— Понятно, до последней возможности. Ну, а если эта последняя возможность будет у порога? Тебе хочется, чтобы ваше имущество попало в руки немцев? Вот так, Рута. Не слишком, конечно, умно, что в такой ответственный момент меня усылают из Риги, но ведь нужно выполнять задание партии. До свидания, Рута.
— Желаю успеха, Эрнест, — прошептала Рута. — Помоги лиепайцам.
— Вот так всегда, вечно я им должен помогать… И в мирное время и на войне… Ну что же, мне не жалко.
Он ушел, бренча и гремя, точно воплощение воинственности и мужества.
На Елгавском шоссе они встретили первых беженцев из Литвы. В машинах, на мотоциклах, велосипедах, многие просто пешком — они потоком двигались на север: взрослые и дети, с котомками за спиной, усталые, покрытые дорожной пылью, опаленные жарким дыханием войны. Время от времени Чунда останавливал машину и пытался расспрашивать беженцев. Но что они могли сказать? Грохот орудий, налеты немецкой авиации разрозненными кровавыми обрывками мелькали в их сознании. По одним сведениям, немцы еще штурмовали Шауляй и Паневежис, по другим — уже приближались к Елгаве; третьим казалось, что неприятель гонится по пятам, что из лесу вот-вот выскочат танки или бронемашины и металл будет кромсать живые тела.
Это была довольно трудная проблема. Чунда через каждые полчаса сверялся с картой. Прохожие могли подумать, что едет кто-нибудь из высшего командования, чуть ли не переодетый генерал.
В Елгаве Чунда зашел в горком партии, чтобы собрать сведения. Ясной информации он и здесь не получил. Немцев видели повсюду, но были ли то регулярные войска, или группы парашютистов, сказать было трудно. Где-то около Скрунды произошел большой бой между немецким воздушным десантом и отрядом истребителей. В некоторых местах, где были леса, начали сбою деятельность зеленые бандиты — айзсарги и крупные кулаки. Группы наших истребителей успешно боролись с ними, некоторые банды были уже ликвидированы. Во всех волостях советский актив был приведен в боевую готовность.
Чунда все наматывал себе на ус. После обеда он поехал дальше. А навстречу ему несся вихрь слухов, навевавших на него непреодолимый ужас. До Ауце он так и не добрался: какой-то крестьянин определенно видел, как немцы занимали этот городок. Впереди, со стороны большого леса, раздавались выстрелы.
Дело оборачивалось плохо. Освободитель Лиепаи велел повернуть машину и минут десять гнал ее полным ходом обратно. Наконец, посреди поля, Чунда в единственном числе провел военный совет: с шофером и рабочегвардейцами говорить не стоило, они не знали, какое у него задание. Четверть часа Чунда изучал и рассматривал карту, делал красным карандашом таинственные пометки, что-то записывал, что-то обдумывал, после чего вложил карту в планшет и сверился с часами. Было двадцать минут шестого. Он уже хотел позвать шофера и приказать ехать дальше, как в воздухе загудели моторы самолетов и показалась девятка «юнкерсов» с юго-западной стороны.
— Разойтись! Ложись! — крикнул Чунда и, показывая пример, побежал к кустам влево от дороги.
До них было метров сто, и он пробежал только полпути, как в воздухе послышалась пулеметная очередь. Чунда упал, уткнувшись лицом в траву. Пулемет затрещал еще раза два, пули со свистом врезались в землю, вздымая по дороге мелкие клубы пыли. Затем ужасный гул моторов стал постепенно стихать, «юнкерсы» уже приближались к Елгаве, и скоро стали слышны разрывы бомб.
«Бомбит, — думал Чунда. — Бомбят мест через Лиелупе. Теперь нам не перебраться через реку».
От волнения он даже весь вспотел.
«Черт подери, они ведь стреляли в меня, хотели убить… Девять „юнкерсов“… я мог быть уже мертвым…»
При этой мысли сердце его затрепетало, как пойманный лосось в руках рыбака. «Сейчас нечего и думать об освобождении Лиепаи. Как-нибудь уж сами справятся — кто им велит сидеть до последнего момента в городе? Пусть отступают».
Чунда сел в машину и велел ехать к Елгаве. Там он узнал, что «юнкерсы» бомбили аэродром. Вреда особенного не причинили, только шума наделали. Теперь можно было со спокойной совестью возвращаться в Ригу.
Вечером Эрнест Чунда зашел к Силениеку и стал рассказывать:
— Немецкая авиация непрерывно бомбит Елгаву. Между Елгавой и Ауце на меня налетели девять «юнкерсов» и обстреляли из пулемета. Две пули попали в бок. Вот видишь, гимнастерка разорвана, — только чудом остался живым. В лесу по эту сторону Ауце идет большой бой между немцами и нашими истребителями. Я сам, своими глазами видел, даже участвовал в бою. А дорога на Лиепаю отрезана, и пробиться туда нет никакой возможности. Тут нужны более крупные силы.
Андрей слушал и думал. Кое-что совпадало с теми сведениями, которые он получил от других. Кое-что он слышал впервые, но никто бы не мог сказать, что Чунда врет или преувеличивает. Положение менялось ежечасно.
— Товарищ Силениек, у меня возникла одна мысль, — начал Чунда. — Положение, как видно, с каждым часом становится опаснее. Не исключена возможность, что нам придется уйти из Риги. Давайте заранее подумаем, что станет с нашими семьями, когда мы будем отступать. Мне кажется, что кому-нибудь из нас надо съездить в Псков или в Великие Луки и переговорить с местными властями об устройстве наших беженцев.
— Об этом надо позаботиться, — сказал Силениек. — Но мы будем драться, оборонять Ригу. У Даугавы немцам придется остановиться, так же как во время прошлой мировой войны. Ладно, Чунда, я подумаю. Иди пока отдохни. Только не рассказывай никому в подробностях о том, что ты сегодня видел. Неприятель из кожи лезет, чтобы создать панику. Не будем лить воду на его мельницу.
Чунда сразу же побежал в райком комсомола, к Руте.
— Ты уже вернулся? — удивилась она.
— Да, и это сущее чудо, что я вернулся живым, — девять самолетов гнались за мной, бомбили, обстреливали. До этого принял участие в большом бою, но об этом расскажу после. Теперь, Рута, собирайся поскорее. Нынешней ночью нам придется уехать. Силениек дал мне задание организовать тыловую базу в районе Пскова. Я только что от него.
— Как уехать? — разволновалась Рута. — Все бросить, искать местечко поспокойнее?
— Да ты пойми, это же задание, — горячо объяснял Чунда. — Если бы зависело от меня, я завтра бы взял в руки винтовку и ушел на фронт. Но руководство об этом и слышать не хочет. Я выполняю, что мне велят. Ты думаешь, это случайность, что именно меня послали сегодня утром в прифронтовую полосу организовать батальон истребителей? По-твоему, это тоже случайность, что мне поручают организовать тыловую базу? Руководство знает, кому доверить то или иное задание. Собирайся, собирайся, Рута. Сдавай кому-нибудь дела. Мы выезжаем рано утром.
— Мне надо сначала сообщить Айе, — может, не отпустит.
— Как это не отпустит? — возмутился Чунда. — Будь покойна, я сам с Айей поговорю.
— Эрнест… разве это правильно, что мы удираем?
— Не путай двух вещей, — начал сердиться Чунда. — Удирать — это одно, а ехать по делам — совсем другое.
— Не знаю, право, формально… может быть, но по существу… Видишь ли, Эрнест, мне стыдно…
— Ну, знаешь, если мы с такими предрассудками будем подходить к серьезным вещам… — Чунда пожал плечами и недовольно замолчал.
…Едва забрезжило, как маленький «мерседес-бенц» переехал мост через Юглу и на полной скорости понесся по Псковскому шоссе. Эрнест Чунда, как старый вояка, обвесился всем находившимся в его распоряжении военным снаряжением. Раскрытый планшет лежал на его коленях, и он время от времени наклонялся взглянуть на карту. Сбоку висел огромный пистолет в деревянной кобуре, а бинокль Чунда все время держал в руке, как полководец, обозревающий с возвышенности поле битвы. Настроение у него было приятно возбужденное.
Забившись в угол кабины, Рута угрюмо молчала. Когда на шоссе случался затор и машине приходилось останавливаться, молодая женщина вся сжималась. Она стыдилась людских взглядов. Ей казалось, что они всё знают и презирают ее.
4
Ночью с 26 на 27 июня к Силениеку в райком пришел неизвестный человек. Некоторые видели его раньше, но никто не знал, где он работает и как его зовут.
— Доложите товарищу Силениеку, что пришел Кирсис, — сказал он рабочегвардейцу, охранявшему вход в райком.
— По какому делу?
— Он знает.
Когда Андрею доложили о позднем посетителе, он отпустил помощников и, предупредив, чтобы никого не впускали, пока он будет занят разговором, велел позвать его.
Он запер дверь на ключ и сел рядом с Кирсисом на диван.
— Ну, что, друг? — спросил Андрей, ласково глядя на него. — Прежний уговор остается в силе?
Кирсис утвердительно кивнул головой.
— Я пришел проститься, Андрей… Неизвестно, удастся ли потом. Пришло время зарыться поглубже в землю.
