«Пассажиры» никак не могли понять, что такое творит Чернявый. И когда он вошел, все вопросительно на него смотрели и ждали.
Чернявый в изнеможении опустился в кресло, прикрыл глаза, долго сидел так, вольно раскинув руки и ноги.
– Дядя Вася, налей мне граненый стакан коньяку – сказал он устало и капризно.
– Зачем же стакан? – с уважением сказал Простой человек. – Тут есть всякое хрустальное дерьмо…
– Нет, я хочу только из граненого стакана. Я сегодня спас… – Чернявый открыл глаза, огляделся, – от тюрьмы… много-много людей. Поэтому я хочу пить только из граненого – по-казачьи. Я вас всех вывел из окружения! – возгласил он, принимая стакан из рук Простого человека. Отпил, передохнул и сказал всем строго: – Соньке – книжный шкаф «Россарио», мне – золотой перстень с энблемой: казак скачет на коне.
А в комнате Веры Сергеевны в это время две женщины беседовали. Соня что-то рассказывала Вере Сергеевне, что-то показывала а руками… Вера Сергеевна то изумлялась, то удивлялась, то ужасалась, то жалостливо смотрела на Соню. По всему видно, что они поняли друг друга, помирились и даже, кажется, готовы дружить, как иногда дружат порядочная женщина и величайшая распутница. Об этом много писали.
А в комнате, где «пассажиры», хотели понять, что вообще происходит? То есть, о чем-то уже догадывались, но – подробности, подробности.
– Как ты ее уговорил? – пытал Брюхатый Чернявого.
– Книжный шкаф «Россарио»…
– Для чего он ей?
– Не знаю… Сошлись на книжном шкафу.
– Как «сошлись»? – не понял Простой человек. – Неудобно же…
– Нет, все в порядке, что ли?! – закричал в нетерпении Лысый.
– Да, – сказал Чернявый.
– Ур-ра-а! – закричали Курносый и Простой человек.
– Едем седня до Владивостока! – заявил Простой человек.
Аристархушка в волнении ходил по комнате.
– А что она ей говорит? – спросил он.
– Они говорят на иностранном языке, – сказал Курносый в сильнейшем раздражении на Аристарха. – Импортанто де ла кругом и околе, – он подошел к Чернявому и крепко пожал ему руку. – Как мужчина мужчине, – сказал он уважительно и скупо.
Чернявый махнул рукой…
– Я тоже… перехватил там: наговорил на себя, что я чуть не Тарас Бульба. Еще немного – и Тарас Бульба. По-моему она меня теперь бояться будет.
– Кто, Сонька?
– Кстати… если Сонька счас войдет в роль и начнет приставать ко мне, ты…
Но тут вошли Соня и Вера Сергеевна.
– На колени! – скомандовала Соня Аристарху. – На колени перед Верой Сергеевной.
– Зачем? – спросил Аристарх.
– На колени!! – потребовали все, еще не разобравшись, зачем надо на колени.
– Оказывается, ты оскорблял ее! – продолжала с возмущением Соня. – Ты ей тут, оказывается, наговорил гадостей и грубостей! На колени!
– На колени!!! – опять закричали все. А Курносый даже двинулся к Аристарху.
– Импортанто!.. – с угрозой сказал он. – Ты знаешь, что такое нокдаун? Я не говорю уже о нокауте, я говорю о небольшом нокдауне… На колени!
Аристархушка стал на колени…
– Проси прощения у Веры Сергеевны, – велела Соня.
– Проси прощения у Веры Сергеевны! – закричали все в один голос.
Аристарх замешкался было… Но тут ему разумно посоветовал Простой человек:
– Давай, Аристархушка… да, благословясь, поедем во Владивосток.
– Вера, – дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, – прости. Клянусь: ни одной больше покрышки, ни одного колеса…
– Не об этом речь! – прервал его Брюхатый. – Говори по существу дела! Что значит ни одного колеса! Что ты, на лыжах собрался ездить?
– Но о чем тогда говорить-то?! – взбунтовался Аристарх на коленях.
Но тут уж возмутились все.
– Ах, он не знает, о чем говори-ить! Ах ты, бедняжечка… Первоклашка.
– Тебя мама еще за ручку водит, да?
– Нет, он все же хочет получить небольшой нокдаун.
– Да не нокдаун, а нормально – по сусалам! – громко возмутился и Простой человек. – Поедем во Владивосток! Поезд же отходит, вы что?
– Вера, – опять дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, – клянусь, после этого случая буду каждый день проверять карманы…
– Опять!.. Ему говорят стриженый, он – бритый, – вконец вышел из терпения Брюхатый. Но тут же взял себя в руки и уже продолжал говорить с Аристархом, как с полным, но безвредным дураком, не злостным дураком: – Зачем ты будешь проверять карманы?
– Не разговаривай со мной как с идиотиком…
– Нет, зачем ты будешь проверять каждый день карманы?
– Чтобы там записок не было…
– А жить так, чтобы в твоей жизни вообще никаких записок не было – так будешь жить?
– Что я, просил ее, чтобы она мне писала?! – опять было загорячился Аристарх и показал на Соню. И хотел даже встать с колен, и уж было встал, но тут встрепенулась Соня.
– На колени! – закричала она. – А что это, женщину надо обязательно просить, чтобы она писала? – спросила она надменно. – А сама женщина не имеет права написать записку? Может у нас женщина пошутить?
Вот это понравилось всем. С этим «может ли у нас женщина пошутить» она попала в самую точку. На Аристарха опять все навалились.
– Домостроевщину развел! – воскликнул Лысый.
– Нет, этот человек просит нокаута! – тоже воскликнул Курносый. – Не хочет он нокдауна, никак не хочет! Ему больше нравится нокаут! Ведь достану в печень – до утра будут считать.
– Нет, ты ответь… Ти-ха! – рявкнул Брюхатый на всех. – Ты ответь на вопрос, который тебе, подлецу, поставили: может у нас женщина пошутить?
– Может, – Аристарху надоело стоять на коленях, и он стал со всем соглашаться.
– Значит, что надо теперь сказать?
– Что? – искренне не понял Аристарх.
Брюхатый изумился; за ним некоторые тоже изумились, но так, для вида: никто, кроме Брюхатого, не понял, что надо теперь сказать Аристарху.
– Ты должон сказать, – вылез с поучением Простой человек, – ребята, мол, забудем все – и поедем во Владивосток.
– Прекрати со своим Владивостоком! – прикрикнул на него Лысый. – По-моему, ты и так уж где-то… под Хабаровском. Тут серьезное дело.
– Что ты должен сказать? – пытал Брюхатый Аристарха.
– Что?! Что?! Что?! – с Аристархом, кажется, начиналась истерика. – Не понимаю!.. – он стукнул двумя кулаками себя в грудь, и в голосе его послышались слезы. – Не понимаю: что я должен сказать?!
Брюхатый пожалел его.
– Ты должен сказать: Верунчик, я тебя люблю. И не формально сказать, а с чувством, как ты говорил… сколько лет назад? – повернулся Брюхатый к Вере Сергеевне.
– Что говорил? – не поняла Вера Сергеевна.
– Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люблю? Сколько лет назад это было?
– Это было… девять лет назад, – сказала Вера Сергеевна. – Но он не так говорил: – Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна – и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. – Он сказал: «Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?»
– Трепло! – возмутились все.
– Про экономическую базу он ничего не говорил?
– Хвастунишка.
– Я не так говорил! – заспорил Аристарх на коленях.
– А как?
– Я сказал: «Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой богатой женщиной микрорайона?» Еще я сказал: «Только не носи синтетическое белье».
– Почему это? – спросила Соня.
– Искры летят, – пояснил Аристарх.
– Да? – удивилась Соня. – Не замечала.
– Ну, так, – поднялся Брюхатый. – Я думаю, что он все осознал… Осознал, Аристарх?
– Осознал.
– Поднимайся, – велел Брюхатый. – Вера Сергеевна, идите сюда… Идите, идите. Я предлагаю такую детскую игру. Кто видел, как мирятся детишки?
Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.
– Они берутся вот так… – Брюхатый взял руку Аристарха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. – Теперь повторяйте за мной… Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись – больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже зааплодировали. Все были рады.
– Давайте, давайте!.. – требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.
– Мирись, мирись, – стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, – больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Опять зааплодировали… Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, поздравляли с примирением… Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:
Как на Вериных менинах,
Испекли мы каравай:
Вот тако-ой вышины!
Вот тако-ой ширины!..
Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.