Конечно, преждевременное дело. Это перехлест. У кого взяты коровы, к осени все купят, условия создадим.
«Ну, Зотов! Неужели и вправду он такой толковый да деловой?» — удивился Степан.
— Вот и хорошо, — подала голос Ольга. — А я ведь свою корову не отвела. Хозяина, говорю, нет, без него ничего не знаю.
— А теперь держите на здоровье, — сказал Зотов.
Вовсе обезоружил Кирилл Федорович Степана. Где-то в глубине возникла вдруг у него зависть к тем, кто останется в Лубяне и будет работать с таким директором. Обидно, что он сам не станет хорошую жизнь здесь налаживать. Уедет. Плохой жизни хватил полной мерой, а до хорошей дожить терпения не хватило. Обидно!
В это время Зотов сказал, как бы между прочим:
— Два новых трактора «Беларусь» МТЗ-50 пришли. Хорошие машины, — и посмотрел Степану в глаза.
— Дело доброе, — похвалил Степан и отвел взгляд. Теперь уж совсем ясные были намеки у директора.
— Может, поработаешь? — пошел Зотов напрямую.
— Да нет уж, Кирилло Федорович. Все у меня там уговорено. Решился я сниматься с места. Автокарщик хорошая специальность.
— Не спеши, — положив опять руку на колено Степану, сказал Зотов. — Очень я тебя прошу, Степан Никитич, прими трактор и поработай месяца три. Ну, не понравится, отпущу, честное слово, отпущу. С любым бы расстался, а ты мне нужен, понимаешь, нужен. Даже, так сказать, из политических соображений: вот вернулся в деревню человек, значит, верит.
Нет, не прост был этот Зотов. И больно уж убедительно просил.
— Ну, а через три месяца вдруг я уеду, тогда как с твоей политикой-то?
Зотов крякнул.
— Так я ведь уверен, что не уедешь ты через три месяца.
— Ну, вот это уж несерьезный разговор получается, — обиделся Степан.
— Но, Степан Никитич, не на кого мне опереться. Тараторку преподобного надо гнать в три шеи, собутыльников его тоже. Помоги!
— Ладно, — сказал нехотя Степан. — Только не хвали меня за то, что остался. Стыдно. Просто остался — и все.
Видно, многим наобещал Зотов новые дома, хорошую зарплату и урожай. Степан прислушивался, что говорят о директоре другие. Андрей Макарович Дюпин выжидал, отвечал уклончиво. Макин орал, что много он болтунов слыхал. Водопровод, скважину, клуб новый обещал, а на какие шиши?
Больше всего взъярило Макина обещание, что будет в Лубяне даже не клуб, а Дом культуры. На собрании механизаторов вылез Егор и под одобрительный хохоток вытащил из нагрудного кармана замусоленную бумажку. Видно, уж не раз читал ее в мастерских.
— Вот что туточка тетка Матрена написала, — и каким-то старушечьим голосом пропел:
Посулили Дом культуры,
Не житье, а благодать.
А пока у нас в совхозе
Деткам нечего жевать.
Последние слова потонули в хохоте. И вправду туговато было тем, кто сдал коров, с молоком все время случались какие-то неувязки, ждали бабы с бидончиками у скотного двора по часу, а то и по два. А Матрену какую-то Макин приплел. Не было такой в Лубяне.
Зотов сидел за столом хмурый, мерил авторучкой скатерть. На скулах ходили валы. Побаивался за него Степан: вдруг сорвется. Андрей Макарович и тот не выдержал, вскочил, брякнул стеклянной пробкой о графин и пригрозил Егору:
— Ну-ка, Макин, ты серьезный разговор в смешки не превращай. План перспективный обсуждаем, а ты…
— А я чо, — огрызнулся Макин, — я так. Смотрю, все молчат, дай, думаю, выскажусь.
Ждали, что ответит Зотов. Разнесет Егора в пух и прах. Но Кирилл Федорович вроде даже и не рассердился:
— Значит, посулами считаешь, Егор Данилович? Дай-ка мне твое сочинение, я поберегу.
И отчество где-то узнал. Так-то Егора никто никогда не величал.
Макин передал свою писанину.
— Да я, коли так, вам целую плетюху насочиняю.
И вправду Егору Макину так понравилось выступать, что на другое собрание он принес новую частушку и спел про то, что не верит в затею директора провести водопровод. И вроде бы опять это тетка Матрена сочинила.
Тут даже бывший друг Егора Афоня Манухин не выдержал, вскочил:
— Чо ты, Егор, зубоскалишь? Будто сам против того, чтобы и водопровод был, и Дом культуры? Неуж против?
— А чо против? Я потом с гармонью приду, петь стану.
Зотов опять руку протянул. И спокойно сказал:
— Дай-ка, Егор Данилыч, стихи. Уговор дороже денег. Обещал ты мне бесплатно передавать свое творчество.
Начал строительство директор с новой конторы. Каменное светлое здание заворотил. Пол линолеумом затянули, плевательницы в углах поставили. К ним Зотов курильщиков подводил:
— Вот тот окурок, который ты на пол бросил да сапогом растер, подбери и брось сюда.
К порядку приучал.
Из-за конторы много разговоров было: не с дела, а с кабинетов начинает. Даже начальство из райцентра осуждало Кирилла Федоровича.
— У нас в райисполкоме, пожалуй, похуже будет помещение, — буравя Зотова острыми глазками, говорил управляющий районным банком Леон Васильевич Редькин, свой же, лубянский человек. — Зря я тебе на это кредит дал. Жалобы поступают.
— Эх, ексель-моксель, да, Леон Василич, если бы мы в прокуренной избушке на курьих ножках остались, я бы себя уважать перестал. Дисциплина с чего начинается? С порядка. Вот порядок кое-какой теперь есть. У специалистов сносные условия, у сельсовета. С людьми можно по-человечески поговорить, наглядную агитацию развернуть.
Молод, но крут был Зотов. Не единожды размягченного водкой Макина выставлял из конторы.
— Проспись!
— Да ведь, Кирилло Федорович, коль пьян да умен…
— Проспись, — и Зотов решительно шел на Макина.
Тот, стараясь сохранить степенность, все-таки торопился к лестнице. Бывало, и коленом подталкивал директор иного бузотера. Нет, не компанейским он был человеком в такие минуты.
А обещание насчет коров он сдержал: помог купить всем, кто хотел снова завести их. Женщины после этого Зотовым нарадоваться не могли: понимающий человек! Видано ли дело, в деревне без своей-то коровки.
Скважину действительно пробурили и водопровод общими силами проложили вдоль Лубяны. Теперь особенно дурным да обидным показалось Степану, как при Гене-футболисте возил он воду с реки в цистерне и сливал ее в колодец.
Забыл Степан об отъезде. Сергею написал, чтоб передал Шуре-нижнему извинения за такой обман, но не поедет он на завод, а останется дома, в своей Лубяне. О Зотове начали говорить любовнее. Окончательно все лубянцы приняли его обещания на веру, когда он сам с инженером-электриком оживил касаткинскую электростанцию. Зажглись лампочки, радости было, конечно, не столько, как при ее первом пуске, но потеплело на душе. Теперь-то эта электростанция редко включается, потому что давно присоединился совхоз к государственной линии, но тогда это было еще одной хорошей приметой.
Зимой поднял Зотов всех мужиков на
