Но грустить Бурцев не был настроен. Подойдя к кровати, он потыкал кулаком в мягкий матрац. Знатно! Можно располагаться.
Из кармана пиджака он достал две газеты и расстелил их на кровати. Портфель бросил в изголовье. Однако раздеться, как ему ни хотелось, не рискнул. Лишь распустил шнурки башмаков и ослабил галстук. Но не успел он с наслаждением вытянуться на этой импровизированной постели, вошла Вечеслова.
— Боже мой! — расхохоталась она. — Только хитроумные мужчины могут выдумать такое. Ну-ка, вставайте!
Она решительно потрясла стопкой постельного белья.
Бурцев смущенно поднялся.
— Послушайте, ну зачем вы беспокоитесь? — спросил он. — Ведь это стирать придется. Завтра я бы сам...
— Подвиньтесь-ка, — Вечеслова бесцеремонно отстранила его. — Тюфячка у меня нет, но мы подложим одеяло, — говорила она, проворно хлопоча. — Подушка тоже маленькая, но ничего... Вот теперь располагайтесь, — сказала она, пригладив в последний раз накрахмаленную простыню, и снизу вверх лукаво взглянула на Бурцева. Она все же переоделась в закрытое платье, и только высоко поднятый узел светло-каштановых волос оставлял открытой белую шею. Бурцев, облокотившись о столик, молча смотрел на нее.
— Спасибо вам, — неловко поблагодарил он наконец. — Как вас зовут?
— Эстезия Петровна... Сокращенно — Тэзи. — Яркие от природы губы, яркие карие глаза посмеивались иронически. — Не правда ли, нельзя быть обыкновенной женщиной с таким именем!.. — рассмеялась она. — А вас как?
— Дмитрий Сергеевич... Сокращенно Димка, — в тон ей ответил Бурцев и подумал: «А чуточку играет передо мной».
— Этот вариант я знаю. «Димка Бурцев — сможет!» — заповедь Гармашева, — сказала Вечеслова, прищурившись. Но Бурцев не принял вызова: смешно было обсуждать сейчас вопрос — сможет он или нет руководить заводом. Поживем — увидим!..
— Кстати, чья это мебель? — спросил он, переводя разговор, и подошел к зеркальному шифоньеру.
— Заводская, — ответила Вечеслова и, бросив взгляд в зеркало, что-то поправила в прическе.
— Семка Гармашев умеет жить, а? — улыбнулся Бурцев. Он раскрыл одну из створок и заглянул в пустой шкаф.
— Вы с ним учились?
— Да, вместе кончали Бауманское, — ответил Бурцев и прикрыл дверцу.
— Как он устроился в вагоне? — будто невзначай спросила Вечеслова.
— Мягкий вагон, нижняя полка. Что еще нужно? — сказал Бурцев и многозначительно добавил: — Мне показалось, что он кого-то не нашел среди провожающих.
— Разве? — холодно ответила Вечеслова и подошла к двери. — Ну, отдыхайте. Если что понадобится, постучитесь ко мне.
Уже выйдя из комнаты, она обернулась:
— Мы ведь думали, что вы приедете с женой...
«Получи сдачи! — подумал Бурцев, глядя ей вслед. — И поделом мне...»
Он постоял немного, быстро разделся и залез под хрустящую, приятно-холодную простыню, блаженно вытянув истомленное тело. Но спать не хотелось. Протянув руку, он взял со столика пачку сигарет и закурил. «А Ольга бы так не смогла, — подумал он. — Жена... Гм!..»
За четверо суток пути от Москвы до Ташкента он привык к тому, что, когда лежишь, должен слышаться гул колес. Теперь этого привычного шума не было. В комнате установилась глубокая тишина, обволакивающая дремой и в то же время не дающая заснуть. В усталом мозгу обрывками всплывали впечатления минувшего месяца. Отчетливо представился день, с которого начался его путь в этот дом.
...Бурцев вернулся с совещания в десятом часу вечера. Он наперед знал, что Ольгу не застанет дома. Так было уже несколько дней. Так было и сегодня... Он зажег свет и осмотрелся. Всюду валялись разбросанные мелочи ее туалета. Ковровые домашние туфли — подарок Бурцева — косолапо приткнулись в углу дивана; со стула свисал черный лакированный поясок; на письменном столе лежала шелковая перчатка с прорванным пальцем... Обеденный стол заставлен немытой посудой, которая поверху прикрыта газетой. Тут же стоит кастрюля. Бурцев заглянул в нее: на дне виднелся слой пригорелой рисовой каши. Зачерпнув ложкой, Бурцев попробовал ее и сморщился.
Походив в раздумье по комнате, он остановился у письменного стола. Поднял перчатку, понюхал ее. Пахло «Серебристым ландышем» — любимыми духами Ольги.
Что же делать? В конце концов так не может продолжаться дальше! Позвонить домой к ее родителям? Бурцев знал, что она — там и что первой подойдет к телефону. Но что это разрешит? Опять будут жалкие слова, умоляющий голос и уверения в любви — шепотом в телефонную трубку! Затем он должен будет нанять такси и умыкать свою жену, чтобы на другой день повторилось то же самое... Шут знает что! Унизительно и глупо...
Раздумья Бурцева прервал продолжительный звонок телефона. «Междугородная?» — удивился он, снимая трубку.
— С вами будет говорить Ташкент, — сказала телефонистка, спросив его фамилию. — Даю...
— Алло! Бурцев?.. — В трубке послышался далекий, как будто проникающий сквозь воду, мужской голос.
— Да, да! Слушаю... — ответил Бурцев.
— Это я, Гармашев... Узнаешь?..
— Да, да! Узнаю... Привет, Семен! — заволновался Бурцев, как будто и в самом деле начиная узнавать голос однокашника — директора станкостроительного завода. — Как это ты разыскал меня?..
— Это длинно рассказывать... Сейчас слушай вот что...
— Слушаю...
— Меня, понимаешь, переводят на другой, более крупный объект... Слышишь?
— Поздравляю, Семен!
— Да я не о том, — перебил Гармашев. — Освобождается мое место, понимаешь... И я хочу рекомендовать тебя...
— Ну, брось чудить! — рассмеялся Бурцев. — Какой из меня директор!..
— А что? — удивился Гармашев. — Не век же тебе ходить в главных инженерах!.. Давай соглашайся быстренько... Мне, понимаешь, через час нужно звонить в министерство.
— Постой, постой! — возмутился Бурцев. — Ты что в самом деле... Так вдруг — и такое дело! У меня на заводе самая горячка. Даже если б захотел, не смог бы уехать.
— А что такое?
— Ставим автоматическую линию зуборезных станков, и я начинал ее.
— Дело хуже... — Гармашев помолчал. — А намного еще работы?
— Да на месяц будет, — ответил Бурцев.
— Ну, тогда — живем!.. — обрадовался Гармашев. — Успеешь приехать в самый раз... Значит, звоню!
— Да что с
