что-то более туманное и двусмысленное. Но его слушали плохо. Дамы и Букварев после выпитого были поглощены собственными ощущениями и торопились закусить.
Водка непривычно ошарашила Букварева. Вскоре он, издергавшийся, измучившийся за последние дни и в это утро, почувствовал себя почти отлично и осмелел уже не по-трезвому.
— По каким-то признакам, хотя и не могу выразить, по каким, я предполагаю, что вы имеете близкое отношение к строительным делам, — блестя глазами и уже не боясь глядеть в лицо Нади, заявил он.
— А как вы догадались? — удивленно спросила она. — Я в этом году строительный техникум окончила. А работать послали к вам. Но ведь на мне это не написано?
— Мастер на стройке? Или бригадир, или прораб? На каком объекте? Я все стройки в своем городе знаю. Отвечайте начистоту. Я все равно все узнаю и скажу вашему начальнику, чтобы он вас не обижал, — весело продолжал Букварев, обрадованный тем, что не ошибся, хотя и сам не понимал, как он мог угадать ее профессию.
— Я плановик-экономист. В конторе сижу и никто меня не обижает. Нравится вам такая специальность?
— Зачем же на вы! — с наигранным возмущением встрял в их разговор Губин. — Мы все на ты. Крой его на ты, Надюшка!
— Конечно. Так проще, — поддакнула Арка.
— Пойдет и на ты! — засмеялся в ответ Букварев. Ему было все равно…
В лес отправились все вместе, возбужденные и совершенно уверенные, что грибов они наберут быстро и много, что их можно будет поджарить на костре. Буквареву показалось, что Арка старается быть к нему поближе. Он неопределенно хохотнул, восхищаясь сегодняшней своей догадливостью. Желание действовать вопреки планам Губина, теперь уже не злое, а озорное, веселое, захватило его. «Не выйдет! Не выйдет у тебя!» — заранее мысленно торжествовал он, лихорадочно ища способ отделаться от Арки. Вдруг он увидел, как Надя наклонилась над кровянистой гроздью обманчиво-привлекательных волчьих ягод. Он метнулся к ней:
— Эти ягоды ядовитые. Их есть нельзя.
— Неужели?! — изумилась Надя и попятилась, прижалась спиной к теплому стволу сосны. — Я этого не знала… Такие красивые, и… — испуганно говорила она, переводя свои огромные глаза с кустика ягод на Букварева.
— Иди рядом со мной — и все будет в порядке, — сказал он так, чтобы слышала только она, и подмигнул ей, но тут же заговорил во весь голос: — И настоящих сладких ягод, и самых расчудесных грибов мы здесь увидим и наберем сколько угодно. Держись старого лесовика! Не пожалеешь!
Он не заметил в своем голосе новых мягких и нежных ноток. Он только увидел, что Надя опять вскинула на него удивленно-восторженные глаза и чуть подалась к нему. Взяв ее за руку, он увлек Надю к соснам, сквозь которые особенно причудливо летели золотые солнечные стрелы. Губин и Арка, тихо переговариваясь, постояли немного и побрели в другую сторону. Стерегущая тишина бора быстро поглотила голоса и сухой треск шишек и сушняка под их сапогами.
Букварев тотчас забыл о своей победе над другом. Он широкими шагами углублялся в лес, к чащобам, все еще не отпуская руку Нади, и она почти бежала за ним. Он на ходу срывал редкие, но долговечные и яркие лесные цветы, веточки рдеющей брусники, узорчатые листья папоротника, и все это, самозабвенно радуясь, показывал и отдавал Наде. И каждый раз на него в упор глядели ее чуть потемневшие, вобравшие в себя глухую зелень леса, такие теплые, зовущие и в то же время предостерегающие глаза. Казалось, Надю занимали сейчас не плоды и узоры леса, а только он, ее взрослый спутник и покровитель, превратившийся, словно в сказке, в доброго волшебника.
Наконец Букварев остановился. Он не мог понять, почему Надя глядит не на алые бусинки изумительно обильных гроздьев красной смородины, почти просвечивающих под солнцем, а ему в глаза, на его лицо, растянутое, как он предполагал, глуповатой устоявшейся улыбкой. Но вот и она улыбнулась ему, запрокинула голову и счастливо надолго засмеялась. И роскошный красавец бор, и весь мир для Букварева перестал существовать. Не стало ни сосен, ни солнца, ни пряного лесного воздуха, нечем было дышать. Осталась только она и еще ее глаза — два изумрудных лучащихся солнца.
— Ты лесная царевна! Ты самая лучшая девчонка на земле! — приглушенно, с невыразимым чувством вскрикнул он и раскинул руки. — Взял бы тебя и унес в самый прекрасный уголок на земле! И обратно бы не принес. И сам бы не пришел!
Несколько мгновений они молчали. Надя потупилась, но тут же опять вскинула на него глаза.
— Зачем же так? — тихо спросила она. И Букварев, успевший уже испугаться своей дерзости, не услышал в ее голосе ни обиды, ни удивления. Он был счастлив. Счастлив так горячо и полно, что слов больше не было. Надя поглядела на его восторженную честную и чуть растерянную физиономию — у него даже рот приоткрылся — и снова засмеялась.
— Разве можно так, сразу? — Она попыталась слегка отстраниться от него, а он крепко взял ее за плотные покатые плечи, привлек к себе… И вдруг руки Букварева упали. Надя пружинистым движением тела легко освободилась от них.
Букварев смутился, упрекая себя за несдержанность и такое нахальство. И снова Надя, хотя и была обижена, не смогла удержаться от улыбки при виде страдальчески-растерянного выражения его лица.
— Ну почему вы, мужчины, такие? — мягко упрекнула она. — Пять минут знакомы, а уже и руки…
— Я не такой, — пытался уверить ее Букварев и сам верил в это.
— Оно и видно, — необидно смеялась Надя.
— Хочешь, я тебе гриб найду, большущий красавец гриб?!
— Ищи! — азартно откликнулась она, сверкая глазами.
И они побежали, взявшись за руки, туда, где, как уверенно думалось Буквареву, обязательно должны быть белые грибы. А если их по какой-то случайности там нет, то они должны непременно вырасти, пока бежит он с Надей к ним. Обязательно вырастут.
Они запыхались. Черные с синеватым отливом локоны выбились у Нади из-под платка. Она на ходу пыталась укротить их. Букварев заметил ее затруднение и остановился.
— Разреши мне!
