— Иди прямо к Яэтян, — оказал Рюкити. — А потом приходи туда.
Сумико кивнула головой. Машина поехала дальше — к Старому поселку.
7
Собрание оказалось совсем не таким, как думала Сумико.
После того как забрали молодежную группу в Старом поселке, стали болтать всякие вещи. Говорили, что члены группы собирались для того, чтобы изготовлять «лимонадные бомбы» — бутылки, наполненные зажигательной жидкостью, «слепители» — мешочки с золой для швырянья полицейским в глаза и так называемые «панку» — доски с торчащими гвоздями, бросаемые под колеса полицейских машин. Говорили, что на этих собраниях читали какие–то секретные книжки и принимали по радио шифрованные сообщения из–за границы, а затем все давали друг другу клятву хранить все в тайне, что бы ни случилось. А старушка, работавшая в усадьбе Сакума, уверяла, что з вожака этой молодежной группы вселился нинко —■ оборотень, похожий на хорька, только с крысиным хвостом и четырьмя ушами. Словом, ходили всякие слухи, один другого страшнее.
Уже было совсем темно, когда Сумико и Яэко шли к дому учителя. Яэко покосилась на Сумико, пощипывавшую себе шею, и усмехнулась:
— Сумитян, наверно, боится. Я звала Харутян, но она сказала, что ей страшно, и не пошла.
Я не боюсь… но не знаю, что там будут делать…
Сегодня на собрании… — прошипела Яэко в ухо подруге, — только не пугайся… будет Кацу Гэнго… Тот самый.
Сумико молча втянула голову в плечи.
В крохотной передней дома учителя на земляном полу лежали в беспорядке сандалии, ботинки, соломенные лапти и матерчатые носки с резиновой подошвой.
— Пришли одни только мужчины… — пробормотала Сумико. — Неудобно итти.
Тогда иди домой, — сказала Яэко. — Трусиха!
Она сняла сандалии и, положив их в углу передней, около велосипедов, поднялась в дом. Сумико показала ей вслед кончик языка и тдже сняла сандалии. Они прошли в каморку рядом с кухней и сели у порога комнаты, где происходило собрание. За столиком, около ниши, под висячей керосиновой лампой сидели учитель Акаги и маленький старичок, совсем лысый, с шарфом на шее — тот самый, который ехал в грузовике. Учитель, бледный, с впалыми щеками, небритый, сидел, устало подперев голову руками. Собравшиеся сгрудились так плотно, что не было видно даже* цы–новки. Разместились даже на веранде, выходящей во внутренний дворик. Кандзи восседал, скрестив ноги, за учителем, а за его спиной торчала лохматая голова Рюкити. Рядом с Кандзи сидел, обхватив руками колени, парень с сердитыми глазами — Цумото. Среди собравшихся было несколько парней и девушек из Старого и Восточного поселков, остальные, очевидно, пришли с дамбы и с окрестных гор. Были гости и из города: румяный большеглазый студент и пухленькая некрасивая девица в больших роговых очках и в европейском платье. Во рту она держала длинный тонкий мундштук с сигаретой.
Собравшиеся передавали друг другу какие–то тоненькие книжечки. Такие же книжечки лежали на столике перед учителем. Он повернул голову к студенту и показал на книжечки, разложенные на столике:
— Вот в этих журнальчиках уже забили тревогу. А вы только раскачиваетесь.
Студент засмеялся и провел рукой по затылку:
— Мы знали, что нам попадет от дедушки… Немножко опоздали, но сейчас наверстываем. Уже провели беседы в Доме культуры и у цементников. Вот… — он кивнул в сторону пухленькой девицы в очках, — Марико–сан уже выступала у телеграфисток.
Пошлем скоро культбригады, — сказал Цумото.
Читать лекции в деревнях? — Учитель покачал головой. — Смотрите, разъяснительная кампания должна быть очень доходчивой. А то пошлете опять студентов, и те начнут по три часа шпарить: стабилизация–пауперизация, инфляция–дефляция…
Старичок закивал головой:
— Вот–вот. И до конца лекции высидят только два–три самых крепких старика, и то только для того, чтобы им написали заявления насчет снижения налогов.
Дедушка, мы попросим Кацу Гэнго, — сказал Цумото и улыбнулся, показав большие белые зубы. — Пусть состряпает книжечки с рисунками и стишками.
Или пьесу для бумажного театра, — добавила пухленькая Марико.
Старичок, которого звали дедушкой, промычал и, повернувшись к Марико, заговорил с ней вполголоса. Студент вытащил записную книжечку из кармана и стал расспрашивать Хэйскэ — младшего сына старика Хэйдзо. Угрюмый Хэйскэ, медленно ворочая языком, рассказал о том, как в прошлом году Сакума объявил, что будет давать воду только своим арендаторам,
и законопатил все остальные бамбуковые трубы. Крестьяне, лишившиеся воды, с большим трудом, при посредничестве старосты, упросили Сакума открыть трубы и согласились впредь платить почти вдвое за пользование водой.
— А почему не говоришь о том, как ты сам конопатил трубы? —. раздался громкий голос Кандзи. — Почему о себе молчишь? Расскажи, как ты ночью…
Румяный студент подавил улыбку и остановил его движением руки:
— Ну, ладно, нечего вспоминать…
Я тогда не по своей воле… — пробурчал Хэйскэ. — Отец приказал. Теперь не буду…
Все засмеялись. Кандзи захохотал громче всех, хлопая Хэйскэ по спине. Яэко толкнула Сумико локтем и показала глазами в сторону веранды. Прислонившись к столбику, сидела Инэко рядом с Ясаку, сыном недавно умершего деревенского кузнеца. Рас
красневшаяся Инэко обмахивалась рукавом и что–то шептала на ухо Ясаку.
Еще в школе Инэко, — она училась в одном классе с Сумико, — говорила, что Ясаку — самый умный и красивый парень в Новом поселке. У Ясаку было узенькое лицо с острым носом, его дразнили «лисичкой».
Студент уже перестал расспрашивать Хэйскэ. Стали говорить о том, как Сакума на–днях пригласил к себе самых влиятельных стариков из трех поселков, угостил их сакэ и импортными сигаретами и взял с них слово, что они. прикажут всем своим родичам голосовать за Югэ.
— С предвыборной кампанией получилось из рук вон плохо, — заметил учитель и, поморщившись, потер виски. — Даже не смогли наладить защиту плакатов. Все посрывали.
Это молодчики из клуба «Четыре Эйч»… — пробормотал Хэйскэ. — И из других деревень приходили громилы, Сакума нанял… Мы пробовали драться…
Что правда, то правда, — прогудел широкоплечий мужчина с квадратным лицом, в солдатском кителе. — Пока мы почесывались, Сакума и Югэ действовали… организовали клуб «Четыре Эйч» и шайку громил. Молодчики из «Четырех Эйч» — это ерунда, они ходят на собрания только потому, что там показывают американские фильмы. Этот клуб сам развалится, а вот эти громилы — дело серьезное. Если учредят здесь филиал Содружества хризантемного флага или что–нибудь вроде этою, то у них сразу же появятся богатые покровители. И полиция начнет помогать им.
Надо было раньше выступать с самокритикой, Сугино, — процедил сквозь зубы Цумото. — Бьешь в барабан после праздника.
Затем стали говорить о сборе папоротника. Каждую весну до посадки риса молодежь всей округи, собравшись вместе, ходила в горы собирать папоротник. Это был старинный обычай. Но во время войны молодежи было не до папоротника, к тому же на многих горах были зенитные батареи и наблюдательные пункты. В прошлом году молодежная группа Старого поселка собиралась устроить прогулку в горы, но упустила время, и пришлось ограничиться спортивным праздником, устроенным вместе с рабочими стекольного завода в поселке Куротани.
Сугино предложил соединить сбор папоротника с празднованием кануна 1 Мая и по возвращении с горы устроить на поляне перед Обезьяньим лесом гулянье с концертом–митингом.
— А не поздно будет? — спросил дедушка. — В наше время мы собирали раньше. Папоротник твердый станет.
Сугино помахал рукой перед лицом:
— Дедушка, насчет папоротника я большой знаток. Самый вкусный в мире папоротник растет в наших горах. И здесь лучше всего собирать в конце апреля или в начале мая.
Цумото и Кандзи поддержали предложение Сугино. Только надо как следует подготовить программу коп–церта–митинга. Этой подготовкой должна заняться инициативная комиссия. Она должна работать в тесном контакте с городским отделом Демократического союза молодежи и профсоюзами. Особенно тщательно надо подготовить повестку митинга, охватить все самые важные вопросы.
— В первую очередь насчет соглашения с оккупантами, — сказал учитель. — Жители этого района должны понять, что это соглашение угрожает им непосредственно. В нашем районе находится военная база. Она называется «Кэмп Инола». Сперва здесь был только склад для горючего, потом появилась взлетно–посадочная дорожка, потом полигон… сейчас строят казармы и еще что–то. «Инола» постепенно растет. И придет день… он быстро приближается… когда «Инола» начнет новое наступление.
Ясаку приподнялся и поднял руку.
— На этом митинге надо начать сбор подписей, — сказал он тонким голосом, — потребовать освобождения Такеда Юкио. Мы должны подняться на его защиту…
