Третьего дня, то есть на пятый день нашего возвращения, Машка, уже лежа в постели, зовет маму:
– Мамсинька… ложись!.. (То есть ложись рядом.)
Когда мама, устроив постель, ложится, Машка испытующе смотрит на нее и тихо-тихо спрашивает:
– В Москву не уедешь?
. . . . .
Ночью Машка проснулась, плакала, кричала, звала маму.
Элико прибежала:
– Машенька, детка, что с тобой? В чем дело?
Машка (с выражением ужаса на лице). Мыло потерял а!..
Во сне увидела.
А днем она много возилась в ванной с обмылками – и один из них потерялся, упал в раковину, и она долго не могла его достать. Позже камушком, который играл роль мыла, долго мылила у меня в комнате крохотного голыша, «дитю». Так что у мыла были основания втереться в ее сновидение.
2.1.59. Ленинград.
…О елке говорили ей давно. Когда папа с мамой уезжали в Москву, ей было объявлено, что едут они за Дедом Морозом, а Дед привезет елку и подарки.
Вообще этого Деда Мороза эксплуатировали сверх всякой меры. Пугали: «Дед Мороз рассердится, если кушать не будешь», «Если спать не пойдешь – Дед Мороз подарков не принесет»…
Эта дешевая домашняя мифология мне, по правде сказать, не нравилась.
Извлекать «педагогическую пользу» из такой легенды – и делать это на каждом шагу – хорошо ли? Легкий способ. И чем он лучше других способов, когда запугивают волком, трубочистом, милиционером, Бармалеем и так далее?
К счастью, Машу до конца не запугали. Деда Мороза она ждала с почтением, с излишним, быть может, волнением, но без страха.
Елки она не видела до утра 1 января. Принесли ее вечером 31-го, когда Маша уже спала, разукрасили, уложили под ее сенью подарки и тут же поставили полуметрового Деда…
Я оставил Машке послание, в котором раешником сообщалось, что, кажется, елка уже стоит в столовой и что, если не ошибаюсь, Дед Мороз прибыл и находится там же – с подарками.
К сожалению, я не видел, как Машка появилась в столовой. Но мама, прочитав Машке мое письмо, одев ее и разрешив ей войти в столовую, вышла в коридор и через другую дверь наблюдала за девочкой.
Машка ахнула, застыла, глазенки ее забегали по разукрашенным веткам дерева и наконец остановились на фигуре белобородого старика.
– Здравствуй, Дед Мороз, – сказала Маша. – С Новым годом!
. . . . .
Несколько анекдотов из Машкиной жизни.
– Мама, спей немножко!
– Что значит «спей»? «Спой» ты хочешь сказать? Спеть тебе?
– Да… спей.
И жмурится. Клубочком свертывается под одеялом.
– Что же тебе спеть?
– «Колотушек надавай».
Это фраза из какой-то народной колыбельной.
. . . . .
Маша уже такая большая, что поправляет других, когда они говорят неправильно.
Мы втроем в ванной: Маша, мамся и я.
– Папсинька, скажи, ты любишь Машу? – спрашивает мама.
– Лублу, – отвечаю я (точно так, как еще месяц назад говорила Маша).
Маша – на руках у мамы – иронически смеется:
– «Лублу»!
– Папа неправильно сказал: лублу! А как надо сказать?
Отчетливо, четко, изысканно, как-то даже по-французски:
– Лю-блю.
…А вот уже совсем невеселый анекдот.
Перед праздником работала у нас Аня – несчастная женщина, муж которой в тюрьме. На руках трое детей, работает поденно. Дети – мал мала меньше – остаются дома одни, то и дело хворают.
Под Новый год Аня мыла у нас в столовой пол. Машка разговорилась с ней:
– Скоро к Машеньке Дед Мороз придет, подарки принесет, куклу принесет. Мячик принесет.
– А мне он что принесет?
– А тебе… тебе – камушки.
Мама и бабушка, которые работали в соседней комнате и слышали этот разговор, чуть не заплакали от огорчения.
– Правильно, Машенька, – усмехнулась Аня. – Мне только камушки и достаются в жизни.
Уверен, что Машка не только не хотела, но и не смогла бы так зло пошутить. Думаю, что она хотела сказать тете Ане приятное. Ведь камушки в ее обиходе – очень ценная валюта. Самый дорогой подарок, который она получила минувшим летом, – это красивые камушки, привезенные ей в подарок с Черного моря ее двоюродным братишкой Павликом.
2 ГОДА 5 МЕСЯЦЕВ
16.1.59.
По-прежнему любит книги, любит слушать чтение или «читать» сама. Импровизирует и стихи и прозу со скоростью пулемета.
Сегодня болтала минут пять: сочиняла заумные стихи – слова на одну рифму. Перебрала, кажется, все согласные:
Сосиська,
Баласиська,
Маласиська,
Малакиська,
Колосиська,
Тиська,
Валиська,
Палиська –
и так далее.
. . . . .
Капаем в нос витамин «А». Я – Машке, Машка – своим куклам.
Для кукол у нас другая, сухая, чистая, пипетка и пустая бутылочка из-под лекарства.
Буквально и пунктуально повторяет все манипуляции, какие только что проделывал я: набирает в пипетку лекарство, капает по очереди в обе ноздри, вытирает у кукол под носиками и даже плачет за них и кричит противным «капризульным» голосом:
– Не хачччу! Не хачччу!..
Причем за каждую куклу на свой особый голос.
. . . . .
На ужин принесли ей глубокую тарелку манной каши.
– Не хаччу! Большая каша! Большая каша!
Понял: хотела сказать – слишком много каши!..
17.1.59.
Сегодня Маша рассказала маме сказку собственного сочинения.
«Мама пошла в ес собиять гьибы. Пьишол ежик и галавит маме:
– Мама, не собияй гьибы, они – гойкие».
. . . . .
Любит рисовать и делает в этой области некоторые успехи. Успехи, конечно, самые микроскопические. Еще недавно она просто чиркала карандашом по бумаге (а еще раньше рвала и царапала карандашом бумагу), а теперь пробует выводить кружочки, ломаную линию. «Нарисует» что-нибудь и кричит:
– Ой, зайчик, зайчик!
Или:
– Папа, смотри! Синдбад!
Иногда что-то угадываешь в этих ломаных и округлых линиях: уши, хвостик, собачью морду.
Очень хочет научиться правильно держать карандаш.
Поминутно спрашивает:
– Так? Пьявильно?
Держит карандаш очень, казалось бы, неудобно – между средним и указательным пальцами. Но ей, по-видимому, так сподручнее.
. . . . .
Разглядывала альбом карикатур Н. Радлова со стихами Гернет и Дилакторской. Там – звери. Многих она уже хорошо знает, но всегда кого-нибудь путает. Жирафа часто называет оленем, собак путает с лисицами.
На картинке изображена кошка, провожающая кого-то и машущая лапкой.
– Киска! Киска! – кричит Маша. – Киска «до свиданья» лапками галявит!..
30.1.59.
Завтра папа уезжает на месяц в Комарово, в писательский Дом творчества, работать. И вот накануне отъезда решил погасить задолженность перед Машкой.
. . . . .
У нас новая домработница – 48-летняя татарка Минзамал. По-русски говорит так скверно и так невнятно, что и я с трудом понимаю. А для Машки это и вовсе не хорошо. И без того много вокруг нее иноязычного. Но, как это ни странно, трудное имя Минзамал первая у нас в доме усвоила Машка.
Минзамал – маленькая, худенькая, как девочка. А лицо – сморщенное, как у старушки. Но коса у нее великолепная, длинная, буквально до пят. И Машка, обладательница двух крысиных хвостиков, смотрит с восторгом на эту толстую, длинную косу.
. . . . .
Машка пришла ко мне и канючит:
– Поиграй, папа, с Машей.
– Не могу. Папе надо работать.
Не отстает:
– Поиграй! Пожалуйста!
Я бросил перо.
– Ну что, – говорю, – мне с тобой делать?
– Играть!
– А работать кто будет?
– Мама.
. . . . .
Итак, до свиданья, Машенька! Завтра уезжаю. Оставляю эту тетрадку нашей дорогой мамсиньке.
Записи Элико
2.2.59.
…Нашла рубль и положила в кармашек. Ее спрашивают:
– Маша, для чего тебе рубль?
– Хочу купить много-много денег. – Потом добавила: – Килограмм денег.
…Маша «читает» из «Катауси и Мауси»:
Дженни туфлю потеряла,
Долго пьякила, искала,
Мейник туфельку нашел
И на мельнице смолол.
Дальше сочиняет сама:
И чулочки нашел
И на мельнице смолол,
И штанишки нашел
И на мельнице смолол.
Тетю Вазу нашел
И на мельнице смолол…[1]
– Нет, нет, – смеется она, – тетю не смолол!..
Или же читает:
Дети, в школу собирайтесь,
Человек пропел давно…
Смотрит на меня лукаво:
– Пьявильно, мама?
…Папа перед отъездом в Комарово читал ей чарушинский «Теремок»: мышка-норушка, лягушка-квакушка…
