— Почти… — тихо ответил Артур.
На другой день Артур с Валентиной пошли в уездную больницу.
Анна сидела в глубоком кресле у окна. Раненая рука по-прежнему висела на перевязи. На коленях лежала раскрытая книга.
— Поздравляю с праздником! — заговорил Артур и крепко пожал ей здоровую руку. — Сиди, сиди, не вставай, ты ведь больная. Разреши тебя познакомить с Валентиной Сафроновой, моим боевым товарищем и дорогим другом.
Анна все же поднялась и сделала несколько шагов навстречу Валентине. Поздоровавшись, девушки несколько мгновений не знали, что сказать, и с некоторым смущением оглядывали друг друга, стараясь определить первое впечатление, которое так часто бывает решающим.
«Какая славная, — подумала Валентина. — Какие ясные глаза и милое лицо…»
«Она, должно быть, чудесная девушка, — решила Анна. — Может, мы станем близкими подругами…»
Валентина принесла букет поздних, осенних цветов. Пока она ставила их в воду, все стояли молча; когда вазу с цветами поставили на столик возле кровати, Анна пригласила гостей сесть, а сама вернулась на прежнее место у окна.
Вначале разговор не клеился. Артур рассказал Анне, как идут очередные работы в Пурвайской волости, и уже готов был перейти к положению дел в уезде, если бы не вмешалась Валентина и не взяла нить разговора в свои руки.
— Судя по тому, что я слышала от Артура и Ильзы, вас очень угнетает больничная обстановка, — сказала она.
— Я была бы счастлива, если б меня выписали сегодня, — ответила Анна. — Чувствую себя виновной перед всем светом: все чем-то заняты, только я лодырничаю. Это просто безнравственно.
— Вы не умеете болеть, вот в чем несчастье, — улыбнулась Валентина. — Этому тоже надо научиться, это большое искусство.
— Редкое искусство… — усмехнулся Артур. — Я знавал одного такого виртуоза, который работал только четыре месяца в году, а остальные восемь бюллетенил, хотя был здоров, как мы с тобой.
— Я не говорю о симулянтах, Артур, — возразила Валентина. — Хотя по существу и они больны — ленью, а эту болезнь может вылечить только очень опытный врач.
— Для таких больных лучшее лекарство — это критика И голод, — заметил Артур.
— А если не поможет ни то, ни другое? — слабо улыбнулась Анна. Этот разговор забавлял ее.
— Тогда такого человека не спасти, он погибнет, — ответил Артур. — Общество станет беднее на одного себялюбца, и каменотес высечет на его надгробной плите бессмертные слова: «Здесь покоится шкурник — он жил только для себя и любил одного себя. Мир праху его».
— Почему «мир праху его»? — возразила Валентина. — Мир можно пожелать тому, кто прожил неспокойную, деятельную жизнь. Тогда уж лучше сказать так: «Хорошо, что его больше нет». Как вы думаете, Анна?
— Я думаю, что таким людям вообще не стоит ставить надгробные плиты, — сказала Анна. — Для чего вспоминать паразитов, плутов, негодяев, которые живут за счет ближних?
— Правильно, — весело подхватила Валентина. — Отвернемся от них и поговорим о другом. Когда вы в последний раз были в Риге?
— В начале июля.
— Так давно? Вам, наверно, не нравится жить в городе.
— Я так мало жила в городе, что мне даже трудно судить об этом. Нравиться или не нравиться может только то, что нам хорошо известно.
— А там… в волости, где вы живете, вам нравится?
— Мне там еще многое не по душе, но я надеюсь, что со временем мы изживем все плохое и все дурное, ненужное будет вытеснено. Приезжайте когда-нибудь к нам и сами увидите, сколько нового, хорошего у нас и сегодня.
— Я обязательно приеду. Имейте в виду, что вы разговариваете с представителем печати, а это ужасно любознательный народ. Всегда боится, как бы не опоздать, не пропустить что-нибудь новое. Вашим приглашением я воспользуюсь при первой возможности. Но вы не пожалеете, что связались со мной?
Анна улыбнулась: эта смелая, энергичная девушка ей нравилась.
— Там видно будет. Пока нет причин жалеть.
— А если я напишу в газету о вас, расскажу о вашей работе в волости, о готовящемся наступлении на Змеиное болото?
— Только с одним условием: не захваливайте. Пишите о трудностях, которые приходится нам преодолевать, расскажите об ошибках и недостатках, критикуйте, где это нужно, только не прибавляйте чего-нибудь ради красного словца: люди ведь отлично во всем разбираются, и если увидят, что там что-нибудь присочинено, то не примут всерьез и остальное. Наша жизнь достаточно прекрасна и интересна без прикрас. Покажите ее такой, какова она на самом деле, укажите, что в ней надо исправить, и мы будем вам благодарны.
Они проговорили втроем целый час. Валентина рассказала Анне о своих занятиях в партийной школе, посоветовала и ей поступить туда.
— Не откладывайте это в долгий ящик. В наши годы учеба дается легко.
— Это зависит не от меня, — сказала Анна, многозначительно посмотрев на Артура. Валентина тоже обернулась к нему.
— Артур, ты слышал? — почти укоризненно сказала она. — И Анна хочет учиться в партийной школе. Почему же ты молчишь?
— Думаю, что Анна имеет право на это, — ответил Артур. — Убежден, что никто ни здесь, в уезде, ни в Риге не будет оспаривать это право.
— А ты не забудешь до следующей осени? Дал слово — держись, — продолжала Валентина.
— Если хочешь, могу подтвердить письменно, — сказал Артур так торжественно, что Валентина и Анна рассмеялись.
— Когда будете в Риге, обязательно навестите меня, — сказала, прощаясь, Валентина. — И если не возражаете, перестанем «выкать», перейдем на «ты». Можно?
— Конечно… — ответила Анна, растроганная простотой и сердечностью Валентины.
Когда Артур с Валентиной вышли, какой-то человек поднялся со стула в углу коридора и кивком головы поздоровался с ними.
— Ты, Айвар! — воскликнул Артур. — Давно здесь?
— Как тебе сказать… — ответил Айвар, смущенно улыбаясь.
— Почему вы не зашли? — спросила Валентина после того, как Артур познакомил ее с двоюродным братом.
— Боялся помешать, — сказал Айвар и неизвестно почему опустил глаза.
— Тогда не прохлаждайся в коридоре, — поторопил его Артур. — Заходи сейчас же. А поболтаем потом, ты ведь зайдешь к нам?
— Конечно…
Выйдя на улицу, Артур посмотрел на Валентину и улыбнулся.
— Ты слышала, Валюк, он боялся нам помешать. Что ты об этом скажешь?
— Что же тут смешного, Артур?
— Это мы бы им помешали, а не они нам. Ты понимаешь?
— Ты думаешь, они…
— Думаю, думаю. Но они, кажется, сами еще не понимают, что с ними происходит, вот это-то и смешно.
— В этом тоже нет ничего смешного, Артур. Я думаю, это прекрасно… Любить, чувствовать и не знать этого… Помнишь, Артур, сколько времени мы сами молчали?
— Почти три года, Валюк…
— И разве было плохо… или смешно?
— Нет, все было хорошо и правильно.
— Вот видишь. Поэтому разрешим и другим поступать так же.
— Один — ноль в твою пользу! — Артур нагнулся к самому уху Валентины и прошептал: — Я вижу, что у меня будет самая умная, самая лучшая жена в мире. Понимаешь ли ты, как мне везет?
— Если ты будешь так насмехаться, то… нет, лучше не скажу.
— Почему? Ну скажи. Мне ужасно хочется знать.
— Все равно не скажу. Я хотела немного попугать тебя, но вовремя поняла, что это никуда не годится: ведь другу не грозят, а кто грозит, тот не может быть другом…
— Два — ноль в твою пользу!
Вместо двух недель Анне пришлось пробыть в больнице целый месяц. Наконец ее выписали с условием, что она посидит еще несколько дней дома под наблюдением участкового врача Зултера.
Ильза пришла за Анной в больницу и увела ее к себе домой. Артур в тот день был на заседании бюро, ждать его можно было только к полуночи.
— Артур просил тебя не уезжать, пока не повидаешься с ним, — сообщила Ильза. — Он хочет поговорить с тобой по какому-то важному вопросу. Переночуй у нас. Утром шофер Артура отвезет тебя.
— Зачем беспокоиться, я могу поехать поездом, — сказала Анна.
— Чтобы потом два часа месить грязь до исполкома! Нет, Анныня, это ты будешь делать позже, когда совсем выздоровеешь. Разреши нам еще немного позаботиться о тебе, сама ты себя беречь не умеешь. Если ты устала, приляг на диван, полистай журналы. На несколько часов я оставлю тебя одну.
— Пойдешь в исполком?
— Нет, Анныня… — Ильза добродушно улыбнулась. — Сегодня мне надо навестить своих детей.
Анна с недоумением посмотрела на нее.
— У меня их много, — продолжала Ильза, — больше, чем у любой матери. Такие славные мальчики и девчушки… Сироты фронтовиков и партизан… Если бы ты не устала после болезни, я бы их тебе показала. Минут двадцать езды на машине.
