Я наливал уже из третьей бутылки, как вдруг внезапно почувствовал подземный удар; на одно мгновенье под моими ногами, под кабаком, под улицей, под городом что-то переместилось. Лондон споткнулся, закачался из стороны в сторону и как будто подпрыгнул вверх.
Не прошло и минуты после этого, как фабрикант сказал, ни к кому, в сущности, не обращаясь:
— Дьяволы!
Помолчав с минуту, он снова повторил:
— Дьяволы!
— Хамы! — заорал он бешеным голосом, вскакивая и ударяя об стол обеими руками. — Эти мерзавцы лезут в парламент!
— Что вы изволили сказать, сэр? — спросил хозяин.
Я не успел еще допить свой стакан, как йоркширец разбил всю посуду на столе.
— Эти мерзавцы лезут в парламент, — повторил он с бешенством.
— Вы, конечно, говорите о лейбористах, сэр? — осведомился хозяин.
— Да! — подтвердил йоркширец с бешенством. — Дьяволы! Внесли билль. О новом представительстве. Долой! Билль! Билль! Бей!
— Да что вы, взбесились, что ли? — вскричал хозяин, но, увидев, что йоркширец ловко нацелился в него бутылкой, сел под прилавок и тоже закричал:
— Билль! Долой билль!
Двое джентльменов, сидевших в глубине кабака, поставили цилиндры на стол и в один голос повторили:
— Долой билль!
Спустя минуту йоркширец и двое джентльменов разбили всю посуду на столах и буфете, повалили стулья и, вылетев из кабака, с криком понеслись по лондонским улицам.
— Билль! Долой билль! Билль! Бей!
Я допил стакан и, ничего не уплатив за пиво, побежал за ними.
— Джентльмены! — кричал йоркширец, придерживая обеими руками живот и тряся жирными щеками. — Джентльмены! Лейбористы душат нас! Известно ли вам — черт возьми! — что они внесли в парламент новый билль? Долой билль!
Двадцать шесть лавочников и четырнадцать дам, согласно моему точному подсчету, через семнадцать минут присоединились к демонстрации. Констебли были подкуплены за те же семнадцать минут.
Мы пролетели одну, другую и третью улицу, джентльмены в цилиндрах с одинаковыми лицами увеличили толпу в четыре раза.
Йоркширец, взлетевший на чьи-то плечи, продолжал речь:
— Джентльмены! Идет зараза! Зараза, джентльмены! Лейбористы побеждают! Лезут в парламент! Пьют кровь! Бездельники! Мерзавцы! Джентльмены! Долой билль! Билль! Бей! Бей, джентльмены!
— Долой билль! — кричали цилиндры.
На углу Риджент-стрит стоял, как я об этом уже упоминал, констебль. Констебли, как я упоминал, были подкуплены. Поэтому, когда я проходил мимо него, он наступил мне на ногу. Пересекая под углом воображаемую воздушную плоскость, я выбросил руку вперед и ударил констебля в зубы.
3 Трое в трактире «Встреча друзей»,
Пэтериостер-Роу, 13Вечером того же дня, когда Рэджинальд Стейфорс был плотно закупорен в гроб, а гроб опущен в землю, трое сидели за круглым столом в трактире «Встреча друзей», Пэтерностер-Роу, 13. Каменные ступени вели вниз, к пыльным лаврам, которые росли в бочонках. Трактир был почти пуст. Между омарами, розовевшими под стеклянным колпаком, колбасами и ветчиною катался толстый и веселый трактирщик.
На огромном прилавке лежали охотничьи сосиски и сыр с немигающими глазами.
— Норсуэй, Литльлэйк, — сказал один из сидевших за столом, высокий человек с острым носом. — Черт возьми, пожалуй, не меньше, чем два дня пути? Как ты думаешь, Джорджи?
Вор Джордж Стейфорс сидел на стуле верхом, опершись локтями на спинку стула и положив ноги на пивной бочонок. Он склонился над бумагой, которую держал в руках, и ничего не ответил.
— Лезла сорока под собачий хвост, — проворчал третий бродяга по прозвищу Шарманщик.
Они помолчали. Веселый трактирщик поглядел на них и с треском раскупорил бутылку.
— Нет, — вскричал Джордж Стейфорс, — не пойму! К черту! Хозяин, пива!
Хозяин, как детский мяч, подкатился к нему с бутылкой.
— Зачем тебе нужен этот чертеж? — сказал остроносый человек, шулер Джим Эндрьюс. — Место указано, деньги под скалою, чего ж больше?
Шарманщик встал и, хмурый, прошелся по комнате.
— «Я, Рэджи Стейфорс, в здравом уме и твердой памяти»… — пробормотал вор задумчиво. Он выпил пива и сказал, оборотясь к Эндрьюсу:
— Послушай, Джимми, ты не знал моего брата? Он не стал бы писать эту формулу напрасно. Он в отца, а отец не роняет ни одного слова впустую.
— Адрес у нас в руках, — сказал шулер, — неужели из-за каких-нибудь несчастных чертежей мы остановимся на полдороге? Довольно болтать, пора идти, время не терпит.
— Шел осел по дороге, хмм-прр-прр, да и лопнул, — проворчал Шарманщик.
Шулер допил свое пиво и с треском поставил бокал на стол. Он вышел в соседнюю комнату и принес связку толстых веревок, кирки и железные лопаты. Каждый нацепил на плечи мешок и засунул кирку за пояс.
Портной пустился в путь со зла,
А за коня он взял козла,
Паршивый хвост ему взнуздал,
Его аршином погонял.
Аршином бьет, иглою шьет
И едет задом наперед.
И, вместо замка Роджерстон,
К себе домой приехал он,—
запел вор.
— Путь простой, — сказал шулер, — я все узнал подробно. Мимо предместий на Норсуэй за тремя поворотами дом дорожного сторожа. Влево от дома узкая тропинка, через долину, прямо к Каменной дороге.
— Расплатись с ним, — добавил он, кивнув головой в сторону трактирщика.
Трактирщик снова подкатился к ним, размахивая салфеткой.
— Пожелай нам счастливой работы, трактирщик, — сказал Джордж Стейфорс, бросая монету на стол.
— Ловить не переловить, таскать не перетаскать, — вскричал трактирщик.
Все трое вышли из комнаты. Шулер притворил за собою дверь.
И, вместо замка Роджерстон,
К себе домой вернулся он,—
запел, хитро улыбаясь, трактирщик.
И сам ответил, хлопнув себя по лбу:
— Молчи, ворона!
4
Джентльмен с одной бакенбардой вздрагиваетГазетчик Джой Уайт сидел у окна в трактире «Олд Фрэнд» на Уотерлу-Род и молча пил пиво. Справа от него пил виски кучер, который ехал на стуле верхом, как на коне, перед каждой бутылкой подгоняя себя пощелкиванием пальцев, а слева джентльмен в проломленном цилиндре. Джентльмен в проломленном цилиндре задумчиво опустил, сам того не замечая, свою единственную бакенбарду в бокал с пивом.
— Известно ли вам, трактирщик, — говорил Джой Уайт, с тоской глядя на пустые бутылки, — известно ли вам, что отец моей невесты имеет ветряную мельницу?
— Известно, — сказал трактирщик.
— А известно ли вам, трактирщик, — продолжал Джой Уайт, — что чиновникам королевского суда на полтора шиллинга в день увеличили жалованье?
— Неужели? — удивился трактирщик.
— А известно ли вам, трактирщик… — начал было Джой. Но в это время джентльмен с рыжей бакенбардой вздрогнул как бы от подземного удара. Он вскочил и стал смотреть вниз, — пол шатался под его ногами. И в то же самое мгновение произошло нечто необъяснимое: газетчик Джой Уайт вскочил, ударил стулом об пол, разбил две бутылки и хриплым от перепоя голосом заорал во всю глотку:
— Долой консерваторов!
Двое рабочих, сидевших в глубине трактира, оглянулись на Джоя Уайта с одобрением.
— Долой! — повторил газетчик, опрокинув над глоткой бутылку. — Довольно над нами властвовали эти пустословы! Долой!
— Будь осторожен, дружок, — отвечал трактирщик, — тут на углу констебли.
— Долой констеблей! — кричал газетчик. — Долой! К дьяволу! Вон!
— Долой! — закричали рабочие дружно и, точно сговорившись, в одну минуту рассадили шесть бутылок с пивом о прилавок.
— Да что вы, взбесились, что ли? — вскричал трактирщик, но, увидев, что газетчик ловко нацелился в него бутылкой, сел под прилавок и закричал вслед за ним: — Долой консерваторов!
Спустя минуту рабочие, разбив всю посуду на столах, выкатили бочку и, поставив на бочку газетчика Джоя Уайта, понесли его по лондонским улицам.
— Рабочие! — кричал газетчик. — Пустословы из парламента завладели нами! Черт возьми! Они живут на доходы от фабрик и заводов, а мы работаем для того, чтобы они в парламенте занимались краснобайством! Долой твердолобых!.. Налоги! Мы выбиваемся из сил, чтобы не умереть от голоду, а они издают законы о налогах. Долой! Бей!
Толпа вокруг него увеличивалась. Триста клерков бросили работу и присоединились к демонстрации.
У здания суда Джой Уайт продолжал свою речь.
— Британцы! Мы ли выбирали этих гордых лордов и жирных купцов?.. Они объедаются, а мы продаем наших детей, чтобы не сдохнуть от голода! Долой консерваторов! Долой! Бей!
Джентльмен с одной бакенбардой, не выпуская из рук карандаша и записной книжки, бежал за бочкой, на которой волчком вертелся газетчик.
