— Ладно, я пойду, — он встал, застегнул ворот рубашки, — я пойду, Павел Никифорович… До встречи, ребята.
Он не глядел ни на Сашку, ни на Петра. Пока шел к двери, чувствовал, что все смотрят ему вслед, и это было неприятно тоже потому, что знал: сейчас Дорошин разразится руганью в его адрес, в ход пойдут упреки, которые он никогда не решился бы высказать в глаза, а ребята будут сидеть молча — и никто не скажет в его защиту хотя бы слово.
Спускаясь по лестнице, он думал о том, что не надо было приходить сюда, все было и так ясно после вчерашнего разговора. Старик полез в амбицию, и теперь уже нет смысла пытаться гасить огонь. Теперь Дорошин начнет действовать: Рокотов знал это хорошо, знал, что именно в такие минуты, когда стариком движет гнев, он энергичен и неутомим и его решения всегда остроумны. С чего же он начнет? С обкома? Навряд ли… Только что выдержал битву за свержение Логунова и вдруг сразу же с жалобой на своего выдвиженца? Нет, он слишком умен, старик. И все же надо быть готовым к ударам с этой стороны.
Когда шел через площадь, подумал о том, что, судя по всему, торопится. Следовало бы еще раз обмозговать с карандашом в руках все «за» и «против». Ведь может случиться и так, что горячку порет. А если принять за основу правило меньших потерь? Когда Братское море создавали — затопили несколько сотен квадратных километров тайги… Большая потеря, несомненно, зато выгода какая? А ну-ка начали бы расчищать будущее дно… Сколько бы провозились… И гидростанция была бы пущена в строй гораздо позже, и страна получила бы намного меньше электроэнергии.
Надо зайти к Гуторову. Знал привычку председателя исполкома с утра, перед поездкой по полям, с полчаса прикинуть план на день. Так и есть, гуторовский газик уже у подъезда.
Шаги по лестнице гулко отдаются в пустом здании. Рокотов не спеша поднялся на второй этаж, пересек холл. В двери приемной торчит ключ. А на вешалке — гуторовский дождевик, с которым председатель исполкома большую часть года не расставался, как и с знаменитыми на весь район резиновыми сапогами, которые всегда лежали в багажнике газика.
Еще в приемной Рокотов услышал басовитый голос Гуторова:
— Ты мне мозги не заливай, — громыхал он, — что у тебя за поголовье, я знаю. Если ты на отсутствие пастбищ будешь жаловаться при твоем поголовье, то что тогда говорить другим?.. Имей в виду, разговор с тобой может быть серьезный… — Он увидал Рокотова и добавил: — Вот тут ко мне Владимир Алексеевич зашел, так что сейчас я ему тоже скажу о твоих фокусах.
И положил трубку. Встал, сделал несколько шагов навстречу Рокотову. Пожимая руку, пояснил:
— Томилин опять песню старую запел… Пастбищ у него не хватает. Скот негде пасти… Предлагает отдать часть поголовья соседям. Сорок гектаров у него зимой взяли под будущий ГОК, отгородили, и на том дело кончилось.
Невысокий, широкоплечий, лицо в крупных оспинках, стоял он перед Рокотовым. Бывший председатель колхоза, агроном. О нем говорили, что работник он золотой, да, дескать, калибра не того, какой нужен для его теперешнего поста, что Логунов подмял его в свое время. Однако Рокотов помнил одно из выступлений Гуторова на бюро по поводу строительства сельского Дома культуры в Ивановке. Было выступление резким, даже злым и шло вразрез с позицией Логунова. И другие моменты отмечались, когда Василий Прохорович с мужицкой осторожностью выжидал расстановки сил на бюро. Не было у Рокотова цельного представления об этом человеке, и это беспокоило, потому что деньки впереди ждали не очень спокойные и хотелось знать, кто же рядом с тобой?
Сели. Гуторов полистал календарь, покачал лобастой, почти лысой головой: времечко летит. Рокотову казалось, что он преднамеренно затягивает паузу, хочет, чтобы первый секретарь сам высказался.
— Что вы думаете по поводу отчуждения земель для нового карьера? — спросил Рокотов, чуть даже озлившись на Гуторова и решив сразу брать быка за рога. На прямой вопрос надо отвечать прямо.
— Думаю, что надо все очень тщательно взвесить. — Гуторов покраснел, потер лоб ладонью, будто давая себе передышку, потом глянул прямо в глаза Рокотову. — Считаю, что вопрос очень сложный… Нельзя сразу же решать его однозначно., Понимаю, что вы можете мне ответить: время, государственные интересы… Все я понимаю. Но у нас хотят взять лучшие в районе земли.
Рокотов молчал, будто приглашал Гуторова высказываться дальше.
Председатель исполкома встал, прошелся по мягкой ковровой дорожке:
— Понимаю вас, Владимир Алексеевич… Вы инженер… И избрали вас, вероятно, потому, что район мыслится в перспективе как промышленный. Вы молоды, у вас впереди все… Может быть, я устарел. Все-таки пятьдесят три года… Вот был у меня Павел Никифорович… Требует скорейшего решения вопроса об отчуждении.
— Вы планировали куда-то ехать, Василий Прохорович?
— Да. В «Рассвет».
— В одиннадцать мы собираем всех руководителей и секретарей парткомов по молоку. Мне хотелось бы, чтобы вы присутствовали тоже. Может быть, даже выступили.
— Я знаю… Мне Михайлов звонил еще вчера поздно вечером. Я готовлю выступление.
Гуторов смотрел в неподвижное лицо Рокотова, пытаясь увидеть в нем реакцию на речь свою, сказанную минуту назад. Хоть бы искорка в глазах промелькнула.
— Я успею до совещания съездить в «Рассвет», Владимир Алексеевич. Так что вы скажете относительно дорошинского вопроса?
— Вы председатель исполкома. Вам и решать.
— Но вы тоже член исполкома… И первый секретарь райкома партии. Дорошин просит обсудить вопрос в среду.
Гуторов хотел сказать «требует», но потом подумал, что это слово может вызвать у Рокотова ненужную реакцию. Смягчил.
— Давайте обсудим в среду, — согласился Рокотов и встал. — Езжайте, Василий Прохорович… И постарайтесь не опоздать… Жду вас.
Он пошел к двери. Гуторов стоял у своего стола и смотрел ему вслед. У двери Рокотов обернулся:
— Я слышал, Василий Прохорович, что вы рыбак заядлый… Взяли бы когда-нибудь с собой на рыбалку… А то ведь ни мест, ни приемов рыболовецких не знаю… А?
— Можно, — улыбнулся Гуторов. — Выберемся когда-нибудь, Владимир Алексеевич… Обязательно выберемся.
— До встречи, — сказал Рокотов и вышел.
Гуторов еще с минуту постоял у окна, размышляя о состоявшемся разговоре. Вспомнил вчерашнюю беседу с Логуновым во время поездки в Славгород.
— Не знаю, — говорил Логунов. — Не знаю, Василь Прохорович… О Рокотове мне что-либо трудно сказать… Держался все время в тени… Полагаю, что парень честный, но самолюбивый… Даже жестокий в чем-то… Работать с ним, конечно, будет нелегко. Но, может быть, с другой стороны, в нем не будет таких борений, как у нас с тобой… Они, молодые, лишены во многом сомнений… Они рационалисты, дети века техники… Вот в этом, может быть, и выигрыш для всех, кто рядом с ним. Такие, как он, берут все на себя. И победы, и поражения.
— Выигрыш? Какой же тут выигрыш?
— Несомненный… — Логунов задумался. — Сейчас партийному и советскому работнику нужно уметь принимать решения, за которые, может быть, придется отвечать… Они, молодые, умеют это. У них крепкие сердца, и они не признают валидола… Пока, конечно… А мы с тобой… и не только мы… Да, руководитель должен уметь ставить на карту все: карьеру, судьбу свою, авторитет. Ты подумай, что это за руководитель, если он исповедует только принцип золотой середины? Чего он добьется? Что сделает? А ведь таких сколько угодно. Иные боятся резких выводов из-за того, что хотят досидеть в руководящем кресле до пенсии, другие настолько привыкли думать головой начальства, что о другом методе руководства и не помышляют. Нет, тут нужны молодые… А рядом с Рокотовым должен быть ты, старый, испытанный вояка… Чтобы не зарывался молодой, чтобы не ломал дров…
— Нужен я ему? — сказал тогда Гуторов. — Он того и гляди предложит мне подбирать себе работу.
— Чепуха. — Логунов отмахнулся. — Ты работаешь не по его милости, и не ему раздавать посты… Нет, вы должны найти общий язык.
— Поглядим, — неуверенно сказал тогда Гуторов.
Да, Рокотов штучка… С таким придется хлебнуть горя. Это уж точно. Одна привычка сидеть и даже бровью не шевельнуть в беседе чего значит. Как истукан какой. То ли дело был Логунов. С ним делили все по-товарищески. И горечи, и радости. Тот ясен был совершенно. И это создавало уверенность в работе. А этот мальчишка… Да, сейчас Дорошин совсем развернется. И так уже подменил собой многие из инстанций… Куда денешься, если он на миллионах сидит? Приходится порой даже на исполкомовские мероприятия деньги выпрашивать. А он даром ничего не дает. Даст, а потом и припомнит. И все обращает себе на пользу.
Гуторов взял с вешалки дождевик, закрыл кабинет. Думал о том, что любопытно будет сегодня глянуть на то, как новый первый секретарь будет проводить совещание по сельскохозяйственным вопросам. Так ли он будет уверен, как в проблемах горного дела?..
