Река Гусь начинается из болот во Владимирской области и впадает в Оку недалеко от Касимова, пробежав всего-навсего около ста двадцати километров.
Меньшие сестры этих двух рек — Ушна, Унжа, Бужа, Поля, Колпь, Цна, Судогда — хотя и малы, но каждая выглядит по-своему, отличается своим нравом. Судогда, впадающая я Клязьму, славится своей родниковой свежестью. Говорят, что соловьи перед песней пьют воду из этой речки, и тогда в голосе их звенят хрустальные колокольчики. Бужа представляется мне горемычной скиталицей, которая забрела в мещерские дебри и никак не выберется из них. Повернет направо — упрется в стену угрюмого бора, налево своротит — заплутается в зарослях черной ольхи и в корнях подгнивших осин. Прямо потечет— в осоке завязнет. И только где-то возле деревни Мокрое едва-едва пробьется к Свято-озеру.
Зеленая Унжа петляет между кустами орешника и чернотала, а желтая Поля, густо осыпанная золотыми кувшинками, как девчонка, бежит по низинным лугам.
А есть и совсем небольшая речка Стружань. Начинается она из трех родничков, пробившихся на склоне песчаного бугорка возле самого Гусь-Хрустального. Три могучие сосны стоят над этими родничками, как бы оберегая рождение светлых слабеньких струй. Соединенные вместе, эти три струйки и стали колыбелью Стружани.
Отсюда побежала она по зеленой, теплой земле, украшенной бирюзой незабудок. Потом выбралась на поляну, сплошь затканную золотом лютиков. Потом ускользнула в темную чащу ельника, а из этой чащи вышла к овражку, который называется Нижним. Склоны Нижнего заросли черемухой и черной смородиной. Нижний, приняв в свое лоно Стружань, приводит ее к реке Гусь. Всего-то и бежала Стружань от Трех ключиков до слияния с Гусем каких-нибудь пять-шесть километров, и пройти по ее течению довольно и часа. Но вот прожил я на белом свете шестьдесят лет, а речка Стружань все течет и течет в моей памяти. И сладко, и радостно знать мне, что она все течет и течет!
Всем сердцем желаю я каждому доброму человеку знать и помнить свою большую ли, малую ли Стружань…
Вот говорят: Мещерская сторона, Мещерская низменность или просто — Мещера. А откуда пошла она и где подобрала такое название?
Мещерой называли себя люди древнего финского племени, обитавшего тысячу лет назад по среднему течению Оки. Было это племя немногочисленным. Говорило на языке, близком к тому, на котором и ныне говорит мокшанская ветвь мордвы. Промышляло и кормилось преимущественно охотой и рыболовством.
В начале нашего тысячелетия на землю Мещеры пришли с юго-запада более сильные славянские племена. Под натиском их часть коренного населения этого края переселилась в Поволжье, а большая часть слилась с пришельцами, усвоила их язык, обычаи, нравы, научилась земледелию, которое тогда уже было основным занятием славян.
Но мещера все же оставила свой след на этой земле. Мы угадываем его в нынешних названиях рек, селений, урочищ: Мокшар, Сантур, Нинур, Сынгул, Цикул, Чиур, Нармучь, Курша, Пра.
Главным поселением древней Мещеры был бревенчатый городец на крутом берегу Оки. В 1152 году неутомимый зиждитель Юрий Долгорукий построил на том же месте крепостицу для бережения границ своего Владимиро-Суздальского княжества от набегов кочевников. Называлась эта крепостица Мещерским городцом, и стража ее состояла из воинов мещерского племени.
В 1376 году на Мещерский городец напали татары. Они жестоко расправились с его защитниками, а крепость сожгли. Но там, где однажды возникла жизнь, где в землю были пущены ее корни, жизнь все равно отродится. Так отродился и снова возник из пепла и праха Мещерский городец на Оке.
В 1452 году Московский князь Василий Темный пожаловал им приверженного к Руси татарского царевича Касима. С тех пор Мещерский городец стал называться Касимовом. Татарский царек привел сюда своих соплеменников, построил мечети, и постепенно быт городца отатарился. «Касимовское царство» просуществовало около двухсот лет. Потом оно было приписано к дворцовым волостям, позже стало уездом Рязанской губернии, а ныне Касимов числится районным центром Рязанской области. Это небольшой городок. Жителей в нем около сорока тысяч. В городке есть сетевязальная фабрика. Капроновыми сетями, связанными на касимовской фабрике, ловят рыбу в Атлантическом и Индийском океанах.
Внешне Касимов мало чем отличается от старых уездных городов серединной России. Здесь есть своя главная административно-торговая улица, застроенная по преимуществу двухэтажными кирпичными зданиями, обсаженная тополями и липками. Есть базарная площадь, на которой по четвергам собирается торг. Колхозники из окрестных деревень привозят на подводах и автомашинах картошку, капусту, помидоры, репу, морковь. Из яблочной Елатьмы везут румяные яблоки, из Спас-Рязанского — гирлянды знаменитого спасского лука. На касимовском базаре можно встретить и предприимчивых сынов южных республик, которые торгуют виноградом и лавровым листом. Тут же идет торговля тканями, одеждой и разной галантереей с лотков. Этот «красный товар» в базарные дни привозят в Касимов из ближних сельпо, хотя тут же на площади есть универмаг, где можно купить любые товары, однако покупатели толкутся возле лотков.
В базарный день на площадь выходят и частные торговцы— крикливые старухи, усохшие старички. Перед ними на рыжей дерюжке весь их товар: безнадежно испорченные замки, старые керосиновые лампы, горсточки ржавых гвоздей, крючки, петли и прочая никому не нужная дрянь. Сбыта у этих торговцев нет никакого, и все-таки по четвергам они торчат на базаре с утра до вечера, чтобы потом всю неделю кряхтеть, растирать застуженные суставы скипидарной мазью и «пользовать» себя отваром липового цвета или малины.
Публика касимовских четверговых базаров — люди пожилого и даже преклонного возраста. Большинство их приходят сюда не ради купли-продажи, а как бы для развлечения. Базар для них — это и клуб еженедельных свиданий, и живая газета, и зрелище. Более молодой народ тяготеет к Дому культуры, к кинотеатру «Марс», к танцевальной площадке в городском сквере.
Летом население Касимова увеличивается почти в два раза. Сюда приезжают дачники, туристы, отпускники из Москвы, Ленинграда и других больших городов. Их манит в Касимов тихая изумительная красота лесов и полей, подступающих к самому городу, материнская нежность Оки и, вероятно, то искреннее радушие, с которым встречают здесь приезжего человека.
Лет триста тому назад Касимов считался бойким торговым центром. Туда привозили шелк и ковры из Персии, черненое серебро и лалы с Кавказа, драгоценные меха из Сибири, рыбий зуб из Архангельска. В поэме «Муромские леса», написанной современником А. С. Пушкина А. Вельтманом, есть песня разбойника:
Время! Веди мне коня ты любимого,
Крепче держи под узцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы…
Торговый путь из Касимова в Москву лежал через дремучий лес на Туму и далее — на Спас-Клепики, угнездившиеся возле мещерских озер на левом берегу Пры. Существует легенда о том, что именно здесь, у переезда через реку, на проезжих купцов чаще всего нападали разбойники. И будто бы особенным душегубством отличался атаман Клепик. Он подстерегал проезжих у переправы, грабил и убивал их. Под старость разбойник все же решил покаяться и вымолить у бога прощение. На берегу Пры он построил церковь, которую люди назвали Спас-Клепикова. Вокруг этой церкви и возникло селение Спас-Клепики. Но легенда о раскаявшемся разбойнике неправдоподобна. В «Толковом словаре» Владимира Даля сказано, что клепиками в старину называли ножи, которыми потрошили и чистили рыбу, а также и само место, где происходила эта работа. По всей вероятности, на мещерских озерах, а может быть, и на Пре, возле большой дороги существовала некогда рыболовная база богатого Спасского монастыря. Здесь рыбу потрошили, коптили, вялили и обозами отправляли в Москву. Словом, здесь было рыбочистье — клепики. Отсюда и пошло название села.
В Спас-Клепиках в местной церковно-учительской школе учился Сергей Есенин. Он поступил туда в 1909 году четырнадцатилетним подростком. Каменное двухэтажное здание школы стояло на самом краю селения. Рядом, за речкой, начинался сосновый бор. Весна подступала к Спас-Клепикам буйством воды и зелени. Лирическое волнение охватывало душу подростка. Здесь им были написаны первые стихи, позже появившиеся в печати, и среди них такие прелестные, как «Сыплет черемуха снегом…» или «Выткался на озере алый свет зари…».
Ныне селение Спас-Клепики стало городом, центром района. Дважды в году — весною и в конце лета — здесь наступает необычное оживление. В Доме приезжих бывает невозможно найти свободную койку — так много съезжается сюда людей из Москвы, Рязани, Владимира. Это оживление связано с началом весенней и осенней охоты на пернатую дичь. По утренней и вечерней заре на ближних озерах и болотистых берегах Пры гулко гремят ружейные выстрелы, суматошно летают дикие утки, радостно лают собаки, пахнет пороховым дымком.
