— Не выводи меня из себя, — и он сжимает кулаки.
Любаша бросает на отца злой взгляд.
— Не пугай меня. Я не боюсь.
— Ты хочешь встретиться с этим непутёвым? — укоризненно спрашивает у дочери Елизавета Никитична, стоя у раскрытого чемодана.
— Нет, я с ним не встречусь.
— Ну вот видишь, дочка, — неожиданно примирительно говорит Коротеев. — А я больше от тебя ничего и не хочу. Разве я могу тебя обидеть, глупенькая ты такая? — И, взяв за плечи дочь, прижимает её к груди. Голос его становится мягким, чуть ли не слезливым. — Доченька ты моя родная, — необычайно ласково говорит он. — Ты же у нас единственная; нет тебе ни в чём отказу… Для тебя мы и живем. Ты ведь нас не покинешь…
Любаша головой прижалась к груди отца. К ним подходит Елизавета Никитична. Тимофей Кондратьевич берёт её за плечи и тоже прижимает к себе.
И вот они втроём: мать, отец и дочь, глядят друг другу в глаза и кажется, между ними нет уже никаких разногласий и они навсегда помирились… навсегда!
В это время в дверях послышался стук.
— Это шофёр, — поморщившись, говорит Тимофей Кондратьевич. — Мы никуда не едем.
Стук повторился.
— Войди! — отзывается Тимофей Кондратьевич.
Дверь распахивается, и на пороге появляется Иван Бровкин.
Всего на свете могли ожидать в эту минуту Коротеевы, но только не этого…
Кажется, у Тимофея Кондратьевича отняли язык, лишили его воздуха, зрения… Он стоит на месте, совершенно потерянный, мигая глазами и не понимая, что происходит…
Хозяйка, наверно, впервые в истории этой семьи, не попросила гостя войти и тоже застыла на месте, удивлённая и испуганная.
Но оцепенение было прервано голосом Вани:
— Разрешите? — и, сделав несколько шагов, он входит в комнату. — Здравствуйте!
— Здравствуй, — после долгой паузы, с трудом, еле выговаривает Тимофей Кондратьевич, высвободив из своих объятий дочку и жену.
— Здравствуйте, Елизавета Никитична, — говорит Ваня.
Этот непрошенный гость ещё улыбается!
— Здравствуй, Ваня! — отвечает Елизавета Никитична, идя к нему навстречу. Она оглядывает его с ног до головы. — Боже мой! Как ты вырос… и какой-то совсем другой стал…
Любаша прислоняется к стене и широко раскрытыми от неожиданности удивлёнными глазами смотрит на Ваню.
Ваня смело, с несвойственной ему развязностью подходит к Коротееву, всё ещё стоящему на месте, и протягивает ему руку:
— Здравствуйте, Тимофей Кондратьевич!
— Здравствуй, Иван! — и Коротееев пожимает Ване руку.
Ваня поворачивается спиной к Коротееву, медленными шагами приближается к Любаше и еле слышно говорит:
— Здравствуй, Любаша!
Любаша немигающими глазами смотрит на Ваню и не может вымолвить ни слова.
— Любаша… — шепчет Ваня, не обращая уже никакого внимания на её родителей: ни на грозного для него когда-то Тимофея Кондратьевича, ни на Елизавету Никитичну. — Любаша! — повторяет он.
— Что? — голос Любаши еле слышен.
— Здравствуй!
— Здравствуй, Ваня, — шепчет она, словно боится произнести это громко, чтобы не вспугнуть своего счастья…
Вспомнив о хозяевах дома, Ваня снова обращается к ним, пытаясь за напускной развязностью скрыть своё смущение.
— Извините, но не мог не зайти к вам и не засвидетельствовать своего почтения.
— Чего тут извиняться? Садись, Ваня! — говорит Елизавета Никитична, выдвигая из-за стола стул и оправляя скатерть.
— Садись, садись! — всё ещё хмурясь, приглашает его Тимофей Кондратьевич.
Но Ваня, словно не слышав приглашения, поворачивается к Любаше.
А Любаша? Её как будто приковали к стене. Она так и стоит с полуоткрытым ртом и расширенными зрачками. Она по-прежнему глядит на любимого, который так смело вошёл сюда, в её дом. Значит, всё это неправда! Значит, люди лгали, когда говорили, что он разлюбил её!..
Ваня снова приближается к ней, шаря в карманах, будто ищет какой-то подарок. Но, не найдя ничего (а у него ничего и не было!), разводит руками и, виновато посмотрев на Елизавету Никитичну, оправдывается:
— Я так замотался в Москве, так спешил сюда, что… вот… ничего и не успел купить.
— Ничего… ничего, садись! — предлагает Тимофей Кондратьевич.
В освещённом гараже шофёр Коротеева — Николай — заливает бензин в бак «Волги».
Здесь же стоит уже готовый к поездке Самохвалов.
— Не понимаю, — говорит шофёр. — Зачем Любашу отвозить в город?
— На всякий случай, — отвечает Самохвалов, — пока здесь Бровкин.
— Ничего из этого не выйдет! — уверенно говорит Николай. — Видел ты сегодня Бровкина?
— Конечно, видел, — отвечает Самохвалов.
— Ни одна девушка не устоит перед таким парнем! — категорически заявляет Николай. — Тем более Любаша — она ведь его так любит…
Где-то в темноте, за забором, притаился молодой гармонист. Он свистит точно так же, как когда-то свистел Бровкин.
Открывается окно одного из домов, и показывается девушка. Прислушивается к свисту…
В доме Коротеевых за чайным столом сидят: Коротеев, Ваня, Любаша.
Елизавета Никитична разливает чай.
С улицы доносится свист.
— Соловьи поют, — говорит Ваня, взглянув на Любашу.
— Да, соловьи… Откуда в нашей деревне соловьи? — ворчит Тимофей Кондратьевич. — После твоего отъезда я ни разу не слыхал соловья…
— Вот слушайте, Тимофей Кондратьевич. Это же не я. Натуральный соловей.
И, взглянув на Любашу, Ваня спрашивает:
— Может, прогуляемся?
Любаша, ничего не ответив, сразу же встаёт.
Встал и Иван.
Коротеев вопросительно глядит на жену.
— Пусть погуляют дети. Только возвращайся скорей, Любаша, — говорит мать.
Любаша и без этого разрешения, молча, как загипнотизированная, уже идёт к двери. За нею, даже не попрощавшись с Коротеевыми, выходит Иван.
Коротеев долго глядит на закрывшуюся за Любашей и Ваней дверь и потом, по-обычному хитро прищурившись и чуть улыбаясь уголками губ, говорит жене:
— А парень-то какой! Орёл! Можно сказать, первого сорта! — и поднимает кверху большой палец.
Любаша и Ваня медленно спускаются с крыльца. Вдруг из-за угла дома появляется овчарка Руслан. Увидев Ваню, Руслан яростно залаял и бросился к нему. Ваня инстинктивно рванулся и вскочил на забор, но забор, не выдержав тяжести, повалился наземь. Ваня, успевший вовремя отскочить, хватает за руку смеющуюся Любашу и бежит вместе с ней вдоль освещённой улицы.
За ними с лаем мчится Руслан.
На лай собаки и громкий смех прохожих выбегает Коротеев. За ним — Елизавета Никитична.
Стоя на крыльце, Коротеев удивлённо разводит руками.
— А… зачем забор ломать?
— Ничего, — говорит Елизавета Никитична, беря мужа за руку. — Дай бог им здоровья — пусть ломают… это к добру…
Любаша и Ваня идут вдоль берега реки, освещённой лунным светом.
Рядом с ними мирный и ласковый Руслан, уже подружившийся с Иваном.
А из деревни слышна гармонь и песня:
Не для тебя ли в садах наших вишни
Рано так начали зреть?
Рано веселые звездочки вышли,
Чтоб на тебя посмотреть?
И голос певца очень похож на голос Вани.
ФИЛЬМОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
ИВАН БРОВКИН НА ЦЕЛИНЕ
Киностудия им. М. Горького, 1958, 10 ч., цветной.
Автор сценария — Г. Мдивани. Режиссер-постановщик — И. Лукинский. Главный оператор — В. Гинзбург. Художник — Л. Блатова. Композитор — А. Лепин. Текст песен А. Фатьянова. Звукооператор — В. Хлобынин.
В ролях: Иван Бровкин — Л. Харитонов, Мать Бровкина — Т. Пельцер, Коротеев — С. Блинников, Его жена — А. Коломийцева, Любаша — Д. Смирнова, Захар Силыч — М. Пуговкин, Полина — В. Орлова, Барабанов — К. Синицын, Абаев — Т. Жайлибеков, Ирина — С. Зайкова, Самохвалов — Е. Шутов, Бухаров — С. Минин, Юрис — Ю. Ликумс.
Текст песен А. Фатьянова.
