— О боже! Что ты говоришь, отец! — поразилась Вера Дмитриевна. — Уж не считаешь ли ты, что портным быть интереснее?
— О портновской профессии не задумывался. Поглядеть на твой наряд, хотя он мне не очень по вкусу, попугайский уж слишком, а ведь кто-то придумывал, изобретал, чья-то фантазия работала, нравится кому-то, тебе, например.
— Не понимаю, не понимаю, не понимаю! — взявшись за голову, растерянно твердила Вера Дмитриевна. — Папа! Среди твоих знакомых, видных военных, кто-нибудь выдал дочь за портного, продавца, парикмахера или кого-нибудь в этом роде?
— Не знаю. Не интересовался. Интересовался, хорош ли человек.
— Верочка, радость моя, рано Асе о замужестве думать, — кротко вставила бабушка.
Ася резко поднялась и без слов ушла.
— Догадываетесь, видите?! — испуганно и вместе пугающе произнесла Асина мама. — Она влюблена. Я вышла замуж сразу после школы за одноклассника, и она выскочит. Только мой муж сделал карьеру, а этот… Она влюблена. Год платонических излияний, а там… Что год! Секс среди молодежи бушует. Знали бы, что в Англии делается! Целуются в метро, на бульварах, на улицах, на глазах у людей. Девушки, парни без стыда.
— То в Англии, — не согласился генерал.
— А! И у нас тоже, — досадливо отмахнулась Вера Дмитриевна. — Что делать? Как избежать конфликта? Она упрямая девчонка. Папа, мама, вы избаловали ее, вы поддерживаете ее упрямство.
— Самостоятельность, — поправил генерал.
— Да, пожалуй, напрасно я не взяла ее с собою в Англию, — не слушая отца, возбужденно рассуждала Вера Дмитриевна, шагая по комнате, прижимая к груди стиснутые руки. — Теперь поздно, из десятого класса не заберешь. Стоп! Идея. Если добиться для нее после школы длительной командировки в Лондон для усовершенствования языка? Я… муж добьется. Единственный способ уберечь Асю от дружбы, возможно, брака, нет, брак невозможен, но все же зачем рисковать? Папа, мама, мы живем не в начале революции, а в семидесятых годах.
— Мы живем, а не кто-то, — возразил генерал.
— Он сперва младшим лейтенантиком был, — кивнула на мужа Прасковья Ивановна. — Я за младшего лейтенанта замуж выходила, генеральство нам и не снилось. На боевом посту заслужил, да после войны в академии. А я как была фронтовой медсестрой, так и есть, да еще пенсионерка безногая, вам в обузу.
— Глупости не говори, — строго остановил генерал.
— Еще один аргумент против, — расстроенно продолжала Вера Дмитриевна. Видно было, она по-настоящему обеспокоена влюбленностью Аси в Антона. Что Ася влюблена, Вера Дмитриевна не сомневалась. Интуиция подсказывала ей, что это так и, вероятно, всерьез. Как ни мало она знала дочь (шесть лет разлуки), но угадывала и чувствовала в ней натуру волевую и бескомпромиссную. Такие способны на самые неожиданные и, с точки зрения здравых людей, неблагоразумные поступки. — Я не хотела при Асе приводить этот аргумент, — делилась Вера Дмитриевна. — Они… — Вера Дмитриевна помедлила, вспыхнула, ямочки на ее щеках от смущения обозначились явственней. — …Портные и прочие… берут чаевые. Представляете, Асин друг и… чаевые?
Генерал поднялся, заложил руки за спину и медленно зашагал по комнате вдоль стола, мимо кресла бабушки, которая следила за ним вопрошающим взглядом. Вера Дмитриевна опустилась на стул. Теперь отец расхаживал, а она сидела, тревожно ожидая ответа.
— В целом наше общество — организм здоровый, но болезни есть. Чаевые — одна из болезней. Болезни надо лечить. Как?
Генерал ходил и вслух думал. Все молчали.
— Вот такие мальчишки, честные, чистые, некорыстные, наверное, и могут стать лекарями. И станут. Чем больше таких некорыстных мальчишек вовлекать в профессию, которой грозит болезнь чаевых, тем излечимей болезнь. Ты сказала: и прочие?
Он закурил новую папиросу.
— Ну? — спросила Вера Дмитриевна.
— Когда опытному хирургу близкие больного перед операцией дают с глазу на глаз в конверте триста рублей — это что?
— Совсем другое! — возмущенно и испуганно воскликнула Вера Дмитриевна.
— Не другое. Те же чаевые, только в более интеллигентной форме и крупном масштабе.
— Единичные, исключительные случаи! — кипела Вера Дмитриевна.
— Может быть, единичные, исключительные, а в принципе то же. Если болезнь даже в зародыше, ее надо лечить.
Наступило молчание.
— Как же мы решили с Асей? — робко спросила Вера Дмитриевна.
— Пора ей самой решать за себя, — ответил генерал.
Вера Дмитриевна хрустнула сплетенными пальцами.
— Но мы должны ей помочь? Папа, мама! Неужели мы не должны ей помочь?
Сегодня по расписанию производственное обучение. Два раза в неделю класс занимается в производственных мастерских на противоположной от ПТУ окраине города. Ехать туда около часа на троллейбусе, с пересадкой на автобус. В утреннее время на остановке очередь. Антон пролез без очереди, захватил место у окна и погрузился в раздумье.
Вчерашняя, сначала дружеская встреча, а в заключении разрыв с домом генерала Павлищева ошеломили его.
«Кретин, идиот, как я смел сожрать у них три пирожка, даже четыре! — пилил себя Антон. — Они наблюдали, как я лопал их пирожки, и генерал и лондонская Асина мама. Ведь у них там этикеты. К чертям! Ноги моей в их доме больше не будет. Да они и не позовут, аристократы, высший свет! А если бы даже позвали… нет уж, Асенька, мы не рóвня, я в друзья тебе не гожусь. И не рвусь!»
Погруженный в гневные размышления, Антон не сразу услышал реплики на свой счет; между тем его обсуждал чуть не весь вагон.
— Чистая срамота — молодежь наша! — уловил наконец Антон шамкающий голос. — Старуха больная, еле стою на ногах, а он нет чтоб место уступить — ведь в бабки, а то и прабабки тебе, бесстыжий, гожусь, — уставился в окно, будто не видит.
— В самом деле, стыдно, молодой человек, не уступить место пожилой женщине, — подхватил кто-то.
— Я не заметил! — пристыженно вскочил Антон.
— И врут, и врут на каждом слове, — укоряли его.
На место Антона, к окну, пробиралась сгорбленная старушенция, укоризненно тряся головой.
— Не заметил. Чего тебе надо небось замечаешь.
— Эгоистична наша современная молодежь, бездушна.
Некоторое время продолжалось обсуждение неблаговидного поступка Антона. Он молчал.
Все на одного. Эх вы, люди! Никто не поможет. Эх, вы!
Снова он жалел себя, одинокого. В обиде забыл: а мама? А Колька? А Славка? А Семен Борисович? А Хорис Абрахманович? А… Гри-Гри?
Из учителей своей бывшей школы Антон сейчас более всего помнил Гри-Гри. При всех его язвительных придирках и строгостях, он был интересным учителем. Его уроки не вызывали зевоты. Напротив, будоражили, поднимали что-то в душе, он был увлеченный, одержимый.
Антон помнил, папа говорил: талант всегда одержим.
А еще… разве забудет Антон письмо Гри-Гри, где он протягивает ему, девятикласснику Новодееву, руку? За эти несколько дней, перевернувших всю жизнь Антона, он понял, что значит дружеская рука.
В производственные мастерские Антон приехал раньше звонка, и миловидная женщина в светлом, складно сидящем на ней трикотажном костюме приветливо встретила его:
— Здравствуй, Антон. Директор предупредил, что придет новенький. Наш Семен Борисович все знает, все помнит, как только голова держит! А я мастер производственного обучения, веду мальчишечий класс, в девчачьих классах по тридцати, а то и больше учащихся, у меня всего двадцать. Не очень-то мальчишки в портные идут, а напрасно: работа красивая, самостоятельная, если котелок варит, конечно. Идем, покажу до звонка мастерские.
Мастерские занимали несколько комнат на первом этаже четырехэтажного здания.
— Наша, — вводя в одну из комнат, сказала мастер Лидия Егоровна, которая, проработав пятнадцать лет портной в ателье да десяток закройщицей, перебралась сюда учить и воспитывать будущих мастеров и новой работой довольна, потому что любит и жалеет ребят. Здесь, в ПТУ, больше ребят из неблагополучных семей, а у Лидии Егоровны было тяжелое детство, она понимает… — Типы вы все, перцы, а в каждом живинка, расшевелить только надо. Я по призванию педагог, немного припоздала свой талант разглядеть…
«„В одежде старайся быть изящным, но не щеголем. Признак изящества — приличие, а признак щегольства — излишество“. СОКРАТ». Такое начертанное крупными буквами наставление в деревянной раме висело на стене мастерской.
— Великие мудрецы о наших задачах высказывались, — толковала Лидия Егоровна.
«Даже Сократ!» — удивился Антон, понемногу уже располагаясь к своему ПТУ.
Неизвестно, как пойдет дальше, а пока он не испытывал разочарования и вчерашнее настроение Асиной мамы старался выбросить из головы. Он решил быть человеком твердого характера, не поддаваться чужим влияниям.
