— Вы по природе своей актер, не снабженец! Я говорю, актер вы, вам нравится играть, притворяться, представлять собою личность большую, чем вы есть на самом деле! — кричал парень в телефонную трубку. — Аплодисменты, которые достаются на долю вашего братца Лазаря Либермана, не дают вам покоя. Что? Не слышно? Вы такое слушать не любите! А у меня нет среди братьев артиста, и мне не надо шумной славы. Я говорю, мне не надо славы. Хотел бы остаться снабженцем. Меня вполне устраивает эта небольшая роль в истории! -— Выслушав, что ответил ему Либерман, парень продолжал: — Я расстанусь с вами без слез и рыданий, пожалуйста! Даже выпью стопку водки на радостях! За меня не тревожьтесь, я устроюсь. Пойду к Батманову, он, говорят, всем находит работу... Да вы мне не грозите, я не маленький. Лучше одумайтесь сами — ваш Яков Тарасович уехал, не осталось покровителей вашего искусства!..
Заметив Батманова, стоявшего в дверях, парень вскочил и вытянулся, забыв про телефон.
— Кто вы такой? — спросил Батманов.
— Федосов, ответственный исполнитель по техническому снабжению.
— Почему я вас не знаю?
— Между вами и рядовыми работниками иногда стоят начальники отделов. Нас, снабженцев, не видно за фигурой Либермана. — Федосов отвечал, прямо глядя в глаза Батманову.
— Да, каркас у него здоровый, — согласился Василий Максимович. — В связи с чем упоминали вы меня в вашей энергичной беседе?
— Я собирался просить вас дать мне работу, не связанную с Либерманом. Надоели эти декорации: работаем плохо — выглядим хорошо, не стараемся работать лучше — стараемся выглядеть блестяще. Обманываем вас бодрыми рапортами по военному образцу: «уже исполнено... уже изыскано... уже запрошено...» На самом деле все в беспорядке, ничего не сделано, ничто не исполнено. В снабжении нет плана. Участки вопят, мы их успокаиваем, врем на каждом шагу. Многих материалов нехватает, они, может быть, пока и не нужны, но скоро понадобятся, и тогда неизбежны задержки в строительстве. Необходимы чрезвычайные меры, мы же сочиняем бумажки на случай перестраховки...
Федосов высказался в один дух, как человек, у которого наболело на сердце. Телефонная трубка, брошенная им, урчала и шипела. Батманов взял ее и приложил к уху.
— Алло, Федосов, я вам запрещаю ходить к Батманову! — кричал Либерман на другом конце провода. — Маменька родная, зачем выносить сор из избы? Мы с вами поругались, мы и помиримся. Мало ли что бывает! Уверяю вас, нет никакого смысла портить со мной отношения, — голос Либермана звучал медоточиво.
— Либерман, — сказал в трубку Батманов, — сору в вашей избе оказалось действительно изрядно, я зашел и сразу утонул в этом мусоре. Вы меня слышите? — Либерман не отозвался, должно быть, опешил от неожиданного вмешательства начальника в телефонный разговор. — Выезжайте в Новинск, я вас здесь обрадую: нашелся на земном шаре еще один снабженец, кроме вас, причем не дурак и как будто не жулик. Этот ваш учитель-денщик запутал вас.
Когда Либерман вернулся из Рубежанска, Батманов, не откладывая, произвел разделение снабженческого ведомства на две части. Вызвав к себе обоих снабженцев, Василий Максимович заново отрекомендовал Либерману Федосова:
— Познакомьтесь и давайте покопаемся в вашем мусоре.
Федосов подробно рассказал, как обеспечены участки. Он не допустил ни одного выпада против своего бывшего начальника, ни разу на него не сослался, однако все им сказанное как бы хлестало Либермана по лицу.
Многого нехватало на строительстве: труб, задвижек, муфт, сварочных аппаратов, электродов для сварки, подводного кабеля, жидкого стекла, битума и других материалов. Федосов держал перед собой пространные ведомости, и перечислению недостающих материалов не предвиделось конца. Каждое название в перечне Федосова имело свою запутанную историю. Трубы, задвижки, части оборудования насосных станций были связаны с заказами через Наркомвнешторг, и не приходилось рассчитывать на их быстрое получение. Некоторые материалы отгружались южными заводами в первые дни войны и пропали в пути. Теперь эти заводы либо перемещались на восток, либо, уже обосновавшись на новом месте, выпускали другую продукцию — для фронта.
Федосов в докладе старался представить картину во всей сложности, без утайки и прикрас. Самого снабженца интересовало, как отнесется начальник к его сообщениям. Он ждал бурной реакции. Но лицо Василия Максимовича выражало только внимание и напряженную работу мысли. Он был доволен тем, что располагал, наконец, ясностью в запутанном хозяйстве технического снабжения, которой ему нехватало. Он уже обдумывал первые безотлагательные меры.
Либерман, стоявший с видом человека, несправедливо обиженного судьбой и людьми, напрасно ждал громов и молний на свою голову и зря готовил длинную защитительную речь. Василий Максимович вызвал секретаря, продиктовал короткий приказ об организации нового отдела под руководством Федосова и тут же подписал его.
— Еще один вопрос, товарищ начальник, — сказал Федосов. — У нас в снабжении общий баланс, одно финансовое хозяйство. Просьба разделить нас и в этом.
Предчувствуя, что на первых порах Либерман будет мешать Федосову, Батманов по телефону распорядился выделить новый отдел на самостоятельный баланс.
Главный бухгалтер возражал: нельзя выделять отдел сейчас, следует подождать завершения отчетного года. Вообще-то лучше воздержаться — мероприятие не в интересах бухгалтерского учета.
— Зато в интересах строительства. Когда вы запомните истину: ваша бухгалтерия существует для строительства, отнюдь не наоборот. Не хочу я ждать вашего отчета. И поменьше сердите меня страшным бухгалтерским учетом, а то возьмусь за него вне очереди и сделаю его совсем нестрашным... Идите, делитесь, — обратился Батманов к снабженцам. — И учтите: никаких интриг и каверз не затевать. Можете не любить друг друга, испытывать антипатии и прочие драматические чувства, но на работе обязаны помогать друг другу, дружить и, если полезно для дела, то и целоваться. Не дай бог услышу, что вы предприняли мышиную возню!
Толстое широкое лицо Либермана с большим носом и тусклыми глазами выразило иронию и высокомерие. Это заставило Василия Максимовича, отпустив Федосова, задержать Либермана.
— За сор, обнаруженный мною в вашей избе, полагалось бы вам крепко всыпать. Я воздержался, полагая, что вы сами сделаете нужные для себя выводы и оцените мою деликатность. Я ошибся, выводов вы не сделали, деликатность мою не оценили, это видно по вашему лицу. Смотрю я на вас и удивляюсь, что вы за человек, Либерман? Врагом вас считать нельзя. Но вы пока и не помощник. Все вывернуто у вас наизнанку. И не глупый вроде человек, а дури много. Вы подумайте о себе, иначе рискуете заплыть в такую даль, откуда не сумеете выплыть. Сейчас война.
— Отпустите меня лучше со строительства. Я не гожусь, разучился работать, — смиренно, однако неискренне сказал Либерман.
— Бросьте, Либерман, не устраивайте спектакля. Я люблю совсем не то, чем вы меня угощаете. Искренность и прямота нужны мне от вас. Будьте каждую минуту самим собой, не фальшивьте, подавайте все так, как есть на самом деле. Я категорически хочу обезопасить себя от нового сора в вашей избе. Она ведь отчасти и моя изба, не правда ли? Давайте лучше содержать ее в образцовой чистоте.
— Работаю день и ночь, стараюсь изо всех сил. Маменька родная! И все не хорош...
— Извольте изменить метод работы. Помните, мы говорили с вами о методе? Жаль, приходится повторять. Предупреждаю — больше повторений не будет.
Батманов помолчал, выжидая ответа. Либерман стоял к нему в профиль.
— Вы читали мысли Льва Толстого, записанные его близкими? — неожиданно спросил начальник.
— Помнится, читал, — неуверенно и удивленно ответил Либерман.
— Напомню одно его высказывание. Именно вам есть смысл хранить его в памяти. Лев Николаевич сказал, что человек подобен дроби, где числитель — это то, что он действительно собой представляет, а знаменатель — то, что он о себе воображает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь. Коли знаменатель — бесконечность, дробь равна нулю. Хорошее изречение, правда?
Либерман не отозвался. В склоненной его голове с рыжим бобриком и в толстой шее было что-то по-бычьи упрямое.
— Привыкайте смотреть в глаза, когда вам говорят неприятные, но справедливые вещи! — слегка повысил голос Батманов. — Вы рискуете, по формуле Толстого, обратиться в ноль. — Василий Максимович изобразил ноль пальцами. — Даю вам немного времени на размышления. Или мы договоримся, или я переведу вас самым младшим экспедитором к Федосову.
После этого объяснения начальник строительства на время оставил Либермана в покое, он знал силу своих внушений. С тем большей энергией принялся Батманов налаживать хозяйство Федосова. Он лично познакомился с каждым работником нового отдела, участвовал в первом совещании коллектива отдела.
