У Новченко округлились глаза:
— Зотова — главным инженером? Никогда!
— Сергей Герасимович…
— Хватит, Бабалы. Ты знаешь: я своих решений не меняю.
— Знаю, Сергей Герасимович. Знаю. — Бабалы приложил ладонь к сердцу: — Но прошу вас — переупрямьте на этот раз самого себя. Ради пользы дела! Я ведь; знаю, как вы за него болеете, за общее наше дело. А я готов вас заверить; если Иван Петрович будет моим помощником, мы совместными усилиями распутаем узлы в работе участка…
Новченко задумался. А Ханин бросил с усмешкой:
— Он ведь сам эти узлы накрутил. Как бы их не прибавилось с помощью вашего Зотова.
— Я верю в него.
— И берете на себя всю ответственность?
— Да. Беру. Я не из трусливых, товарищ Ханин. И перестраховщиком никогда не был.
— А я, по-вашему, перестраховщик?
— Вы и Сергей Герасимович очень уж спешите снять с себя ответственность за судьбу работника, допустившего промах. Избавиться от такого работника — это самый легкий выход. Но человек, простите, не курица, чтобы вот так, походя, оторвать ему голову да отшвырнуть от себя подальше. Обидеть человека, накричать на него, выгнать — это проще, чем снять попону с ишака. Куда сложнее — поддержать его, если он оступился, поставить его на нош… Лично я думаю, товарищ Ханин, что плохих работников нет. А если кто не «тянет» или срывается, значит, он или просто не на своем месте, или ему вовремя руку не подали, проявили к нему полное равнодушие! Так, по-моему, и получилось с Иваном Петровичем.
Ханин, брезгливо скривив губы, осторожными щелчками стряхивал пыль со своего нового пиджака и, казалось, всецело был поглощен этим занятием. А Новченко слушал Бабалы внимательно. Заметив это, Бабалы проникновенно сказал:
— Сергей Герасимович!… Вы верите мне?
— Хм… Зачем бы иначе я настаивал на твоем новом назначении?
— А я верю Ивану Петровичу. И в него верю. И убедительно прошу — оставить его на участке. — Бабалы повернулся к Зотову: — Вы сами не против того, чтобы мы опять поработали вместе?
Зотов кивнул, в глазах у него стояли слезы. «Здорово он сдал, — отметил про себя Бабалы. — Ничего, он еще себя покажет!»
— Так как, Сергей Герасимович?
Бабалы смотрел на Новченко требовательно, выжидающе, и тот, пожевав губами, медленно произнес:
— Говоришь, для пользы дела надо порой самого себя переупрямить? Что ж, ты прав. И верно ты сказал: человек — не курица. Наш долг: не разбрасываться кадрами, а беречь и воспитывать их. Верно, верно… Ладно, Бабалы, будь по-твоему. Чтобы ты не считал меня упрямым ослом…
— Сергей Герасимович!..
— Помолчи. Так вот, я отменяю свое решение насчет Зотова и назначаю его главным инженером участка Рахмет. В управлении оформлю это приказом. Как, Бабалы, довольна твоя душенька?
— Спасибо, Сергей Герасимович. Мы постараемся оправдать ваше доверие. Так, Иван Петрович?
Зотов опять только молча кивнул.
И, боясь выдать охватившие его чувства, повернулся и усталой своей походкой зашагал к конторе.
колхозе «Абадан» ждали лектора, который должен был приехать из Ашхабада, чтобы рассказать дайханам о значении начавшего строиться Большого канала.
Тема эта всех интересовала, и к назначенному часу колхозники заполнили просторный зал летнего клуба.
День выдался солнечный, теплый, в зале открыли окна, и в них врывался свежий весенний воздух, пахнущий нагретой землей и разомлевшими травами.
Вместе со всеми в клуб пришел и Артык Бабалы — он вообще не пропускал ничего, что относилось к строительству Большого канала.
Лектор запаздывал.
Когда люди начали уже шуметь, Тархана Мавы позвали к телефону. Звонили из Ашхабада и сообщили, что лектор заболел и не сможет прибыть в «Абадан».
Первой мыслью Тархана было — отменить лекцию и распустить народ по домам.
Но люди, собравшиеся в клубе, потеряли уже немало дорогого времени, и Тархан не мог допустить, чтобы оно пропало даром.
Посовещавшись с организаторами лекции и членами правления, сидевшими в первом ряду, он поднялся На сцену и обратился к собравшимся:
— Товарищи колхозники!.. Уважаемый лектор, которого мы ждали с таким нетерпением, заболел. Но раз уж вы сюда пришли, то грешно оставлять ваше любопытство неутоленным. Среди вас находится дорогой наш Артык-ага. Он может осветить вопрос о строительстве Большого канала лучше всякого лектора. Попросим же, дорогие товарищи, Артыка-ага провести беседу о значении воды для нашей республики.
Раздались дружные аплодисменты.
Артык приподнялся со своего места, на лице его было написано недовольство:
— Побойся бога, Тархан!.. Какой из меня лектор? Я не инженер, не ирригатор.
Из зала полетели ободряющие возгласы:
— Ты про воду-то знаешь побольше любого ирригатора!
— Мы хотим послушать тебя!
— На сцену, Артык-ага!..
Шум и аплодисменты не прекращались до тех пор, пока Артык наконец не махнул рукой и не прошел на сцену. Встав за небольшим столом, он, лукаво прищурясь, оглядел зал:
— Не мастер я лекции-то читать…
Колхозники опять загудели:
— Нам лекции и не нужно!
— Ты расскажи, что знаешь!
— Рассказывать-то я умею только сказки, — всё щурился Артык.
— Вот-вот, давай сказку!
— Ну, ладно, будь по-вашему. — Артык поднял руку, прося тишины, — Так вот, дорогие, вы верно, слышали поговорку: земля — как ковер, у каждой страны — свой узор. В Якутии, говорят, стоят такие морозы, что плеснешь воду — она на лету заледеневает. А в Африке и слыхом не слыхивали о снеге…
Из зала послышался чей-то молодой веселый голос:
— Гляди-ка, Артык-ага и правда сказку завел!
Артык с улыбкой покачал головой:
— Сынок, не встревай в речь заики — дай ему договорить до конца. Ну, выткала природа свой узор и на нашей земле. Для иных стран дожди — бедствие, а для нас — засуха. Уж кто-кто, а вы-то знакомы с щедростью нашего солнца, которое палит немилосердно, с весны до осени, с утра до вечера, выжигая все живое. Вы-то знаете, что в солнечный день в песке можно яйцо испечь.
— Знаем, Артык-ага!
— Потому вода для нас — дороже золота. Всё живое жаждет, просит, требует: воды!.. Хлопок, едва выпрянув из земли, молит: воды!. Сады, задыхаясь от зноя, взывают: воды!.. И дайхане, видя, как пропадает в засуху труд целого года, шепчут пересохшими губами: воды!
— Золотые слова, Артык-ага!
— Веками наш народ мечтал о воде, заботился об изобилии живительной влаги. Вы, верно, слышали об остатках Солтан-бента в верховьях Мургаба. Эту плотину, по тем временам огромную, построил в двенадцатом веке Солтан Санджар*. Дошедшие до нас предания утверждают, что она достигала в высоту сорока одного геза *, как и мавзолей Солтана-Санджара. Окрестности Мургаба процветали, а Мары тогда, по рассказам историков и путешественников, был одним из самых больших, самых красивых городов Востока, с богатыми промыслами и культурой. В нем насчитывалось более сорока одних библиотек!.. Кто бывал в Байрам-Али, тот, верно, видел высокое здание, построенное как-то по-чудному. До него от мавзолея Солтан-Сандаюара километра два-три. В народе его называют библиотекой Абу-Али-ибн-Сины. Да, многим славился город Мары… Его разрушили орды Чингиза…
— Расскажи, как это случилоь!
— При чём тут вода, Артык-ага?
— Расскажу — что от других слышал… Долгое время орда Чингиза не могли захватить Мары. Долгое время длились и осада, и кровавые битвы. Как-то проник в город один пронырливый пес, принюхивающийся к чужому хлебу, — короче, шпион Чингиза. И подслушал слова одной молодухи, которая пекла во дворе чуреки, пришлепывая тесто к тамдыру, и рассуждала вслух: мол, слава аллаху, что враг не знает тайны Солтан-бента. Вода если разрушить плотину — вода в считанные минуты затопит Мары… Ну, длинные уши тут же донесли об этом Чингизу. Город, протянувшийся на много километров, был погребен под водой и с тех пор лежит в развалинах. На этот раз вода из друга сделалась врагом….
— Не вода виновата — захватчик!…
— Верно… Вода — всегда друг, ежели пользоваться ею так, как когда-то это делали марыйцы. Но не один Солтан Санджар заботился о том, чтобы обеспечить нашу землю водой. Двести пятьдесят лет назад, в тысяча семьсот тринадцатом году, некий Ходжанепес Союн-оглы, из западного туркменского племени абдал, познакомился в Хаджитархане, как называлась тогда Астрахань, с князем Замановым. С помощью князя добрался он до Петербурга и добился встречи с русским царем Петром Первым. От имени земляков Ходжанепес попросил царя — принять туркмен под свою руку. А еще он рассказал, как страдает туркменский народ от безводья, сколько плодородной земли пропадает даром… Чтобы утолить ее жажду, говорил Ходжанепес, надо повернуть Амударью к Каспийскому морю. Царя заинтересовало это предложение. Возможно, он полагал, что через Аму, привязанную к Каспию, ему откроется путь в Среднюю Азию и Индию. Так или иначе, но спустя два-три года Петр Первый: отправил по Каспийскому морю экспедицию в Красноводск, Тайком от хивинского хана она знакомилась с туркменской землей, исследовала старое русло Амударьи, тянувшееся к Каспию. По всему видно, что русский царь готов был помочь туркменам. В тысяча семьсот семнадцатом году он послал в Туркменистан одного из своих приближенных, Александра Бековича-Черкасского с шеститысячным войском. Посланцев Петра Первого ждала тяжелая дорога — через безводную пустыню. Многие всадники погибли во время этого изнурительного перехода. Не дремал и тогдашний хивинский хан, Шир-гази. Он заманил Бековича-Черкасского с войском в свои владения, заботясь будто бы о том, чтобы утомленные путешественники отдохнули под его гостеприимным кровом. Принял он их с пышным радушием, а ночлег предоставил в разных местах и, расчленив таким образом русское войско, подло перебил своих гостей. Погиб в этой предательской резне и Бекович-Черкасский. Да, верно тут было сказано, вода не может быть врагом, а вот у воды — были друзья и враги…
