К'ЭНГ-ВАР-Т'ЛЫ
Мыс К'энг-вар-т'лы (мыс Марии) у жителей Миф-тёнгра пользуется большой известностью. Бурное море, подводные и надводные скалы заставляют относиться с себе почтительно. Если нивх обогнул конец мыса — считается, путь пройден благополучно.
Высокий скалистый мыс далеко отбрасывает сплошную тень. И человек, идущий на лодке вдоль берега с северо-востока на юго-запад, не выходит из тени. А если найдёт туман, человек едет вовсе в темноте. А дорога опасная, каждый миг можно ожидать неприятные сюрпризы. И вот наконец обрывается высокий мыс, и человек выходит из тени. И как бы в вознаграждение за мужество над головой будто прорывается небо, и солнце светит ослепительно и щедро, что по-нивхски звучит К'энг-вар-т'лы.
ЛЕНИВЫЙ ЧЫЙВЫНГ И ХВАСТЛИВЫЙ ЧВЫНЫНГ
Как-то охотники из рода Чыйвынгун пошли по следу медведя. Прошли прибрежные бугры, болото, вышли на возвышение, сплошь усыпанное ягодами. Охотники наверняка знали, что медведь пасётся где-нибудь на ягоде, и, приготовив луки и копья, начали осторожно обшаривать кусты.
Один из них — ленивый и нерасторопный — жадно набросился на ягоду и стал пригоршнями отправлять в рот. Наевшись, он не последовал за другими охотниками. Наоборот, поразмыслив, что ягода — не медведь, за нею не надо гоняться и не надо рисковать жизнью, он отвязал от лука тетиву, подпоясался и вскоре насыпал за пазуху столько ягоды, что стал вдвое толще. И когда уже подумывал возвращаться домой, услышал рядом тревожные крики охотников и тут же увидел: на него несётся огромный медведь! Горе-охотник рванул с места и, не видя ничего под ногами (мешал «живот»), споткнулся о сук, растянулся и со страху закрыл голову руками. Медведь пронёсся мимо.
Преследовавшие зверя охотники подбежали и увидели: их напарник лежит в луже крови. Остановились охотники, осторожно подняли пострадавшего. И удивились: из-за пазухи пострадавшего посыпалась мятая ягода. Некоторое мгновение охотники недоуменно переглядывались. Всё это время «пострадавший» улыбался виновато и глупо. А когда поняли охотники свою оплошность, след зверя простыл. Говорят, гнев людей рода Чыйвынгун был велик. Они чуть не избили своего сородича. И чтобы об их позоре никто не знал, договорились не рассказывать о случившемся.
Но находятся и среди мужчин неумеющие укоротить свой язык. О случае на охоте вскоре узнали соседи по стойбищу, от них — близлежащие стойбища. Не прошёл ещё один сезон дороги, как эта весть облетела побережье Лер, перешла на Миф-тёнгр, оттуда перекинулась на Кэт (восточное побережье) и пошла, пошла, пошла, забавляя седовласых стариков, вызывая ироническую улыбку у полных достоинства юношей…
А вот что рассказывают об одном из Чвынынгун.
Жители стойбища и в туман и в дождь выезжали на рыбалку или на промысел нерп. А этот человек всё время сидел дома и сосал трубку. И его семья оставалась на зиму без запасов юколы. Только сочувствием сородичей жили сын и жена человека из рода Чвынынгун. Этот человек не любил промышлять, но любил похвастаться. В стойбище все знали о пристрастии этого человека и не слушали его.
Как-то поехал Чвынынг в дальнее стойбище. Жители стойбища приняли гостя по обычаю, угостили его кто чем мог. А он расхвастался, сказал, что очень богат. Поверили ему люди, одарили подарками. Вернулся Чвынынг к себе с полной нартой подарков.
К началу весны Чвынынг съел всё, что привёз.
И вот с первым настом у его жилища остановилась упряжка дальней дороги, запряженная одиннадцатью псами. Это жители дальнего стойбища ответно приехали в гости.
Ввалились гости в то-раф Чвынынга, разделись, погрели у очага закоченевшие ноги и стали делиться новостями в ожидании, когда хозяин накроет стол. А хвастун сам с утра ничего не ел. Словоохотливые гости рассказывали всякие пустяки, хозяин поддакивал им, а сам мрачно думал, как выйти из затруднения. Думал-думал — ничего не придумал.
А время идёт. Вот уже полдень, а гости всё говорят. «Пусть говорят, — решил Чвынынг. — Самому нечего есть. Сделаю вид, что попросту забыл накрыть стол, и начну длинный нгастур. Не перебьют».
Но уже сам не может спокойно сидеть — проголодался очень. Вспомнил, что когда-то в коридоре воткнул в щель между корьем хвост кеты. Обычно нивхи не едят хвост кеты — им кормят собак. И позор человеку, обгладывающему хвост рыбы.
Вышел потихоньку в коридор, нашёл мёрзлый хвост кеты, развёл за жилищем маленький костёр, проткнул хвост прутом и сказал сыну на ухо, чтобы смотрел, когда испечётся хвост. Сам зашёл домой и стал занимать гостей разговором. Говорит, говорит Чвынынг, а гости то ли слушают его, то ли нет. Только видно, как они всё мрачнеют и мрачнеют.
И вот когда Чвынынг начал свой длинный нгастур, вбежал в то-раф мальчик и крикнул отцу:
— Твой рыбий хвост сгорел!
Разгневанный Чвынынг набросился на сына и так ударил, что мальчик упал и больше не поднялся.
Голодные гости запрягли своих собак и покинули хвастливого Чвынынга.
И с тех пор ходит поговорка: «Прибереги хвост кеты, на случай пригодится».
Нивхов не коснулось христианство, и они принесли в двадцатое столетие свой первобытно-родовой уклад жизни. Устойчивые обычаи язычников трудно подвергались изменениям. У нивхов в течение многих веков сложилась строгая и стройная система родства.
Один род (род ымхи — зятей) мог постоянно пополнять себя женщинами из другого рода (род ахмалк — тестей), но запрещался взаимообмен женщинами между этими родами. В то же время первый род отдавал своих женщин в третий род. Третий род отдавал женщин во второй род. Таким образом между тремя родами устанавливался прочный родственный союз. При этом род тестей занимал преимущественное положение. Оно выражалось в примитивной, чисто утилитарной форме: люди из рода зятей за женщину отдавали юскинд — выкуп, как правило, в виде соболиных шкур, ездовых собак, бытовых предметов. Ахмалки требовали к себе уважения, любви. Гостинцы и подарки от ымхи само собой разумелись. Покажись какому-нибудь ахмалку, что его не очень почитают и обделяют вниманием — быть гневу. Рассвирепевший ахмалк мог забрать из упряжки ымхи любого пса, отобрать лодку, ружьё или ещё какой-нибудь приглянувшийся предмет.
Довольно часто один род обзаводился двумя или более родами — зятями. В таком случае второй род зятей выбирался территориально как можно дальше, чтобы не было кровосмешения.
Иногда на один и тот же род (особенно, когда он слабый) падали путы родства сразу от двух или более сильных родов. И тогда возникали конфликты, которые, как правило, решались в битве: соперники вооружались тярами — длинными палками и в бою завоёвывали сердца и руки женщин. Довольно часто весь род поднимался в защиту обиженного сородича. И тогда возникала настоящая война между родами.
У нивхов была полигамия. Нивх имел столько жён, сколько мог прокормить. Это совсем не означает, что у счастливого обладателя жёны — тунеядки. Наоборот, в нивхском роду женщина трудилась от зари до зари. На ней лежала забота об очаге, уход за детьми, уход за собаками, шитьё и много, много домашних дел. Трудолюбие у нивхов особо почитается.
Сильные удачливые охотники имели по нескольку жён, а неудачники, бедные и сироты не всегда имели возможность завести семью. Вот почему излюбленной темой в нгастурах является путешествие сирот, бедных юношей в дальние стойбища за женой.
Не редки случаи, когда сильный род попросту отбирал женщину у человека из слабого родя. Такой случай и произошёл когда-то на побережье Лер, о чём рассказывает название стойбища Васких, что и означает: «Отобрали жену».
Добрый морской бог Тайхнад — сотворитель морской живности, кормилец нивхов, вырастил в своём доме на дне Пила-керкка огромное стадо горбуши и кеты. И велел им идти на Ых-миф плодиться. Пришла рыба к побережью земли. В то время берег Ых-мифа не был изрезан реками — рек тогда вообще не было. Подошла рыба к побережью Ых-мифа, потолкалась, в прибойной полосе и вернулась к Тайхнаду. Тогда Тайхнад решил пробить на Ых-мифе дорогу, по которой пойдёт рыба, на нерест.
Вышел Тайхнад из моря у Ныйского залива и пошёл по долине вверх. Пошёл быстро, оставляя за собой широкую и глубокую борозду и ударяя влево и вправо плетёным бичом из сыромятной кожи. Щёлкнул Тайхнад бичом влево — образовался приток Ноглики, щёлкнул бичом вправо — образовался приток Пагги, щелкнул бичом влево — появился приток Пилнги (Пиленга). Поднялся Тайхнад по долине далеко вверх. За ним осталась глубокая и длинная дорога, в которую хлынула вода. А слева и справа в эту дорогу Тайхнада втекает множество притоков — следы от бича Тайхнада. Длина дороги Тайхнада по Ых-мифу — четыре дня езды на собачьей упряжке.
Вслед за Тайхнадом в реку и её притоки валом вошла рыба: горбуша, кета, гой и всякая другая. А Тайхнад прошел новыми долинами — и там появились реки. Чтобы видеть, что он сделал, трудолюбивый старик поднялся на небо, и с высоты осмотрел Ых-миф. Он прошёл по небу и оставил там тропу Тайхнад-зиф [1]. Усталый бог, прежде чем спуститься в пучины моря, прилёг отдохнуть на берегу Ых-мифа южнее Лунского залива. Там и сегодня можно видеть отпечаток фантастически огромного тела.
