Самойлов удовлетворенно кивнул головой, но тотчас спросил:
— Значит, рабочие на вашем заводе воспитаны в неверии к науке?
— Ну зачем так? — укоризненно произнес Брянцев. — Им известно, что резина — детище науки; сложнейшие конструкции шин, которые они производят, разработаны научными институтами, составы, которыми пропитывают корд, — тоже. Куда же им без науки? Но они трезво допускают возможность ошибок и технических заблуждений, вот как в этом случае. Они ведь прекрасно понимают резину даже на ощупь, чувствуют ее, предугадывают ее свойства. У них высокая степень мастерства. Кроме того, они испытывали шины с антистарителем и в лаборатории, и на стенде, и, главное, на дороге, видели шины, выставленные на крыше, подвергшиеся действию озона воздуха и солнечных лучей. Незащищенные — трескались и гибли, а сдобренные нашим, как говорит Хлебников, «снадобьем» лежат как новенькие. Третий год лежат. Рабочие верят тому, что видят, и никакими данными, полученными в лабораторных условиях, весьма далеких от естественных их не переубедишь.
— Хорошо, будем ждать результатов испытаний ваших шин, — сказал Самойлов и выразительно взглянул на часы. — Но учтите, Алексей Алексеевич, и не подумайте, что я вас запугиваю, просто такова ситуация: если ваш антистаритель окажется липой, что неоднократно случалось с новшествами, и вы навыпускаете уйму брака, административным взысканием не отделаетесь. Вас привлекут и к партийной ответственности, и к уголовной. Подумайте: не слишком ли велик риск?
— Нет, невелик, — беспечным тоном, удивившим Самойлова, ответил Брянцев. — Завалюсь — одного директора не досчитаетесь, в общем масштабе потеря незаметная. А если выиграю — вся резина, выпускаемая в стране, не только шинная — и кабельная, и шланговая, — вся без исключения будет жить в три раза дольше. Есть из-за чего рискнуть!..
Ясный день. Нарядная, шумная, согретая щедрым в этом году апрельским солнцем толпа на улицах резко контрастировала с настроением Брянцева. Угнетало сознание еще одной допущенной ошибки: как он мог согласиться на проведение испытаний своих шин в институте Хлебникова? Любой шофер, настрой его соответственно, лучшие шины уходит так, что они и треть срока не прослужат. Но сказать об этом — значит выразить Хлебникову недоверие. А какие к тому основания?
Проходя мимо «Метрополя», посмотрел на афиши. Закатиться бы с Еленкой на два сеанса подряд, выключиться из круговорота. Нет, все знакомое. Придется сидеть дома, пережевывать события. Утомительно, но Еленка умеет это делать не без пользы. У нее тонкая и точная реакция на людей и всегда ясное понимание ситуации. От ума это, от жизненного ли опыта или от непостижимой женской интуиции — понять трудно. Но о людях она судит безошибочно. Она знает многих на его заводе, знает не хуже, чем он, а то и лучше. Во всяком случае, правильно предвидит, как поведет себя человек на крутых поворотах. И насчет Целина она сказала: «Ну что ты мучаешь человека на административной работе? Его призвание — изобретательство. Выдумай ему какую-нибудь должность, которая позволила бы свободно думать. Он — человек неограниченных творческих возможностей, и свою зарплату оправдает сторицей». Взвесил — и согласился. Только должности сразу подобрать не мог. А когда организовался общественный институт, вопреки всем мнениям и желаниям, назначил Целина своим заместителем по институту. Ему говорили, что это несуразно: в общественном институте вдруг платная должность. Но всех же не ублаготворишь. Кое-какими воплями приходится и пренебречь.
У витрины гастронома Брянцев остановился. Утром они с Еленой позавтракали: она по-московски — стакан кофе и бутерброд, он — по-заводски, плотно, как человек, который не знает, когда удастся поесть в следующий раз. Но нервные встряски не приглушали, а возбуждали у Брянцева аппетит, и сейчас ему невероятно захотелось есть.
Зашел в гастроном, взял коньяку, пражских колбасок, которые так понравились ему в Чехословакии, маслин.
А рядом, в парфюмерном магазине, внимание его привлекли большие зеленые флаконы с шампунем для ванн. Купил. Еленка любит оригинальные вещицы и будет довольна этому проявлению внимания. Кладя флакон в карман, с невозмутимо серьезным видом спросил у продавщицы:
— Девушка, это для внутреннего употребления или наружное?
Продавщица посмотрела на него исподлобья и решила проучить шутника.
— В зависимости от умственных способностей покупателя.
Брянцева рассмешила такая молниеносная реакция, и, рассмеявшись, он вдруг почувствовал, что все не так уж мрачно.
Поднялся на девятый этаж гостиницы «Москва», где со вчерашнего дня его ожидал забронированный номер. По вестибюлю метался истерзавшийся от тревоги и длительного ожидания Целин. Большой щит, наспех обернутый бумагой и небрежно перевязанный веревками, стоял прислоненный к стене, нарушая торжественность обстановки.
Целин со всех ног бросился к Брянцеву:
— Ну как? Ну что?
— Успокойтесь. Будем работать по нашей технологии.
Достав платок, Целин вытер пот. Сегодня он не похож на замученного работой изобретателя — со вкусом одет, подтянут.
— Ух! — шумно выдохнул он. — А у нас решили бог знает что. Даже Кристича со мной командировали.
— Зачем?
— Как же, ведущий рабочий, исследователь. И дали наказ: в случае чего — прямо в ЦК.
— Вы ели?
— Нет.
— Поедим вместе. Пошли.
Осторожно, как драгоценную картину, внес Целин в номер щит, поставил в угол, где, по его мнению, он должен был находиться в полной безопасности, и только тогда снял шляпу, сбросил пальто.
— Крепко жали? — спросил он, усаживаясь.
Брянцев рассказал обо всем.
— Ух! — снова выдохнул Целин. — А теперь поедем в институт к Хлебникову. Жажду воочию увидеть Чалышеву, показать ей щит, наши материалы и посмотреть, какое у нее будет выражение лица.
— А покрышки?
— Их прямо с самолета повезли в НИИРИК. Своей машиной встречали. Эх, Алексей Алексеевич, надо было бы все-таки, чтобы нейтральная организация их испытывала. Вы еще не знаете, что такое честь мундира.
Когда пообедав, они грузили щит в ЗИЛ, подбежал Кристич.
— Что нового? — спросил он.
— Все по-старому, — только и ответил Брянцев и указал на заднее сиденье. — В институт с нами поедешь?
— А как же! Всю жизнь мечтал настоящий институт посмотреть. Храм науки. Для кругозора. И потом… доругаться нужно.
Брянцев обернулся, строго посмотрел на него:
— Высажу.
— Нет, нет, доругиваться не буду, — пообещал Кристич. Он знал характер директора — и мягкий и крутой.
Чалышева не ожидала такого нашествия и с любопытством смотрела, как вносили в ее лабораторию какой-то щит, как развязывали веревки, снимали бумагу. Когда упаковка была снята, ее взору предстала не особенно тщательно сделанная заводским плотником некрашеная рама, на которой были укреплены растянутые полоски резины.
— Я хотел бы пригласить сюда и Олега Митрофановича, — сказал Брянцев.
Чалышева повела плечами, показала на телефон.
— Приглашайте.
Хлебников попробовал сослаться на занятость, но вскоре явился, и не один, а с человеком в черной спецовке, с военной выправкой.
— Знакомьтесь, — сказал Хлебников, — Иван Миронович Апушкин, шофер-испытатель, бывший танкист.
Лицо у Апушкина суровое, смелое, честное, — лицо солдата. И руку он подавал приятно, повернув ладонью кверху, — так радушные хозяева приглашают дорогих гостей.
Целин и Кристич удовлетворенно переглянулись — хорош, мол, мужик, такой на разные фокусы не пойдет.
— Для чего притарабанили эту фисгармонию? — спросил Хлебников, взглянув на щит с натянутыми пластинами-»лопатками», действительно напоминавший деку какого-то музыкального инструмента.
Пропустить бы издевку мимо ушей, но это было не в характере Целина.
— Это гроб вашему гробу! — резко ответил он, показывая в сторону озоновой камеры, которая стояла в простенке между большими окнами.
— Ого! — усмехнулся Хлебников.
— Каковы вопросы — таковы ответы. — Брянцев заставил себя улыбнуться. — Но, может быть, для этой встречи мы выберем другие интонации?
Целин был слишком взволнован, чтобы вести разговор, и на помощь ему пришел Кристич.
— На этом стенде мы испытываем антистарители разных марок, — спокойно заговорил он. — Поскольку резина стареет от воздействия озона воздуха и солнечных лучей, мы и подвергаем наши образцы воздействию и того и другого в естественных условиях. Вы, конечно, понимаете, Олег Митрофанович, что это промежуточный этап наших исследований. Стенд у нас стоит на крыше и все время находится на солнце, а у нас солнечных дней в году столько, сколько в Кисловодске. В покрышке резина испытывает переменное напряжение. К сожалению мы не сумели сделать стенд с переменной нагрузкой, наша резина работает только на растяжение.
