Девушка вскинула выгоревшие белесые ресницы, как бы мимоходом, но внимательно скользнула взглядом по Валерию и с важностью, не говоря лишнего слова, села в кабину. Валерий вспыхнул — уши его стали маковыми — и, стараясь быть особенно ловким, легко, по-спортсменски влез в кузов. Солоухина повела «ЗИС» по узкой кривой улице — между белеными избами с надвинутыми соломенными козырьками и вишневыми садочками; между дуплистыми вербами и ярко-желтыми картузами подсолнухов, вытянувших из-за плетня тонкие шеи; между палисадниками с красными, белыми мальвами и целыми стадами гусей, что возмущенно гагакали на машину и никак не хотели уступать дорогу.
— Учитесь? — спросила она девушку. Нюта Петёлкина, видимо, не собиралась вступать в длительный разговор и лишь кивнула.
— Учусь.
— В каком классе?
— Перешла в девятый.
Здесь и в голосе ее проступила важность.
— А насчет отметок? Троек нету? Нюта покосилась на водительницу, молча поправила прядь волос за маленьким розовым ухом.
— Мой молодцом, — с простодушной гордостью сказала Марфа. — Отличник.
Показав общежитие, Нюта сразу ушла, вдруг надменно сдвинув белесые брови и бросив короткое:
— До свидания.
А Валерик, опять стараясь быть особенно ловким, спрыгнул на землю прямо с борта кузова, поспешно оправил рубаху под ремнем и украдкой посмотрел девушке вслед.
Молча откинул борт, снял с автомашины свой облезлый велосипед и прислонил к завалинке избы. Сел в кабину «ЗИСа» и ходко поехал на главный ток за рожью.
У Солоухиных еще весной было условлено: если Валерий перейдет в десятый класс на круглых пятерках, первый рейс на элеватор — его. Оставшись в Костраве одна, Марфа разволновалась. То ей казалось, будто в пути у мальчика случилась поломка и он растерялся; то мерещилось, что в Омшанах к нему придерется автоинспектор: права любительские, а почему на грузовике? Марфа накачала шины велосипеда и поехала по колхозным полям: авось незаметнее время пройдет.
За деревней стеной встала рожь — налитая, желтовато-белая. День развернулся жаркий, солнечный; колосья под ветром тихо звенели и, казалось, просили: «Ой, косите нас — осыплемся». Марфа пригнулась к рулю, быстро крутила педали, названивала на поворотах, и у нее действительно отлегло от души.
Вспомнился отъезд из родного городка сюда в командировку. Когда в диспетчерской она получила наряд, к ней подошел профорг автоколонны Симуков.
— Теперь небось месяца полтора не увидимся, — сказал он. — Едешь за семьдесят километров. Ты, Павловна, сама знаешь, Косоголов стотысячник, шофер первого класса, соревноваться с ним — не морс пить. Так что поднажми.
Работал Симуков ремонтным механиком. Собой он был невзрачный, с ожогом на левой щеке — горел в танке, а голос имел басовитый, словно крупный, широкогрудый мужчина.
— Учтем, — весело сказала ему тогда Марфа, пряча в карман командировочное удостоверение.
Теперь отсюда, из Омшанского района, надо тягаться с Косоголовым, который делает рейсы где-то под Белгородом. Эх, хорошо бы обойти его, вывезти зерна больше, да куда уж ей! Баба! Всего четыре класса кончила да на шоферские курсы поступила в середине войны.
...Недалеко от дорожки трактор, похожий на сказочного Конька-Горбунка, легко тащил громоздкий серо-голубой комбайн. Быстро вертелось мотовило, пригибая тучные ржаные колосья, властно заставляя себе кланяться, острый нож, словно под машинку, стриг лохматые вихры озимого поля. За бугром показался полевой точок, янтарный ворох намолоченного зерна, красная сортировка. Марфа вдруг свернула на проселок в Омшаны, навстречу Валерику: не смогла побороть тревоги. Может, его выручить надо?
Хороший у нее парень. Отказался от отдыха на хуторе у деда бахчевника только бы помочь ей работать. С журналом «Автомобиль» и не расстается, на языке одни разговоры о разных марках легковых и грузовых машин. Однако как он держал себя сегодня с председателевой дочкой: и в самом деле кавалер! Оказывается, не такой уж он и «маленький»! А давно ли сидел под столом в рубашонке до пупка, колупал стенку и грыз мел?
Показались Омшаны: каменные дома на взгорье, кирпичная труба взорванной немцами паровой мельницы. Городок огибала светлая, заросшая кувшинками река Сейм, перед деревянным мостом с расшатанным настилом стоял полосатый шлагбаум, его длинный палеи был высоко поднят в небо, точно предостерегал: здесь ехать тише. Возле будки сидел сторож, хмурый старик в подшитых валенках.
Сына Марфа встретила возле элеватора у порожней машины,
— Чего приехала? — сказал он негромко, конфузливо косясь на соседние грузовики. — Когда ты оставишь свою опеку?
— Видно, уж все матери такие, — сказала Марфа с усталой улыбкой. — Вот ты через месяц поедешь к деду на арбузы: думаешь, я тогда буду спокойна? И женишься — не перестану заботиться... Ну, давай клади велосипед в кузов, поехали обратно.
В начале второй недели в «Заветах Ильича» вдруг встала молотилка: сорвало барабан. Когда Солоухина подогнала грузовик, в деревне не оказалось зерна. Вот досада! Марфа поехала на полевой ток к Попову хутору. Она стала тревожно вглядываться еще издали. Фу, от души отлегло: вон какие вороха зерна желтеют, и мешки насыпаны, подготовлены.
— Богато живете, — весело сказала Солоухина, выходя из машины у весов.
— Не жалуемся, — улыбнулся длинный весовщик и победно разгладил жиденький тараканий ус. Карман его брюк оттопыривала квитанционная книжка, из-под кепки на висок спускался засунутый химический карандаш. — Тут за бугром комбайн работает, прямо засыпал рожью. За один вчерашний день до трехсот центнеров намолотил. Забирай, бабочка, зерно кондиционное... А где ж твои грузчики?
От досады, обиды у Марфы перехватило дыхание.
— Да разве у вас своих нету?
— Вчера отказались, говорят, тяжело. Известно— девчата. Новых бригадир покуда не прислал.
Этого еще недоставало! На главном току зерна нет, здесь — грузчиков, а на третьем, глядишь, и зерна полно, и грузчики есть — мешкотары не окажется, К глазам Марфы подступили злые слезы. Что делать? Пока съездишь в «Заветы Ильича», найдешь предcедателя или в Лоновом хуторе бригадира, а те подберут артель — сколько времени пройдет? Вдобавок потом возвращаться порожняком сюда обратно? Марфа почувствовала слабость в ногах, присела на подножку «ЗИСа».
Вздрагивая от оборотов мотора, неутомимо работал садово-огородный трактор, с шелестом бежал приводной ремень, грохотали решета двух сортировок, % сыпучими цевками било зерно. Душное облако пыли летело по ветру далеко через дорогу, проворно двигались белые, желтые кофты колхозниц, слышалась звонкая речь, смех. А над расчищенным током, над рыжим колосистым полем поднималось необъятное, мутное от зноя небо, и в стороне невысоко плавал коршун.
Неожиданно Марфа вскочила, с грохотом открыла задний борт автомашины.
— Весовщик! — громко окликнула она. — Ты заменяешь завтоком? А ну-ка, организуй колхозниц на погрузку, да живенько. Берись сам с того конца за мешок, давай понесем зерно.
Весовщик изумленно округлил редкие брови.
— Да... мое это дело?
— Может, мое? — вспыхнула Марфа.
— Оно действительно тебе вроде еще меньше... — Весовщик вынул из-под кепки карандаш, раздумчиво почесал голову. — Вон две бестарки от комбайна рожь везут. Кто ее примет, коли я мешки начну таскать?
К разговору шофера и весовщика давно прислушивалась босая ладная девушка в голубеньком выцветшем сарафане. Она проворно подошла к грузовику, с живостью сказала:
— Я приму. И запишу правильно.
В этой девушке Марфа с удивлением узнала Нюту Петёлкину. Волосы у Нюты были повязаны косынкой, а брови, лицо покрывал густой слой пыли, только блестели глаза да зубы. Она улыбнулась Солоухиной как старой знакомой — очень просто, уважительно и несколько даже застенчиво. Куда девался ее недавний гонор? Марфа отмякла, хотела сказать: «Значит, и ты тут работаешь?» Но в это время весовщик усмехнулся, передал карандаш девушке.
— Держи, Нютка. Придется, видно, грузить, не то вы с этой шоферкой еще в усы мне вцепитесь.
И бережно разгладил реденький, будто выщипанный ус.
Когда уже взвешивали последние мешки, к току на гладком взмыленном караковом жеребце, запряженном в дрожки-бегунцы, подъехал Петёлкин. Офицерские галифе его и щегольские брезентовые сапоги были в ржаной мякине и пыли. Марфа расправила натруженные плечи, насмешливо проговорила:
— Все-таки, председатель, подвели-то вы?
Петёлкин удивленно нахмурил большой, с залысиной, медный от загара лоб.
— Чем?
— Помните, поговорку мне сказали: «Конь бежит, а потом лежит».— Марфа кивнула на свой грузовик.— Вот он, мой конь. Могу и вас прокатить... хоть до самого «Заготзерна». А вот грузчики где? Ваш колхоз соревнуется с «Чапаевым», а может, и я с каким шофером соревнуюсь? А? По часовому графику я уже должна сейчас к омшанскому элеватору подрулять, а я еще и в рейс не отправлялась. Мешки сама таскаю. Что, порядок? На чей счет простой машины запишется?
