Чары собраться с мыслями, а Хораз-ага уже поспешил обратиться к Джинны-молла:
— То, что вы сказали, молла-ага, чистая правда. Но тут возникает еще одна проблема. Самый младший из братьев, как я уже говорил вам, еще не женатый. Как быть с ним?
Джинны-молла, уже успокоенный тем, что дело сделано и что сейчас начнется дележ имущества и, конечно же, кое-что и ему перепадет, недовольно поглядел на Хораз-ага и сказал первое, что пришло ему на ум:
— Вот это уже вопрос…
Еди, как только понял что к чему, словно превратился в глухонемого. «Мне-то что тут делать, пошел бы куда глаза глядят. Пусть отделяются, если хотят. В любом случае мне в куске хлеба, не откажут», — подумал он, злясь сам на себя. Он вообще был зол и не потому, что не советуются с ним, нет, он знал свое место, а потому, что в советчики пригласили Джинны-молла, которого он не переваривал с давних пор. Еди все время порывался уйти, но не знал, как это сделать. Теперь же, когда речь пойдет о нем, можно встать и уйти, никто не осудит. Еди так и сделал.
— Молла-ага, мы именно по этому поводу и пригласили вас, а не делить имущество отца. Посоветуйте нам, с кем жить нашему младшему брату, когда мы отделимся? — спросил Чары, наконец-то улучив момент.
Джинны-молла задумался. Все притихли, ожидая услышать из уст моллы нечто мудрое. Но Джинны-молла до сих пор был во власти предстоящего дележа имущества:
— У нас, туркмен, есть древний обычай. Если сыновья усопшего женаты, то имущество поровну делится между ними. В случае, если младший из братьев холост, то все имущество отца переходит ему…
Все члены семейства Веллат-ага теперь так и пожирали глазами Джинны-молла.
— Да, мы тоже хороши, нашли с кем советоваться… Известно, что бы надо ему сказать, да служит святому месту, — недовольно пробурчал Бяшим, всегда отличавшийся несдержанным, крутым нравом.
Чары молча закусил губы. Хораз-ага понял свою оплошность в выборе советчика, поэтому виновато озирался по сторонам. И тут произошло нечто неожиданное.
— Как это так?! — крикнула вдруг Тумарли, видимо, до нее только сейчас дошел смысл последних слов Джинны-молла. — Каким это образом все имущество отца переходит Еди?! Шлялся неизвестно где в городе и теперь становится полноправным наследником, так что ли? Он хоть копейку заработал для этого дома?! С рук моих еще мозоли не сошли — и на тебе, оставь ему дом, а сама иди на все четыре стороны, так что ли? — все громче распалялась Тумарли. — А каким трудом выращен сад?! Доверься Еди, погубит ведь все…
Тумарли долго еще изливала свою желчь. Никто ни словом не обмолвился за это время. Даже вполне вероятно и не слушали ее, занятые своими мыслями. Высказав все, что накипело у нее на душе, Тумарли успокоилась. Оглядела сидящих рядом, словно впервые увидев их, и густо покраснела, смущаясь за все высказанные слова. Однако она решила все же отстоять свое право на недавно отстроенный большой дом.
— Пусть Еди забирает все, но дом ему не отдадим. Завтра же мы переселяемся туда…
Бибигюль задели за живое последние слова Тумарли. Она решила назло ей подлить масла в огонь:
— Мы еще не знаем, к какому выводу придут уважаемые аксакалы, но если кому-то надо переселиться в новый дом, так это нам. Мы имеем на это полное право, потому что у нас больше детей…
— Как это вы на то имеете право, а мы нет?! Что, по-твоему, Бяшима мачеха родила, что ли?! Или он приемный сын отца? — вновь завопила Тумарли. — Видите ли, у нее больше, детей. Я тебе их нарожала, что ли?! Сумела родить, сумей их и домом обеспечить. Ишь ты, на чужой каравай рот не слишком разевай.
Бибигюль попыталась было урезонить Тумарли, но вмешался Чары:
— Заткнись ты, баба! — угрожающе зарычал он.
Чары, хоть и прикрикнул на свою жену, Бяшим понял, что гнев его брата в первую очередь касается его жены, и попытался успокоить Тумарли:
— Успокойся, Тумар, все образуется, успокойся…
Но Тумарли не так-то просто было успокоить.
— Нет, молла-ага, мы не признаем такой обычай. Мы не позволим, чтобы на наших глазах нашими же руками добытое добро рассыпалось в прах. Из-за каких-то сомнительных обычаев мы не можем отдать такой дом праздношатающемуся бродяге, как он. С тех пор, как он вернулся из города, он палец о палец не ударил, и я сомневаюсь, что он это сделает. Вдобавок он еще из милиции не вылезает. Вот увидите, он продаст этот дом и уедет куда глаза глядят или приведет сюда какую-нибудь городскую финтифлюшку…
Бибигюль и Чары пожирали ее глазами, надеясь, что она поймет и остановится. Но не тут-то было. Хорошо еще, Хораз-ага пришел им на помощь.
— Ты, вероятно, неправильно поняла смысл слов молла-ага, Тумарли, — начал он, пытаясь урезонить разбушевавшуюся женщину. — Он хотел сказать, что кто из вас возьмет заботы о женитьбе и устройстве Еди, тому и достанется дом. К чему ему одному такой огромный дом?! Не так ли, молла-ага?!
Джинны-молла уже не думал о возможном пае при дележе имущества. Он был бы счастлив покинуть этот дом с пустыми руками, лишь бы эта разбушевавшаяся женщина оставила его в покое:
— Верно, верно… — пробормотал он поспешно, подтверждая те слова, которые ему и на ум не приходили.
Тумарли задумалась ненадолго и спросила:
— Выходит, с кем будет жить Еди, тому и дом достанется, не так ли?!
— Именно так, — подтвердил Джинны-молла.
— И сад тому перейдет?
— О чем ты говоришь, Тумарли?! Не стоит заикаться даже о разделе сада. Ведь он такой большой, и урожая от него хватит не только вашему семейству, но и всему селу, — сказал как можно спокойнее Хораз-ага, хотя и чувствовалось, что Тумарли вот-вот выведет его из терпения.
Тумарли покосилась на Бибигюль и Чары, словно пытаясь отгадать, нет ли подвоха в словах Хораз-ага. Ей было неспокойно на душе. Бибигюль и Чары сидели так спокойно, что ей сделалось дурно. Тумарли продвинулась к мужу и саданула его в бок: что, мол, сидишь, словно воды в рот набрал. Но Бяшим на этот раз не поддался жене. Тумарли пришлось самой высказаться до конца:
— В таком случае. Единазар-джан будет жить с нами. И то верно, разве нос выбрасывают за то, что он сопливый?! Мы его и прокормим, и оденем, и поженим…
«Не поймешь ее, она меняется, как погода весной, — подумала Бибигюль. — С каких пор Еди стал ей Единазар-джаном, ума не приложу. Обстирываю, ухаживаю, кормлю его я, а права на него заявляет она.
