И вдруг Ингус заметался, бросился к ногам проводника, застыл, выжидательно нюхая воздух. Дышал он прерывисто, сглатывал слюну. Кто-то был рядом. Парашютист? Тигр?
Карацупа лег на землю, вытянул перед собой сжатый в руках маузер. Тайга молчала. Слышны были только удары сердца. Карацупа лежал и бранил себя: уходит дорогое время! С каким трудом доставались ему минуты, теперь же они растрачивались в ожидании противника. Ждать он больше не мог и решил осмотреть место, обеспокоившее Ингуса. Овчарка нехотя поползла с ним и вскоре остановилась: здесь след! Ощупью, словно потеряв зрение, Карацупа провел по земле ладонью. Пальцы почувствовали сырой мох, росистый папоротник, какую-то гнилушку. Вдруг он застыл — пальцы коснулись вмятины. «Тигр… — определил Карацупа. — След свежий».
Идти дальше нельзя. Придется ждать рассвета. Карацупа осмотрелся — мелколесье, чуть поодаль при свете звезд виднелись могучие деревья. Вот защита! Карацупа добрался до ближайшего кедра, встал к нему спиной, спрятал в ногах Ингуса. Он стоял, подняв руку с маузером.
С вершины, гулко стуча о ствол, упала шишка. Карацупа вздрогнул. С трудом он сдержался, чтобы не выстрелить. «Нервочки!..» — пожурил себя следопыт. Посмотрел на светящиеся стрелки часов. «Теряю время!.. — рассердился Карацупа. — Стой под кедром, жди погоды!»
Он стиснул в жилистой руке рубчатую рукоятку и сел. От волнения одеревенели ноги. Руку с оружием он положил на колени, словно на подпорку. Но он так ослабел, что того и гляди оружие вывалится из рук. «Не спи! Крепче держи! Думай, как будешь конвоировать „Большого“!» — приказывал себе Карацупа.
В кедровой чаще погасли звезды. Повеяло холодом. Закурился легкий туман. Где-то ухнула выпь. В падь скользнул жидкий, еще неясный рассвет.
Опираясь спиной о дерево, следопыт с трудом поднялся. Он попробовал сделать шаг, но окоченевшие ноги вновь подкосились. Положив рядом оружие, следопыт растер ноги, помассировал мускулы, потом взял маузер и ползком добрался до следов. Но нашел он совсем другие следы — не тигра, а придавленный ногами мох, потревоженную траву, расцарапанную носком сапога гнилушку. Парашютист! Он, видать, тоже растратил силы и задевал ногами за корни, хватался рукой за ветви.
Теперь Карацупу интересовал только этот след. Он забыл об отпечатках тигровых лап и пошел за десантником. Скоро следопыт нашел место, где еще вечером лежал «Большой», где он пил воду, тащился к завалу и валялся там, а потом снова брел по мхам и кочкам.
Развязка приближалась. Только бы не выдать себя, только бы соблюсти осторожность и не позволить «Большому» обмануть, выследить, напасть. Карацупа обдумывал, как он нагрянет на десантника, как будет его обыскивать. А как потом конвоировать его? Враг в пути спал, ел, отдыхал — он сильнее и крепче. Как подступиться к нему?
Занятый мыслями о предстоящей схватке, Карацупа не сразу заметил место пересечения следа десантника с тяжелой вмятиной тигровой лапы. Ингус опять завертелся и бросился к ногам следопыта. Тигр шел следом за десантником. Надо было спасать «Большого», иначе он погибнет и некого будет вести в штаб.
Забыв об опасности, Карацупа побежал по сдвоенным следам. Одни тянулись вялой линией измученного переходом человека; другие — широкие, сильные, размашистые — вели то прыжками, то крадучись, то ползком в ту же сторону, где исчез нарушитель.
Как хотелось закричать: «Тигр! Берегись!» — предупредить парашютиста об опасности. Но десантник мог швырнуть гранату и в тигра и в Карацупу.
Подавив крик, Карацупа сменил шаг на бег. Он засунул пистолет за поясной ремень, размахивая руками, бежал, все ускоряя темп. Выбежал на поляну, через которую протащился парашютист. Следом за ним прошел тигр. Ингус скулил.
— Скорей!.. Вперед!.. — шептал Карацупа, заставляя Ингуса бежать по следу.
Запахло костром. За стволами бархатного дерева, увитого диким виноградом, открылась поляна. В центре ее чернели разбросанные головни. «Где „Большой“?» — встревожился Карацупа. И тотчас увидел: у костра белели разгрызенные кости, измятые клыками банки и пачки денег. Тут же валялся карабин.
— Опоздали!.. — Карацупа сел, устало провел по лицу грязной ладонью. — Не надо было стоять нам с тобой, Ингус, ночью, не надо было!.. Тогда живьем бы взяли «Большого». А теперь… бумажки принесем.
Нужно было встать, но не хватало сил. Все кончилось так неожиданно и странно, все было позади. А теперь оставался этот потухший костер, следы трагедии в тайге и боль во всем теле.
Осмелевший Ингус, глухо рыча, обошел поляну, собрал в кучу разбросанные документы, деньги, плоские банки. Из этой кучи Карацупа извлек узкую ленту рисовой бумаги, заметил на ней записи и облегченно вздохнул: не зря парашютист их берег до последней минуты.
— Ингус, Ингус… — Карацупа развел костер, вскрыл взятую из подсумка банку с консервами и первый кусок дал овчарке. — Спасибо, дружок. А все-таки, кажется, не зря мы бежали, Ингус. Важные документы принесем.
Темной ночью Карацупа с Ингусом и двумя бойцами пробирался по кустам, осторожно отводя с пути длинные ветви. Боец, замыкавший наряд, хватал их и осторожно опускал, чтобы не производить шума. Так же спокойно опустил он и толстую ветку, но внезапно почувствовал укол. Вскоре ладонь его распухла, и боль быстро стала распространяться по всему телу. Карацупа заметил: с товарищем творится что-то неладное.
— Что случилось? — спросил он тревожно.
— Ерунда! Пройдет! Наколол руку. — И боец протянул ладонь.
Следопыт направил на нее белый лучик круглого карманного фонаря. Ладонь у бойца покраснела, распухла. Острый глаз Карацупы заметил едва видимые темные точки — змеиный укус.
— Садись! — Карацупа остановил наряд и заставил бойца сесть на корягу. — Подними руку! Держи!
Второму бойцу передал фонарик и велел освещать ладонь. Началась операция — с силой сдавил Карацупа ногтями то место, которое укусила змея. Этого было недостаточно, и он отвязал от ошейника Ингуса поводок. Топкий ремень, как медицинский жгут, перехватил больную руку выше локтя.
— Снимай шинель, разводи под ней огонь!.. На вот нож — накаливай, — приказал следопыт.
Когда все было готово, пострадавший глухо вскрикнул — раскаленная сталь впилась в его ладонь. Запахло паленым.
— Плохо, Никита… В сердце гудит… — простонал боец. — Змея какая-то не наша…
В долине и на сопках пограничной полосы было много змей, к ним привыкли; на заставах не знали несчастных случаев. Карацупа успокоил бойца. Он приказал второму пограничнику вернуться с товарищем на заставу, а сам двинулся дальше с Ингусом.
Вернулся он утром и узнал: боец умер. Врачи, вызванные из комендатуры и отряда, оказались бессильными против смертельно действующего яда.
Хоронили бойца по-военному — сурово и просто. Опустили в могилу наскоро сколоченный гроб, отсалютовали залпом из винтовок и молча вернулись на заставу. На похоронах и возвращаясь в казарму, Карацупа неотступно думал о гибели товарища и вспоминал его предсмертные слова: «Змея какая-то не наша…»
О диковинных змеях, появившихся в долине, вскоре заговорили на заставе; бойцы стали опасаться ходить в дозор.
Следопыт слушал тревожные беседы и восстанавливал в памяти события той ночи: как он шел за Ингусом, как отодвигал ветви и передавал их следовавшему по пятам бойцу. «Змея, конечно, была на кустах», — решил Карацупа. Не раз он и раньше видел на сопках и в долине висящих на сучьях серых гадюк, натыкался на змеиные лежки в камнях. Но еще не было случая, чтобы змеиный яд был смертелен. И почему именно теперь, туманной ночью, ужалила змея бойца?
Со своими раздумьями Карацупа пошел к начальнику заставы и попросил разрешения вновь выйти на тропу к месту, где напала змея.
Вот и куст, с которого она свисала. Карацупа осторожно поднял ветвь, разворошил мох, сдвинул камни: нет, змеиного гнезда не видно! И вдруг в стороне мелькнуло что-то висящее на обомшелых сучьях. Раздвинув их, следопыт увидел картонную коробку, подвешенную к сморщившемуся воздушному шарику. В стенках коробки были прорезаны небольшие отверстия. Ясно! «Соседи» запустили ночью воздушные шары и переправили «гостинцы».
Карацупа нашел еще такую же коробку и оболочку воздушного шара и со своими находками вернулся на заставу.
— Значит, к нам забросили особо ядовитых змей, — сказал начальник заставы. — Это неспроста: психическую атаку начинают. Много этой дряни заслать не могут: все на эффект рассчитано.
В эту же ночь Карацупа вышел на границу. От воды поднимался туман, пеленой одевая кусты и деревья. Пограничник чувствовал некоторое беспокойство. Гибель товарища, а затем «находки» тревожили его. А что, если и на ближайшем кусте таится змея? А может быть, лежит на земле, свилась в клубок за камнем? Или свесилась длинной плетью с куста орешника? Замедляя шаг, следопыт стволом карабина осторожно поднимал ветви, осматривал их и шел дальше. Тревога следопыта передавалась овчарке: Ингус часто останавливался, обнюхивал землю. Иногда он пугливо пятился к Карацупе.
