из тех интеллигентов, которые сразу встали на сторону революции. Иной путь был немыслим для человека, который со всей непримиримостью мечтателя ненавидел жестокую и бесчеловечную действительность царской России.

Все это время ему приходилось работать с детьми. Сначала это была служба в Наркомпросе, потом работа в милиции, потом должность воспитателя в детском доме. Работа с детьми будила его воображение. Возвращалась сказка. Беляев снова становился неистовым мечтателем.

В это время на него впервые обрушилась болезнь. Она притаилась в позвоночнике с тех самых пор, как Беляев упал в своем неудавшемся полете. Теперь она показала когти. Три долгих года он был прикован к постели. Ему грозила пожизненная неподвижность. Тело казалось ему мертвым, жила только мысль, неукротимый человеческий дух. «Я переживал ощущение головы без тела», – написал он позже об этом страшном времени.

Однажды в комнату, где он лежал, влетел жук. Скосив глаза, Беляев мог видеть, как он подбирался к его лицу. Но он ничего не мог сделать. Стиснув зубы, он ждал, пока жук кончит свое отвратительное путешествие от лба к подбородку. Должно быть, в эти минуты перед ним особенно отчетливо возникало видение возможного будущего – бесконечные годы беспомощного, жалкого существования. Может быть, на мгновение мелькнула даже мысль, что жизнь уже кончилась. Этого никто не узнает, потому что Беляев никогда не говорил о своей болезни. Он не хотел о ней думать. Он искал выхода. Где выход? Вот он, живой человек, полный сил, страстного желания жить, а рядом на кровати, как что-то отдельное, медленно умирает его собственное тело. В сказках, которые были его вторым миром, смерть отступала перед живой водой. Неужели наука бессильнее сказки? Он читал испещренные латынью книги по медицине, по биологии, рылся в старых журналах, искал и думал. Он мечтал о том еще неизвестном ученом, который откроет секрет обновления жизни. Этот человек скажет людям, что можно дать человеку новое тело, если старое его подвело, можно вооружить человека против бессмысленной преждевременной смерти.

В книгах он нашел описание старых опытов Броун-Секара, пытавшегося оживить умершие органы. Значит, это возможно! Пусть не сегодня, не сейчас, но наука уже взялась за это!..

Он видел себя в облике фантастического ученого – благородного, мужественного, самоотверженного. Передавал ему свои размышления о несправедливых страданиях людей. Наделил его своими переживаниями «головы без тела». Шаг за шагом прослеживал удивительную историю своей вымышленной жизни, которая должна была окончиться торжеством мечты.