Откуда–то донеслось легкое стрекотанье. Над лесом, недалеко от ограды полигона, появился геликоптер с гондолой, похожей на банан, и низко пролетел над квадратиками полей, потом повернул к морю и скрылся за Черепашьей сопкой.
Справа по склону горы тянулся лес. Вдоль дороги стояли красные сосны и грабы, выше шла бледнорозовая полоса расцветших вишневых деревьев. Слева за высокими столбами с колючей проволокой виднелись круглые и продолговатые белые домики с окошками, напоминающими бойницы. Над ними возвышались две вышки, между ними флагшток, на котором развевался звездно–полосатый флаг.
Рюкити пошел рядом с Сумико, напевая песенку со странным мотивом:
Токио буги–вуги,
Ридзуму уки–уки,
Кокоро дзуки–дзуки,
Ваку–ваку…
— Это по радио передавали из Токио, — пояснил он. — Под аме подделываются. Дурацкая песня!
Дурацкая, — согласилась Сумико.
Он сорвал веточку граба с зеленовато–желтыми цветочками и стал размахивать ею. Вдруг из–за поворота дороги выскочил мотоцикл. Рюкити толкнул Сумико плечом. От неожиданного толчка она пошатнулась и, споткнувшись о камень, упала на траву. С ее ноги соскочила сандалия и покатилась вниз в кусты. Рюкити бросился за сандалией. Мотоцикл остановился. Перед Сумико стоял молодой японец в синем бере–те, в желтой кожаной куртке и темнокрасных штанах. Он улыбался, прищурив маленькие, широко расставленные глаза. У него были короткие руки — еле доставали до карманов брюк.
— Не ушиблись? — вежливо спросил он. — Испугал вас, простите.
Он поднес два пальца ко лбу и, сев на мотоцикл, покатил дальше. Сумико проводила его взглядом.
— Наверно, вернулся из–за границы.
Это нисей, американский японец, — сказал Рюкити, бросив сандалию к ногам Сумико. — Родился там и тамошний подданный. Этот, наверно, тоже работает у них на базе. Вырядился, как попугай.
Буги–вуги, — сказала Сумико.
Они рассмеялись. Рюкити пошел впереди. Они долго шли молча, потом Рюкити стал рассказывать о том, как недавно вместе с Кандзи они возвращались из города поздно ночью и чуть не словили живьем лисенка.
— Вы тоже красный, как Кантян? — спросила Сумико.
Куда мне до Кандзи! — Рюкити махнул рукой. — Кандзи сразу же после войны вступил в партию. Он тогда работал на железной дороге. Потом его вычистили как красного. Затем учился на курсах при префектурном комитете партии. Толковый парень.
А Кантян и Яэтян очень дружат, — тихо сказала Сумико. — Кантян — хороший человек.
Хотят быть вместе, но отец Яэтян не разрешает. — Рюкити покачал головой. — Яэтян вообще молодец, но дома… трусиха. Не смеет перечить отцу.
Вдали на косогоре виднелись бараки, окруженные колючей проволокой. На бараках еще сохранились маскировочные узоры — черные, коричневые и зеленые пятна и полосы. Между бараками ютились лачужки, сколоченные из обгоревших жестяных вывесок, кусков фанеры и досок. Мимо лачужек ехали два грузовика, разукрашенные флагами и цветами. Они спускались по дороге, соединявшейся с шоссе. В первой машине ехали люди с мегафонами, с белыми лентами через плечо, во второй — женщины в пестрых кимоно.
— Послезавтра выборы, — сказал Рюкити. — Агитируют за кандидата. Даже гейш мобилизовали.
Вы тоже пойдете голосовать?
Куда там!.. — Рюкити усмехнулся. — Из нашей артели никто не попал в списки избирателей. В дере–венской управе нам заявили, что мы не имеем постоянного местожительства и поэтому не включены в списки. Жульничают вовсю. Догадались, что мы будем голосовать за кандидатов коммунистической партии или за левых социалистов. Делают все, чтобы прошел Югэ. И Сакума тоже старается изо всех сил поддержать Югэ, потому что тот поддержит его на следующих выборах в городской муниципалитет. Барсуки из одной норы!.. А Югэ, конечно, пройдет. Его старшая сестра замужем за директором одной фирмы в Осака, которая выполняет военные заказы. Эти денежные тузы вертят всеми делами по указке иностранцев.
Позавчера писарь из управы обходил все дома в нашем поселке, — сказала Сумико, — и забирал у всех билеты на голосование. И у дяди тоже взял.
Рюкити закивал головой:
— Вот–вот!.. Это делают совсем открыто, а полиция молчит. Собирают бюллетени за деньги или даром… и голосуют за своего кандидата. Вот поэтому–то такие, как Югэ и Сакума, и попадают в парламент!
Сумико развернула узелок, висевший у нее на шее, достала пшенные лепешки и предложила Рюкити. Он поблагодарил и, вытащив из кармана кругленький хлебец, стал грызть его.
— Все зубы обломаешь… Знаешь, как делают эту штуку? Собирают хлебные крошки и засохшие корки и, вместо того чтобы выбросить в помойку, смачивают, скатывают шарики и снова сушат. Вот и получается эта штука… коппепан. Угощение для нашего брата. Отучают нас от еды…
Надо положить в горячую воду, — сказала Сумико, — размочить и размять…
Ну, это уж роскошь! — Рюкити засмеялся. — Мы слюной размачиваем.
5
Они прошли через площадь на окраине города, где была автобусная станция. К площади примыкало бейсбольное поле, на котором тренировались американцы в желтоватых спортивных костюмах. Удары по белым. кожаным мячам гулко отдавались в воздухе. Огромный негр в красном свитере и белой шапочке подавал мячи отбивальщикам.
Мальчишки — чистильщики ботинок — яростно стучали щетками по ящикам, зазывая клиентов криками: «Шюшайн, плиз!» На краю площади стояли ярко размалеванные бараки, оттуда доносился треск «патинко» — лотерейных автоматов. На стенах бараков пестрели плакаты с фотографиями Югэ и лозунгами либеральной партии: «За оздоровление экономики! За политику утверждения национального достоинства!»
Перед лавочками, торгующими сувенирами, стояли зазывалы, выкрикивая: «Халло, халло! Уэлкам! Кам ин!» — и кланяясь проходившим иностранным солдатам.
Сумико и Рюкити с трудом пробились сквозь толпу и вышли на трамвайную улицу, ведущую к центру города. По правой стороне тянулся высокий белый забор американского квартала. Из–за забора виднелись крыши с красными и зелеными черепицами. Перед главными воротами американского квартала стояли «джипы» с желтыми полосами, а по тротуару расхаживали жандармы в шлемах и с желтыми шнурами на груди. Недалеко от них под платановыми деревьями прогуливались густо напудренные и нарумяненные японки в европейских платьях и в деревянных сандалиях на босу ногу.
Через всю улицу было протянуто голубое полотнище с огромными желтыми буквами: «Жертвуйте кровь доблестным войскам Объединенных Наций!»
— Как пройти к вокзалу?
Сумико оглянулась и увидела толстого японца в американской форме.
— Прямо до парка, потом налево, — ответил Рюкити.
Нисей поднес палец к козырьку и, подмигнув Сумико, пошел к остановке автобуса. Над входом в гостиницу «Фудзи хотеру» свешивался большой плакат с изображением солдата в шлеме и с мечом, обвитым веткой. Сбоку надпись: «Помогите отважным воинам Объединенных Наций, сражающимся за мир в Азии! Сдавайте кровь!»
Сумико и Рюкити остановились перед витриной магазина.
— Рюкити–сан дал кровь на пробу, когда приезжали к нам?
Обойдутся без моей крови, — буркнул Рюкити.
Они будут давать деньги… четыреста иен за чашку, — сказала Сумико, разглядывая вещи, выставленные в витрине. — Я, может быть, тоже продам.
Не надо этого делать, — сказал Рюкити. — Мы не должны помогать оккупантам.
На белых кружочках, прикрепленных к товарам, были обозначены цены. Помада для волос фирмы «Янагия» — 200 иен, баночка жидкой пудры «Кура–бу» — 300 иен, а тюбик с краской для ногтей — 375 иен.
Сумико, прищурив глаза, посмотрела на зеленый шелковый зонтик. Он стоил 800 иен. Две чашки крови!
В углу витрины стояла большая кукла в японском халате, расшитом золотом. Правая рука куклы была обнажена. В нее был воткнут шприц с резиновым шлангом, соединенным с бутылкой, на «которой был нарисован голубой флаг с изображением земного шара, обвитого веткой. Сбоку надпись: «Я дала кровь армии Объединенных Наций. А вы?»
В левой руке кукла держала крошечный флакончик духов «Кисс ми», на бумажном кружочке значилась цена: 600 иен. Флакон духов величиной с мизинец стоил полторы чашки крови! А красная кожаная сумочка — три с четвертью чашки крови…
Сумикс–перешла к соседней витрине. Банка ананасных консервов — две с половиной чашки, коробка печенья «Коронбан» — три чашки, а квадратная бутылка виски «Белая лошадь» — десять чашек человеческой крови.
Над входом в кинотеатр «Пиккадилли» красовался огромный плакат с изображением гориллы, целующей женщину в совсем изодранном купальном костюме. У окошечка кассы была вывешена табличка цен на места. Нумерованное место стоило полчашки крови. Сумико пошла быстрей. Вход в ресторанчик был прикрыт коротким пологом из стеклянных бус, сбоку на черной лакированной доске золотыми буквами были начертаны цены на блюда. Порция тушеного угря стоила чашку крови. Сумико проглотила слюну и тряхнула головой.
