Василий Шукшин
Степкина любовь
Весной, в апреле, Степан Емельянов влюбился. В целинщицу Эллочку. Он видел ее всего два раза. Один раз подвез из города до деревни – ничего. Сидели рядом и молчали. На ухабах полуторку подкидывало. Девушка прислонялась к Степану и всякий раз смущенно смотрела на него, точно хотела сказать: "Вы, конечно, понимаете, что не сама же я хочу этого". И отодвигалась на самый край сиденья. А Степан – ничего, даже не смотрел на девушку. Насвистывал себе "Амурские волны" и думал об аккумуляторе (у него аккумулятор сел).
Подъехали к деревне, девушка полезла в сумочку за деньгами.
Степан слегка зарумянился в скулах.
– Бросьте вы…
– Почему? – Девушка вскинула на него зеленоватые, прозрачные глаза. – А что?
– Ничего. – Степан "кинул" скорость, газанул и уехал.
"Бывают же такие красивые!" – подумал он о девушке. И все. И забыл о ней.
Мотался неделями по нелегким алтайским дорогам, ночевал где придется, видел других девушек, и красивых и не очень красивых – всяких. Мало ли девушек на белом свете! Обо всех думать – голова распухнет.
Наступил апрель.
Как-то в субботу заехал Степан домой. Помылся в бане, надел вышитую рубаху, новенькие, мягкого хрома сапоги, выпил ковш крепкой медовухи и пошел в клуб смотреть постановку. Должны были играть свои, деревенские артисты. Степан очень любил, когда играли свои. Интересно. Знаешь человека вот с таких лет, приходишь в клуб, глядь – тот же Гришка Новоселов, скажем, бегает по сцене с бородой по пояс и орет дурным голосом: "Живьем тебя сгною, такой-сякой!.."
Степан всегда хохотал в таких случаях, и на него всегда шикали соседи и говорили, что он не понимает, что к чему.
Сел Степан поближе к сцене и стал смотреть. И видит: выходит на сцену та самая девушка, которую он подвез из города. Такая же красивая, только спокойная и какая-то очень важная: голова чуть откинута назад, русые косы по пояс, в красных сапожках. Ходит медленно, голову поворачивает медленно, а голос родной какой-то. Степан почему-то начал волноваться. Он узнал ее сразу. Только он не думал, что она такая красивая. То есть он знал, что она красивая, но не так.
Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод. В шляпе, в очках, тоже очень важный. В другое время Степан тут обязательно бы захохотал, но сейчас ему было не до смеха. Он смотрел на девушку и ждал, что у них будет с этим Васькой. Он увидел, как заблестели глаза девушки, как вся она как-то съежилась, как будто испугалась чего. Степану стало жалко ее.
– Зачем ты пришел? – спросила она.
– Я не могу без тебя! – говорит этот дурак громко, на весь зал.
– Уходи, – говорит девушка, но как-то так, что слышится больше: "Не уходи".
– Я не уйду, – говорит Васька и подходит к ней ближе.
Степан вцепился руками в край скамьи. Он знал, что этот Васька так просто не уйдет. И не успел он глазом моргнуть, как счетоводишка ловко обнял девушку за плечи, чуть завалил на левую руку и поцеловал. Степан видел губы девушки после поцелуя – припухшие, чуточку влажные, приоткрытые. Они вздрагивали в стыдливой, счастливой улыбке. У Степана потемнело в глазах. Он встал и вышел из клуба.
На улице прислонился к столбу и долго не мог прийти в себя.
"Как же так!.." – думал он.
Три дня ходил Степан сам не свой. (Машину он поставил на ремонт.) Он узнал, что девушку зовут Элла, что она из города Воронежа, работает учетчицей в тракторной бригаде. И все. Хотел было поговорить с Васькой Семеновым, чтоб тот не особенно наигрывал в постановке, но вовремя одумался: это ж не по правде у них. Люди засмеют.
Как-то вечером Степан начистил до блеска свои хромовые сапоги и направился… к Эллочке. Дошел до ворот (она жила у стариков Куксиных), постоял, повернулся и пошел прочь. Побрел за деревню, к реке. Сел на сырую землю, обхватил руками колени, уронил на них голову и так просидел до утренней зари. Думал.
Он похудел за эти дни; в глазах устоялась серьезная, черная тоска. Ничего не ел почти, курил одну за одной папиросы и думал, думал…
– Чего это ты? – спросил его отец.
– Так… – Степан задавил сапогом окурок и снова полез за папиросами, а сам смотрел в сторону.
Эллочку он не видел ни разу за это время. В клуб больше не ходил.
На четвертый день Степан заявил отцу:
– Хочу жениться.
– Ну? Кого хочешь брать? – поинтересовался Егор Северьяныч, отец Степана.
– Это… новенькую… учетчицу… – тихо ответил Степан, недовольно глядя мимо отца в окно. Егор Северьяныч задумался.
– Ты с ней знакомый?
– Та-а… – Степан засмеялся. – Нет.
– Я сватать не пойду, – твердо заявил Егор.
– Почему?
– Не хочу позора на старости лет. Знаю я такое сватовство: придешь, а девка ни сном, ни духом не ведает. Сперва договорись с ней. Погуляй малость, как все люди делают, тогда пойду сватать. А то… Ты вечно, Степка, наобум Лазаря действуешь. Учил тебя, учил, все без толку.
Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора. Он лежал на печке хворый.
– Скажите, какой прынц выискался: сватать он не пойдет, – сердито сказал Сиверьян. – Ты забыл, Егор, как я за тебя невесту ходил провожать?
Егор Северьяныч недовольно нахмурился, закурил. Долго молчал. Чего говорить, сам он в молодости был такой же, как Степан: боялся на девку глаза поднять.
– Я могу, конечно, сходить, – заговорил он, – но только… я думаю, не пойдет она за тебя.
– Пойдет! – сказал дед Северьян, – За такого парня любая пойдет.
– Почему ты думаешь, что не пойдет? – спросил Степан, чувствуя, что холодеет изнутри.
– Городская ж она… черт их поймет, чего им надо. Скажет – отсталый.
– Сам ты отсталый, Егор, – опять встрял Северьян. – Сейчас не глядят на это. Сейчас девки умнее пошли. Я старый человек и то это понимаю.
В четверг с утра отец с сыном собрались на сватовство.
Степан опять надел вышитую рубаху, долго приглаживал перед зеркалом прямые, жесткие волосы.
Егор Северьяныч, болезненно сморщившись, ловил негнущимися, темными пальцами маленькую скользкую пуговицу на ширинке новых брюк, с великим трудом вгонял ее в тугую петельку.
– Сошьют же, оглоеды! – ругался он. – Не лезет, хоть ты что. Хоть матушку-репку пой.
Степан пригладил волосы, остановился посреди избы, соображая, что еще сделать над собой.
– Надень галстук, – посоветовал дед Северьян.
– На вышитую рубаху не идет, – пояснил Степан.
Собрались наконец.
Егор Северьяныч тронул огромной ладонью затылок, озадаченно посмотрел на отца.
– А пол-литра-то брать с собой или нет? Они ведь теперь по-новому все живут, не поймешь ничего. Дед Северьян подумал.
– Возьми в карман, – посоветовал он. – Понадобится – она при себе.
Пошли.
День был солнечный, звонкий. Текли ручьи. Небо отражалось в лужах; синие осколки его там и здесь весело сверкали на черной земле. Апрель вовсю бушевал на дорогах.
Шли молча. Старательно обходили лужи, чтобы не замарать сапоги.
У Куксиных огромный домина выстроен.
В первых двух комнатах никого не было. Егор Северьяныч приуныл: он думал, что сейчас разведет лясы со стариком Куксиным и в разговоре как-нибудь вставит:
"А мы ведь к вам того, по делу…" Старик обязательно помог бы ему. Теперь же надо проходить прямо в горницу, где жила Элла.
Отец с сыном переглянулись и направились к горнице.
Егор казанком указательного пальца осторожно стукнул в дверь.
– Да! – ответили из горницы.
У Степана больно подпрыгнуло сердце.
Егор Северьяныч приоткрыл половинку двери, с трудом протиснулся внутрь. Степан – за ним. Стали у порога.
Прямо перед ними за столом сидел Васька Семенов, а рядом с ним, близко, Эллочка.
Чай попивают. Васька без пиджака, в шелковой желтой рубахе, вибритый до легкого сияния. Сидит, как у себя дома, свободно, даже развалился немного. Смотрит на Емельяновых ласково и глупо.
Эллочка легко поднялась с места, подставила гостям стулья.
– Проходите, садитесь, пожалуйста.
Егор Северьяныч, глядя на Ваську, прошел и сел. Потом оглянулся на сына. У Степана во всю щеку полыхал горячий румянец. Он точно прирос к полу.
– Садитесь, что вы стоите! – весело крикнула Эллочка. – Вы что, его никогда не видели?
Степан сел, положил на колени фуражку.
Некоторое время молчали.
Эллочка, готовая рассмеяться, бросала взгляды то на Степана, то на Егора, то на Ваську. Васька тоже ничего не понимал.
– Слушаю, товарищи. А я помню вас, – повернувшись к Степану, весело сказала Элла. – Я однажды ехала с вами из города. Вы тогда очень сердитый были…
Степан мучительно улыбнулся.
А Васька счел необходимым пошутить:
– Левачков, значит, подбрасываем, Степан Егорыч? Нехорошо!..
Егор Северьяныч еще раз глянул на гладкое Васькино лицо, нагнул по-бычьи голову и сказал прямо:
– Мы, девка, сватать тебя пришли. Эллочка от неожиданности приоткрыла рот.
