оленевод, если он такой жалостливый», — думал он, следя за выражением лица Гены.
— Если подохнет, я заплачу…
— Ха-ха-ха, — вдруг громко захохотал Кадар. И долго смеялся, вытирая выступившие на глазах слезы. Гена стиснул зубы, насупился, но промолчал. Шагнул к выходу.
— Обиделся?.. Ох, умора! Ха-ха… Подожди, — сквозь смех с трудом проговорил Кадар. — Ладно. Пусть будет по-твоему, — усмехнувшись, сказал он.
Нюку уже отделил оленя от остальных. Стоял возле него с ножом. «Как палач!» — неприязненно подумал Гена.
— Нюку, не надо! Договорились! — крикнул он и замахал руками.
Железная печка в палатке медленно остывала. Сквозь зазоры в дверце видны были багровые угольки. Пламени уже не было. Но огонь из последних сил цеплялся за почти прогоревшие дрова, не хотел гаснуть. Он ежесекундно менял оттенки: то вдруг вспыхивал золотистыми искорками, то взрывался язычком синего пламени, но тут же замирал, и темные зигзаги теней стремительно проносились над ним.
Гена лежал на оленьих шкурах и неотрывно смотрел на огонь. Нюку давно уснул. Вот у кого нет никаких забот. Только коснулась голова подушки, тут же храпит. А Гене не спится. Следит он за тлеющими угольками и словно видит перед собой оленя серой масти: его жизнь тоже похожа на эти угли. С вечера они горели ярко, трепетали радостно, пламя будто плясало на них. Но вот дрова догорели, остались одни угольки, и те скоро потухнут. Олень тоже до вчерашнего дня был полон сил. Носился с гордо вскинутой головой по снежным просторам. Мы любовались его тяжелыми ветвистыми рогами. И тут напали волки. Наверное, застали врасплох, и он, отстаивая свою жизнь, кинулся на них. Может, так оно и было. Бывали же такие случаи. Волк успел-таки цапнуть его за ногу, но олень вырвался. Не удалось хищнику порвать сухожилия. Случись это, бедняге уже не уйти. Волк с ходу впился бы ему в горло. Теперь олень хоть и ушел от своего врага, но сильно ослаб, как эти потухающие угольки…
Первые недели работы почему-то не принесли той долгожданной радости, какую Гена ожидал испытать. Почему? Что случилось? Нет, он не испугался работы. Он привычен к любому труду. Может, скука напала? Но скучать тут некогда. С утра до вечера крутишься и не замечаешь, как прошел день и наступил вечер. А вечерами — книги. Тогда что? Отчего такая неудовлетворенность? Причиной были олени. Опять олени. Из-за них рвался сюда, в эту холодную палатку. Из-за них же страдает. Почему, спрашивается? Он увидел в стаде разных оленей: и молодых, крупных, как этот, спасенный им, и старых, каких очень много, и покалеченных, и трехкопытых после летних болезней. Увидел молодняк, здоровый, крепкий. Из такого молодняка со временем добрые олени вырастут. Это хорошо. Но мысль о старых, больных оленях тупой болью кольнула сердце и омрачила душу. Гена все эти дни недоумевал: как Кадару удается каждый раз выходить победителем, быть первым среди всех бригад с такими оленями? Как удается ему в годовых отчетах показывать всех оленей живыми, а средний живой вес каждого — выше, чем в остальных бригадах? Как получается, что и мяса он сдает государству больше всех? Как?
Что-то концы с концами не сходятся.
На следующий день эти мучившие его вопросы он задал Кадару. Они верхом на учахах объезжали стадо. Ехали рядышком по утрамбованному снегу, по следам оленей. Гене показалось, что Кадар на какую-то долю секунды смутился.
— Олени у нас как олени. Рогатые. Разномастные, — сказал он и покосился на Гену, не зная, по какому руслу пойдет разговор дальше.
— Но почему так много хилых, низкорослых?
— Ты только это увидел? — в узких глазах Кадара на миг промелькнул и погас злой огонек.
— Что тут видеть? Вон же они ходят, — не заметив этой злости в глазах бригадира, Гена указал палкой на старую худую важенку с впалыми боками. Рядом с нею пасся такой же тощий буур [11].
— У Болгитина при сдаче в госзакуп самые тяжеловесные олени, — самодовольно улыбнулся Кадар.
— Как же ты этого добиваешься?
— Разумеется, эту важенку и того буура я на мясо не сдам. Что с них толку? Они веса не дадут, — не таясь, ответил Кадар.
— А если их откормить, потом сдать?
— Возни много, — усмехнулся бригадир.
— Куда же ты их денешь?
— Как куда? Пусть пасутся пока. Потом в другие стада передадим.
— В нагульные?
— Ну да. Я сдам в госзакуп вот таких, — Кадар горделиво кивнул на двух грузных быков-хоров с мощными ветвистыми рогами. Гена всегда радовался, глядя на таких оленей. Вот какие олени нужны под седло, в упряжки, вот каких надо выращивать сотнями, тысячами! Тогда и традиционный северный транспорт получит развитие, и мяса больше станет.
— Ну что? — с победным видом спросил Кадар, видя, как загорелись глаза у парня.
— Неужели тебе не жалко их? — тихо спросил Гена.
— Государству мясо нужно, — коротко ответил бригадир и отвернулся.
— Не спорю, нужно. Но, по-моему, ты ошибаешься!
— Ошибаюсь?! Это я-то, Кадар Болгитин?! — он удивленно вскинул брови. — Ты что-то путаешь, парень…
— Я бы не пускал под нож таких оленей, — сказал Гена, следя взглядом за удалявшимися быками.
— Вот дурак, — Кадар с досадой сплюнул на снег. — Хотел бы я посмотреть, как бы ты тогда план выполнял.
— Выполнял бы, — не смутился Гена. — Я бы сдавал в первую очередь вот таких доходяг, — Гена снова указал на тощих оленей.
— А на самых упитанных и крупных молился бы? — съязвил Кадар, выщипывая с усов ледяные сосульки.
— Если умело кормить, эти доходяги дадут и нужный вес, и мясо, знаешь какое? Высший сорт, — упрямо стоял на своем Гена. — Ничуть не хуже, чем у тех.
— Сказки это, Гена. Кто с ними возиться будет? И так некогда…
— Нет, не сказки. Ведь Оран, наш сосед, так и поступает.
— Оран! Знаешь ли ты, ученый человек, во сколько обходятся государству эти комбикорма, за которые ратует твой Оран?
— Знаю.
— Тогда зачем споришь? Настоящий оленевод тот, у кого олени нагуливают жир на естественном корме, кто трудится в поте лица, не зная ни отдыха, ни сна. А комбикорм? Это слишком легкий путь. Это не по мне.
— По-моему, ты чего-то не понимаешь, Кадар.
— Не учи меня, — огрызнулся тот. — Станешь бригадиром, тогда… — он не закончил и, даже не оглянувшись на Гену, тронулся вскачь. Все кипело в душе Кадара: «Что он понимает? Без году неделя в стаде, а возомнил себя эдаким опытным оленеводом. Взбрело им с Ораном кормить оленей мукой. Комбикорм ведь тоже мука. Зачем такая роскошь? Олень жил до сих пор без муки, проживет и дальше. Каждый год я давал
