— Верно! — воскликнула Роза Соломоновна.
— Убежала. Теперь наговорит что-нибудь на меня.
— Что же она будет говорить?
— Ну, изнасиловать хотел.
— Этой глупости никто не поверит.
— Тогда — убить. Подушкой задушить.
Возле мазанки толпились люди. Авдей посмотрел в дверь, и лицо покрылось испариной: к избе врачихи торопливо шла Прасковья. Роза Соломоновна вывела Авдея за руку. Шел он и слышал, как перешептывались люди; ругая Юху. В избе Роза Соломоновна принялась рассказывать Прасковье про все так обстоятельно, будто сама видела.
— Ну и черт, — возмущалась Прасковья, — гляди, чуть не убила. Куда она убежала?
— Вон в ту сторону, — указала Роза Соломоновна на переулок. — Просто удивительно, как она при таких ожогах бежать могла.
— Живучая, — пояснила Прасковья.
— И главное, за что? Ведь он ей хотел перевязку сделать. Нет, допросить ее. Авдей Федорович уверяет, вред она хотела колхозу принести.
Во время разговора Авдей молчал. Он думал о том, что произошло в мазанке. И откуда цепельник взялся? Мог ли когда-нибудь подумать церковный староста, что этим дубовым обрубком ударят по голове Авдея, самого лучшего его друга? С подушкой получилось необдуманно. Слишком поторопился.
Солнце совсем зашло, прогнали стадо. Авдей сидел на лавке, низко опустив голову. Сквозь бинт темнело пятно крови.
— Вы бы прилегли, — предложила ему Роза Соломоновна.
Кто-то постучал в окно. Прасковья выглянула и пошла открывать дверь. Вошел вестовой с двумя комсомольцами.
— Авдей Федорович, вас зовут в совет.
Юха оперлась рукой о стол и воспаленными глазами уставилась в зал. Пот и слезы текли по ее лицу. Убедившись, что она все равно ничего не скажет, Алексей обратился к Минодоре:
— Говори, что видела.
— Ничего не видела, — быстро ответила та.
— Как ничего? При тебе загорелась на ней одежда?
— Вспыхнуло, а что к чему — невдомек.
— Стало быть, ты тоже говорить не хочешь. Хорошо, тогда мы спросим Перфила. Ну-ка, — окликнул его, — рассказывай, да не ври, а то знаешь…
— Отродясь не врал, — живо ответил Перфилка.
Прошел на сцену и, обращаясь в зал, откуда устремились на него сотни глаз, потер ладонью пересохшие губы.
— Мне врать нечего. Идем мы после обеда с Минодорой из правления колхоза и тихонько рассуждаем о том о сем, о колхозной, значит, хорошей жизни. Вдруг из избы дяди Василия навстречу нам женщина. Я еще подумал — чья бы это женщина? А это и была Варвара, сестра моей жены. Поровнялись мы. «Откуда?» — она нас. «Из правления», — мы ей. «Зачем?» — «Так и так. А ты откуда?» — «К мужу ездила». — «Скоро его отпустят?» — Минодора ее. «Через неделю, слышь». — «Почему такую вольготу кулаку?» — это уж я.
— Врешь, так не спрашивал, — тихо заметила Юха.
А мне Варвара и молвила: «Он, слышь, ударник — Карпунька-то, вот и отпускают. Он от центры две награды получил».
— И опять врешь, — громче произнесла Юха.
— Может, ты нам наврала? Я так и подумал: «Ой, врет баба». Но сам я человек правдивый, и на родню врать нет способности. Как зять, даю тебе совет: расскажи, как в кармане огонь принесла. И как здорово, граждане, — вдруг крикнул Перфилка, — испужался я. Прямо, истинный бог, не пойму, откуда взялся огонь. Говорила она еще, что, искупавшись, шла через кладбище, поклонилась могиле Абыса и тронулась в лес. У гумна второй бригады, возле дубового куста, захотелось ей… как это удобнее сказать, — ну, облегчиться…
— Тише, граждане, — окликнул Алексей.
— Но не удалось, потому шел человек, то есть Авдей — фершал. Испугалась баба и присела в куст. И говорит нам: «Сижу, слышь, дрожу, а он идет и идет. Подошел, остановился супротив, поглядел…»
— Не глядел он! — крикнула Юха.
— Да не на тебя… А как вынул из кармана пузырек…
— И опять врешь, — не утерпела Юха, — склянку.
— Подожди-ка, — остановил Перфилку Алексей. — Продолжай, Варвара.
— Отпустите вы меня, Христа ради. Сил нет, умру.
— Ты прямо скажи, за что ударила фельдшера.
— Ничего не помню.
— Постарайся вспомнить.
— Изнасиловать хотел, — вдруг заявила Юха и закрыла лицо руками.
Послышался шум, голоса. Некоторые привстали, обернулись назад.
— Глядите, сам Авдей идет.
Авдей остановился возле шкафа. Лицо осунулось, глаза ушли под лоб.
— Подойди сюда, — позвал его Алексей.
Авдей забрался на сцену. За ним поднялись Роза Соломоновна и Прасковья:
— Итак, Варвара, — повысил голос Алексей, — ты ударила его за то, что он пытался произвести над тобой насилие?
Юха кивнула головой.
— Вот, Авдей Федорович, — обратился Алексей к фельдшеру, — Варвара показывает, будто вы пытались ее изнасиловать. Верно это?
Лицо Авдея на миг озарилось. Хотел было уже подтвердить, но, вспомнив, что как раз об этом и намекал Розе Соломоновне, заранее опровергая, только плечами пожал. Сказать «да», — тогда зачем же обманывал он врача? «Нет», — тогда как ручаться, что Юха, озлившись, смолчит?
— Мне, Алексей Матвеич, не до этого, — нашелся Авдей, ощупывая повязку.
— Я только спрашиваю — верно она говорит?
— Пусть лежит на ее совести.
— Стало быть, отрицаете? А скажите, она не говорила вам, что с ней приключилось?
В тишине было слышно, как тяжело и часто дышала Юха, с лица ее градом катился пот.
— Это загадка, — чуть помедлив, ответил Авдей. — Думаю, такие спички купила в Алызове.
— Да, спички, — торопливо подтвердила Варюха.
— А о какой склянке вы спорили сейчас с Перфилом?
— Перфил привык врать.
В зале послышался смех.
— Вот так родня!
Перфилку этот возглас разозлил. Он действительно на этот раз говорил правду, а ему не верят.
— Ты сама врешь! — закричал он. — Ты что нам говорила? Авдей, слышь, в кладь тряпичку засунул, а ты подглядела, да вынула, да в карман положила! И хотела показать нам, глядь — загорелось. Чего ты?.. Э-эх, пропадешь!
При последних словах Перфилки Роза Соломоновна укоризненно покачала головой и подошла к Алексею:
— Дайте я скажу.
Выйдя к столу и обращаясь в зал, она от волнения долго не могла подыскать слов.
— Или вы, гражданин, лжете, — обратилась она к Перфилке, — или она клевещет на Авдея Федоровича Эта женщина, — указала пальцем на Юху, — классовый враг. Мы с Авдеем Федоровичем догадываемся о ее делах. И если не удалось ей совершить очередное преступление, так она решила взвалить все на Авдея Федоровича. Злоба у нее на него с тех пор, как я уговорила его вступить в колхоз. Ожоги произошли по ее неосторожности. Не забудьте, она ездила к мужу на свидание и везла оттуда для колхоза несчастье. Она определенно хотела повторить то, что на днях произошло в третьей бригаде. Граждане, перед вами страшная женщина. Я даже отказалась ее лечить. И только Авдей Федорович пожалел и сам пошел делать ей перевязку. А чем она его отблагодарила?
Авдей прислонился головой к стене. То, чего боялся, как раз произошло. Сунуло же ее с языком. Но отмалчиваться уже теперь нельзя.
Не дожидаясь, когда к нему обратится Алексей, он подошел к столу и, дотронувшись до бинта, взволнованно начал:
— Граждане, хоть я и плохо себя чувствую, но раз дело касается меня, расскажу. Я пока не разобрался, что произошло, только помню, верно, она лежала в мазанке, и я согласился сделать ей перевязку. Прихожу, говорю: перевязку надо. Она заявляет: «Пусть Роза Соломоновна придет сюда». — «Ну, нет, — говорю, — она теперь знает, кто ты, и отказывается». — «Ага, так тебя убить подослала? Не дамся», — и не успел я ответить ей, как она ударила меня по голове палкой. Тут я упал…
— Ври, да складно, — ожесточенно прервала Варюха и стукнула кулаком по столу.
— Тише, — заметил Алексей. — Потом ты скажешь.
— И скажу, все скажу. Перфилка правду говорил.
— Перфил тебе зять, — тихо произнес Авдей. — Пусть Минодора лучше скажет.
— Говори хоть ты, Минодора! — крикнула Юха. — Все расскажи про этого черта… Э-эх, дья-а-а-вол! — взвизгнула Юха и бросилась было на Авдея.
— Варвара! — строго окликнул Алексей. — Не буянь. Ты про какие спички говорила?
— Никаких спичек… А положила я в карман… У-ух! — вдруг затряслась она и сжала кулаки на Авдея, — Не Карпуньку в тюрьму, а тебя. И эта московская барыня: «Уговори-и-ила», — он сам тебя десять раз уговорит, сволочь, африкан.
— Ты лайся, авось поверят, — упавшим голосом заметил Авдей.
— Где склянка? — неожиданно обернулась она к нему.
— Какая?
— Все знаю.
— Чего ты, гулена, знаешь?
— Я гулена? — опять ринулась к нему Юха. — Вот ты как? Забыл Якова?
— Какого тебе Якова? — совсем понизил Авдей голос.
— Абыса!
