нее? Что же касается меня и моего дома, оставьте мне самой решать этот вопрос. И я вам скажу, что я его давно решила: дом — мой и семья — моя! И если кто-нибудь еще раз скажет мне то, что говорил сегодня, он станет моим врагом.
С тех пор никто больше не вмешивался в ее жизнь.
Однако на этом история Патимат, Зубаира и Зарият не закончилась. Хотя Патимат и обладала удивительной способностью подбирать супружеские пары, такой способностью, что даже умудрилась женить собственного мужа, все-таки надо сказать, что счастья, семейного счастья из этого не вышло, хотя главная цель — рождение детей, чтобы Зубаир не остался в старости одинок, — и была достигнута. Но семья эта, столь искусственно склеенная, распалась так же неожиданно, как и возникла. Зубаир так и не смог отвыкнуть от своей любимой Патимат. А Зарият так и не сумела полюбить равнодушного мужа. Поэтому, как только подвернулся случай, она ушла к другому — бухгалтеру из района и, кажется, была с ним счастлива.
Правда, ее дети, привязавшиеся к Патимат, как к родной матери, и даже называвшие ее «баба», хотя она и протестовала, считая, что это обижает настоящую, кровную мать, эти самые дети — Хатимат, Хан-задай, Марьям и Магомед — наотрез отказались уйти с матерью.
И Зарият ничего не оставалось, как родить бухгалтеру еще четверых: двух мальчиков и двух девочек.
Тем и завершилась эта необыкновенная история.
…Солнце еще не взошло, когда Патимат, как всегда, отправилась к роднику. Медный кувшин в ее руке, лишенный оживляющего солнца, был похож на камешек, вынутый из воды.
— Йорчами, Патимат-ака! — нагнала ее Чамастак. — А я как раз хотела к тебе зайти. Представляешь, Тапус-то, оказывается совсем не легкомысленная, как мы все думали. Как можно ошибиться в людях! Говорят, за детьми Арипа смотрит лучше, чем родная мать. А Арип! Прямо воскрес человек…
— Я же всегда говорила, что женщина похожа на зерно, — подтвердила Патимат, — все зависит от того, в какую оно попадет почву.
— Патимат-ака, — услышали они чистый девичий голос. Это почтальон Кумсият, вставшая со светом, бежала на почту. — Патимат-ака, вам посылка… сами зайдете или занести?
— Какая девушка! Звонкая, как коса на лугу! — восхищенно заметила Патимат, и вдруг взгляд ее выразил озабоченность:
— Не знаешь, она засватана?
— Кажется, нет. Она ведь у нас недавно.
— Ты это точно знаешь? — забеспокоилась Патимат.
— Да!
Теперь она шла молча, опустив голову, и только одна мысль горела в ее голове, с кем бы соединить судьбу этой звонкой девушки, все неженатые парни аула проходили перед ее мысленным взором… и наконец лицо ее просияло. Она остановила свой взгляд на крыльце Омара: его младший сын Селим еще не был женат.
Они миновали последние сакли аула и вышли на открытую дорогу, где над снежными вершинами, извещая о приближении солнца, уже нежно и торжественно занималась заря.
А вот и родник. Патимат нагнулась над ним, и утренняя звезда, покачнувшись на воде, скользнула в ее кувшин, как золотая рыбка.
А теперь Патимат уже нет на свете. Ее душа отлетела к звездам и, может быть, тоже стала звездой, которая однажды на рассвете плеснется в роднике, как рыбка, и молодая горянка зачерпнет ее в свой кувшин. Когда уходят из жизни ворчливые, жалующиеся, всем и вся недовольные — это еще полбеды. А когда такие, как Патимат, для которых каждое земное утро было праздником…
В пути снова и снова думала я о судьбе горянки, яркой, как альпийский луг, как тот цветастый кашемировый платок, так любимый ею, и в то же время суровой и однообразной, как эти голые отвесные скалы, когда их покинет солнечный луч.
Как совместить это? Как объяснить?
Я думала о всех вместе и о каждой в отдельности. Ведь ни одна женщина, встреченная мною в горах, не была обделена ни душевной щедростью, ни мужским мужеством, ни глубокой женской верностью… Поистине прав мудрый Туку: «Роса выпадает на каждую травинку». Незаметны и скромны лесные травы, полевые цветы, но упадет солнечный луч, и роса вспыхнет на каждом лепестке драгоценным алмазом.
Жизни не хватит, чтобы обо всех рассказать, ума и мудрости не хватит, чтобы по достоинству оценить и отразить своеобразие целого народа.
И все-таки я, глядя в синее темнеющее пространство, где уже не различимы ни земля, ни горы, ни небо, заклинаю судьбу:
— Пошли мне еще много-много светлых дней и ясных ночей, и хороших людей…
Когда мы читаем, страницу за страницей, романы Фазу Алиевой, перед нами возникает Дагестан во всем неповторимом своеобразии его природы, быта и обычаев горцев. Мы видим суровые неприступные вершины, цветущие долины, аулы с их кривыми каменными улицами и саклями. Видим почтенных седых стариков аксакалов, неторопливо беседующих на годекане; видим стройных горских девушек с загорелыми лицами, идущих плавной походкой, проплывающих, словно куропатки… Многое является нашему мысленному взору: и созревающие в аульских садах яблоки, и огромные вековые сосны в горном поднебесье, и чистые прозрачные источники, и зеленые склоны, поросшие высокой травой, с пестрым многоцветьем ромашек, незабудок, колокольчиков. И видим праздники аульчан — весны, первой борозды, родников, укрощения молодого коня… И будто присутствуем на сельских сходах, свадьбах, поминках…
И не только зрительные образы рождаются в нашем сознании. Мы слышим, как шумит стремительный горный поток, как звучит зурна, как потрескивают охваченные огнем кизяки, которыми раньше топили печи, как громко и зычно перекликаются женщины с плоских крыш саклей. И запахи чувствуем — овечьих шкур, конского пота, мяты, свежеиспеченного чурека…
Познакомились мы и с аварскими народными поверьями, идущими из глубины столетий. Многое узнали, открыв для себя, возможно, впервые. Сколь все это своеобычно и удивительно! Узнали, например, что если человек подглядит, как распускается цветок, то все его желания исполнятся. Что нужно было успеть до свадьбы заплести невесте множество косичек, что, по обычаю гор, невеста, случайно встретившая своего жениха, должна была убежать. Что гостю полагалось срезать тыкву и со всей силой бросить ее о первую ступеньку крыльца: на сколько кусков тыква расколется — столько радости гость принесет в этот дом…
Но главное в том, что, как бы совершив путешествие по Дагестану, побывав мысленно в горах, посетив малые и большие, верхние и нижние аварские аулы, мы проникли в особый непростой мир женщины-горянки, замечательной по своему характеру, душевным качествам. Нам стало известно в деталях и подробностях, как жилось ей в прошлом, в далекие уже дореволюционные времена, и каково ее положение теперь, в наши дни, когда давно канули в вечность женское бесправие,
