Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева

Наш журнал «Женщина Дагестана» выбивался из графика. Номер нужно было сдать в набор еще два дня назад. Однако и сейчас не подписанная к печати рукопись лежала на моем столе. А между четвертой и седьмой страницами пугающе белели пустые полосы, оставленные для фельетона.

Но фельетона нет. И автора тоже нет. А ведь задание дано самой опытной, самой оперативной сотруднице нашего журнала.

Правда, на этот раз дело попалось не совсем обычное. Можно сказать, щекотливое дело. Абидат отправилась в горный район по письму, извещавшему, что в ауле появился злостный многоженец, и не какой-нибудь там обычный, сменивший двух-трех, нет, этот успел жениться сорок три раза. А самому еще и пятидесяти не исполнилось.

Сначала мы думали, что это розыгрыш. В нашей журналистской практике и такое случается. Но позвонили в район — все точно, факты, как говорится, подтвердились.

Вся наша женская редакция негодовала.

«Это будет такой фельетон, такой… — угрожающе повторяла Абидат, собираясь в дорогу. — Представляю, сколько мы получим писем. Да можно целую дискуссию развернуть. Мы все о девичьей чести толкуем. А мужская?..» При этом Абидат так сверкала глазами, что если бы неведомый многоженец стоял перед ней, он наверняка бы превратился в груду серого пепла.

И вот в результате — ни Абидат, ни фельетона! А время не ждет — полиграфисты берут нас за горло.

Но в тот самый момент, когда я решительно выдвинула ящик стола, чтобы отыскать в нем другой материал, пусть менее интересный, но зато реальный, существующий, дверь открылась, и на пороге появилась долгожданная Абидат со своим видавшим виды командировочным портфелем.

— Наконец-то! — кричу я и бросаюсь ей навстречу. Ящик, полный резервных рукописей, с грохотом летит на пол.

В кабинете собирается чуть ли не вся наша редакция.

— Скорее рассказывай! Ты его видела?!

Но Абидат молчит и смотрит в пол.

Молчат все сотрудники нашего журнала.

Абидат теребит замок своего портфеля, погружает руку в его глубины, долго шарит там, наверное, ищет свою записную книжку.

— Что с тобой, Абидат? — наконец не выдерживаю я. — Это была шутка?

— Нет, — медленно, с трудом произносит она и достает-таки свою записную книжку. — Вот, выписала имена всех его жен. — Она протягивает мне книжку.

Добрых четыре страницы заполнены одними именами.

— Подумайте, он даже помнит все имена! Потрясающая память! Куда же смотрел коллектив, руководство района, наконец? Да его, да его… — от возмущения голос мой срывается.

Абидат страдальчески морщится.

— Дело в том, что… он… он очень хороший человек. Я не могу написать этот фельетон.

Молчание. Словно в комнате покойник. И мне кажется, будто меня стукнуло по голове чем-то тяжелым.

«Может, у нее просто не получается. Творческая неудача? — успокаиваю я себя. — Она расстроена. Надо ее поддержать, вдохновить…».

— Ничего, Абидат, ты не волнуйся. Сегодня не получается — завтра получится. Давай я помогу тебе. Подумаем вместе.

— Знаете, — тихо произносит Абидат, смягчаясь от моего участия. — О нем невозможно плохое писать. Он хороший человек. У него глаза такие чистые, прямо как у ребенка… В общем, я лучше все скажу. В наш журнал я буду писать и оттуда, из района. Там такие интересные люди!..

В тело мое вмиг будто вонзились горячие стрелы, хотя я еще ничего не понимала.

— Одним словом, — выпалила Абидат, — я выхожу за него замуж… Можете в фельетоне сорок четвертой женой назвать меня. — И она дерзко вскинула голову.

Сначала меня прошиб холодный пот, потом мне показалось, что меня облили из казана кипящей водой.

— Абидат, Абидат, как же ты могла…

— Что, я не имею права полюбить человека? — окончательно осмелела Абидат. — Или ради этого фельетона я должна была отказаться от своего счастья, когда я его наконец нашла.

— От счастья быть сорок четвертой женой? — горько улыбнулась я. Но Абидат хоть бы что!

Мы теряли лучшего корреспондента, самого способного и исполнительного работника, на котором, можно сказать, держался журнал.

— Привози ты своего Дон-Жуана сюда. Зачем бросать такую хорошую работу и квартиру? Ты же знаешь, с каким трудом мы ее для тебя выпросили…

— Это невозможно, — грустно покачала головой Абидат. — Он так нужен в ауле. Мы уже все решили.

— Да кто он в конце концов? Чем он еще занимается, кроме женитьб и разводов? — Меня снова охватила обида.

— Он плотник, — как ни в чем не бывало, ответила Абидат, — а что часто женится, так это все от его доброты. Одной поможет, другой…

— Да-а-а, видно придется самой туда ехать. Надо разобраться.

— Что вы! — испуганно взглянула на меня секретарша. — Так мы еще без главного редактора останемся. Лучше пошлем Омара Юсуповича. — И она, бросив на Абидат уничтожающий взгляд, вышла.

И надо было, чтобы в этот самый момент позвонил инструктор обкома партии.

— Добрый день, женщины Дагестана, вас беспокоит отдел пропаганды, — сказал инструктор добрым, улыбчивым голосом. — Только что говорил с районом. Там, в клубе, завтра обсуждение вашей статьи «Замуж без калыма». Надо бы поехать. И хорошо бы поехать главному редактору. Ведь, кажется, это ваши родные места?..

Отвечаю коротко:

— Какой может быть разговор. Конечно, поеду.

А про себя думаю: «Как это некстати. Номер-то надо срочно сдавать. А тут еще, как снег на голову, эта непонятная история с Абидат. Придется разбираться, когда вернусь. Если обсуждение завтра — выехать надо сегодня же, немедленно. А номер? Да что я в конце концов! Будто без меня здесь не справятся. Еще как справятся. Когда дело касается нашего журнала, в редакции могут не спать, не есть. Душой прикипели к работе. Все мы тут со дня основания журнала, с первой странички, с первой буковки… А дом? Как отнесутся дома к моему неожиданному отъезду? Тут, пожалуй, все будет посложнее».

Звоню на работу мужу. Осторожно и медленно набираю номер. В голове мелькают разные варианты объяснения. Длинный гудок. Щелкает в трубке. Чужой голос отвечает — совещание, еще часа на полтора. Что передать?

— Передайте, пожалуйста, уезжаю в срочную командировку.

С облегчением вешаю трубку. Мне повезло. Когда муж узнает о моем отъезде, я буду уже далеко от Махачкалы.

Дорога проходит через горы. Поднимаешь голову — горы, горы и горы, уже тронутые осенней желтизной. Они разделены множеством узких тропинок, рвущихся в вышину. Куда они стремятся? В