То тут, то там возникали беспорядки, взлетали на воздух штабы, валились под откос эшелоны, падали под осколками и пулями солдаты рейха.
Дивизии надлежало обеспечить новый порядок в городе и в районе окрест.
На Витину голубятню и Вагнер и Саксе сначала смотрели сквозь пальцы.
Витя, боявшийся за судьбу своих любимцев, целыми днями держал птиц взаперти. Только ночью, при лунном свете, он сносил их по очереди в сарай и кормил. Днем на голубятне висел огромный железный замок с хитрым винтовым устройством.
По мере того, как фронт отдалялся от Ростова на восток, немцы вели себя все свободнее и злее.
Как-то встретив Витю во дворе, Саксе молча притянул его за ворот к себе и сказал, сухо блестя глазами:
— Партизан? Лазутчик?
— Нет, — ответил Витя, облизнув губы, — оружия нет.
— А зачем — голуби? Почта?
— Нет, — снова сказал Витя, — просто так...
— М-м-м, — морщась, пробормотал Саксе, — просто так... фриеденстаубе?[8]
— Просто так, — повторил Витя, — для красоты. Они от мирной жизни остались. Пусть живут.
— «Пусть живут»! — злобно узя глаза, повторил Саксе и поспешил навстречу полковнику, несшему в обнимку свернутое полотно картины. — «Красота» — по-русски — это, кажется, то же, что «красный»...
Выслушав между прочими мелочами сообщение Саксе о голубях, Вагнер чуть пожал плечами:
— Пусть себе возится. Это не мешает нам выполнять свой долг перед отечеством.
Полковник любил шутки, когда ниоткуда не грозила опасность.
Как-то Вагнер вернулся к себе бледный и трясущийся. В нескольких кварталах от дома его обстреляли из чердака, какого — он даже не успел заметить. Вагнер счастливо спасся от смертельной опасности, выскочив из машины в канаву и отутюжив ее честно животом.
Это было черт знает что! Несколько дней назад русские партизаны проникли в расположение десятой автоколонны 605-го штаба, закололи часовых и, истребив четыре десятка солдат, захватив их оружие, испарились.
Через неделю, вероятно, другая группа партизан взорвала гаубицу на 17-й линии Пролетарского района и также бесследно исчезла.
Нет, так воевать положительно нельзя.
Саксе счел удобным напомнить полковнику о голубях мальчишки.
— Это опасно. Однажды к нам могут явиться русские. Голуби еще древним служили почтой.
Полковник нашел в себе силы улыбнуться:
— Железный крест за храбрость мне, пожалуй, не стоит давать, Саксе, — сказал он в приливе откровенности. — Но что касается вас, мой друг, то просто трусость все-таки непростительна в немце.
Полковнику казалось, что он прекрасно выразился, доказав этому дураку Саксе, что он, полковник, все же умеет держать свои нервы в кулаке.
— Я не понимаю вас, — надулся Саксе.
— Ну, хорошо: приведите мальчишку.
Витя остановился у двери, лизнул сухие губы и хмуро посмотрел на круглого низкорослого полковника.
— Значит, у тебя есть птицы, мальчик? — насколько мог дружелюбно осведомился Вагнер. — Это очень хорошо. Но тебе придется зарезать их. Весьма жаль.
Полковник развел руки и повторил:
— Весьма жаль.
— Я резать не буду, — сказал Витя. — Они никому не мешают.
— О, да, вполне возможно! — согласился Вагнер. — Я тоже ценю птиц. Но сейчас война. Сейчас нельзя. Я тебя очень прошу освободиться от голубей. Иди.
— Я резать не буду, — уходя, сказал Витя и сжал зубы.
Саксе в немом удивлении посмотрел на Вагнера. Тот, перехватив взгляд, задумчиво постучал пальцами по столу.
— Вы еще молодой человек, Саксе, и не можете знать, как бывает в жизни. А я — травленая лиса, обер-лейтенант... — В голосе полковника появились жесткие нотки. — Я не знаю, чем кончится война, Саксе. Вежливость никогда никому не вредила. Впрочем, вы знаете цену моей вежливости. Не так ли?
Бросив взгляд на злое лицо Саксе, Вагнер добавил:
— Мы могли бы сами прирезать птиц. Но у этого волчонка злое лицо. Война есть война, разумеется, но мне не нужны личные враги.
Саксе с ненавистью посмотрел в тускло-голубые глаза Вагнера и, поняв, что с этим трусом каши не сваришь, шумно вздохнул. Старый интендантский осел просто смертельно боится партизан. Именно поэтому он заигрывает с мальчишкой.
Вагнер прохладно улыбнулся:
— Я не возражаю, если вы припугнете мальчишку.
Ночью Витю вызвали в штаб. Вернулся он оттуда с опухшим почерневшим лицом.
Встретив его на другое утро во. дворе, Саксе спросил:
— Зарезал?
— Нет, — сказал Витя. — Я голубей резать не буду.
В голове у Саксе блеснула мысль. Он сказал:
— Тебя вызывали в гестапо по приказу полковника Вагнера. Смотри, он не любит шутить.
И обер-лейтенант весело пошел в дом, решив, что он тонко напакостил этому трусу и хапуге Вагнеру.
На следующее утро, только-только забрезжил рассвет, Витя взял из голубятни синего почтаря и, засунув его за пазуху, покинул двор.
Когда взошло солнце, Метликин вернулся к себе и лег на сене, рядом с сестрой.
Маша вся дрожала от утреннего мороза, и из тряпок, в которые ее закутали Аркадий Егорович и Витя, виднелся только посиневший носик.
— Ты куда ходил? — спросила она брата. — За картошкой, да?
— Нет, — сказал Витя, — я голубя носил за город. Пусть полетает. А то совсем как в тюрьме. Ты никому не говори.
— Я никому не скажу, — пообещала Маша. — А если немяки увидят?
— Не увидят. Он примчится и тут же в летик шмыгнет. Почтари сразу в голубятню заходят.
Аркадий Егорович делал вид, что спит. Витя играет с огнем, но разве можно запретить ему это? Мальчик поймет так, что надо подчиниться немцам. Конечно, не покорится и возненавидит учителя. Аркадий Егорович на его месте, вероятно, поступил бы так же.
Может быть, офицеры заметили возвращение голубя. Но может статься, они только потом связали с птицами Вити то, что вскоре случилось.
В полдень над окраиной появились русские бомбардировщики, и от них, косо падая и свистя, понеслись к земле бомбы.
Вагнер и Саксе кинулись в блиндаж. Прошло немало времени, прежде чем Вагнер, наконец, сообразил, что бомбят не их дом, а аэродром, который недавно перевели на пустырь по соседству. Убедившись в этом по звукам частых разрывов, Вагнер, улыбаясь, вышел из блиндажа. Саксе, гневно щуря глаза, последовал за ним.
Во дворе они увидели Витю.
Мальчик стоял в рост и, весь сияя, следил за русскими самолетами. Всякий раз, когда они, выходя из пике, сбрасывали тяжелые фугаски или кассеты мелких бомб, разбитые губы мальчишки шептали какие-то слова.
Саксе со злобой посмотрел на Метликина и, обращаясь к полковнику, процедил сквозь зубы:
— Кто смешивается с отрубями, того съедают мыши, господин полковник. Вы не находите этого?
— А черт с вами! — передернул плечами Вагнер. — Делайте, что хотите.
Через час к дому, завывая, примчалась черная машина, и Витю снова увезли в гестапо.
Утром Саксе сказал Аркадию Егоровичу:
— У вашего ученика неважное здоровье, господин учитель. Он не может сам прийти домой.
Вечером они сидели втроем в сарае — учитель и дети — и молчали.
— Больно, братка, а? — мучилась Маша и заглядывала в глаза брату.
— Ну вот еще, — кривился Витя, — чего это мне больно? Спи, не выдумывай.
Маша не могла оторвать глаз от почерневших губ и щек брата, на которых запеклась кровь, и глотала слезы.
Учитель молчал.
Потом уже, когда сестра заснула, мальчик сказал учителю:
— Не могу я погубить птиц, Аркадий Егорыч. Пусть что хотят делают. Голубь мне все равно как прежняя мирная жизнь. И она ведь обязательно вернется, та жизнь. Я же знаю это. И пусть видят, что я им не поддался, треклятые.
— Вернется, Витя, — тихо сказал Татарников. — Потерпи немного.
Это «потерпи немного» звучало как поддержка, и мальчик благодарно взглянул на старика.
Витю теперь каждый день вызывали в гестапо и избивали.
— Мы знаем, — говорили ему там, — в Ростове действуют несколько партизанских отрядов. Ты должен их знать. У вас есть связь голубями. А иначе зачем тебе птицы? Ты покажешь нам базы отрядов.
— Я не знаю партизан, — говорил Витя, облизывая опухшие, ставшие непомерно толстыми губы.
— Конечно, — говорили в гестапо, — своих выдавать подло, это предательство, но подлость — небольшая цена за жизнь. Не так ли?
— Я не знаю, о чем вы спрашиваете, — утверждал Витя.
— Мы поможем тебе немножко, мальчик, — ухмылялись гестаповцы. — В городе разбойничает отряд Югова. Его правильная фамилия — Михаил Михайлович Трофимов. Ты укажешь, где его база, и спасешь себе жизнь. И еще ты нам покажешь, где прячутся тридцать партизан отряда «Мститель». Ты ведь носил им голубя для связи?
Метликина избили до потери сознания, потом облили ледяной, с улицы, водой и сказали:
