Генька подошел неохотно. У него был насупленный, готовый к сопротивлению вид. Но Сема указал на тяжелый камень, вросший в землю.
– Ну-ка, силач, подсоби.
Генька рванул камень из земли и легко перенес его на нужное место.
– Ух ты, силища! – восхитился Сема. – А теперь… – он прятал лицо, чтобы друг не заметил краски стыда, вызванной его поведением. – А теперь пойди и покажи этим жлобам, как надо работать.
Генька сопел, красный от смущения.
– Я тебе придумал одну вещь, – сказал Сема. – Вот видишь, это пустяковое бревнышко. Я обчистил его и заострил конец. Ты подсунь его под корни. Принцип рычага. Понимаешь?
Генька взял пустяковое бревнышко, но не уходил.
– Кстати, ты не знаешь, чего они там подняли шум? – безмятежно спросил Сема, старательно пряча лицо.
– Э, пустяки!
– Ну, ну! Так ты иди, попробуй. Принцип рычага – подсунул и жми. Должно выйти.
И Генька, пристыженный, но довольный тем, что найден выход из неприятного положения, с азартом бросился к пенькам. Он выбрал тот самый пень, который пытался корчевать Павел Петрович. На пне сидел Валька Бессонов.
– Слазь! – свирепо крикнул Генька и всадил под корни свой рычаг. Рычаг вошел плотно. Генька примерился к нему руками, поплевал на ладони и нажал с такой злобной силой, что заскорузлые корни со стоном лопнули и освобожденный пень тяжело повалился набок.
Оглянувшись, Генька увидел благодарный взгляд Семы и крикнул, задыхаясь от чувства необычайной любовной дружбы:
– А ну-ка, хлопцы, навались! По три-четыре человека – пойдет.
Кое-кто присоединился к нему. Тоня обрубала верхушки деревьев, заостряла клинья, всем предлагала готовые рычаги.
Но все-таки человек пятьдесят еще болтались без дела, поджидая Вернера.
– Идет! – крикнул кто-то.
Шел Круглов, сопровождаемый Петей Голубенко и Катей Ставровой. Круглов подошел не торопясь.
– Ну, что у вас не ладится?
– Все, – сказал Валька Бессонов и отвернулся, заметив насмешливый взгляд Кати.
Тоня швырнула топор и рванулась к Круглову.
– Это стыд! – кричала она, со злобой оглядываясь на парней. – Черт знает как подбирали людей. Опозорили ведь участок! Ты понимаешь, Андрей, им подавай работу по специальности! Они не привыкли! Им не нравится болото! У них шестой разряд…
– Восьмой, – поправил Коля Платт.
Андрей оглядел комсомольцев. Среди них было немало квалифицированных рабочих. Но вот старый знакомец – Николка. Один из руководителей «пиратов»… Андрей уже знал его – деревенский парень, работал чернорабочим, землекопом… Он-то чего бузит? А вокруг него уже целая группа наиболее горластых парней.
Он подошел к Николке, взял его за плечо:
– А ты по какой специальности ждешь работы?
Николка вырвался, отвернулся, буркнул:
– Я не один… Я как все…
– Я спрашиваю, у тебя какая специальность?
Николка молчал. Тогда Андрей обернулся к Коле Платту:
– Полюбуйся! Тебя послали как пролетария, а ты что показываешь? Шкурничество развел? Работу срываешь? А ты, Бессонов, туда же? Здание еще не построили, а тебе подавай штукатурить! А если война и тебя пошлют окопы рыть, ты тоже откажешься?
– Вот это ты не смей говорить! – крикнул Валька, багровея.
– Почему же не сметь? Свою сознательность доказать надо. А тут позор на всю стройку. Ведь стыд, ребята! Послали как лучших комсомольцев. Партия рассчитывала, что мы не побоимся трудностей. А мы что же, неужели сдрейфим?
– Нет, не сдрейфим! Не ошиблась партия! – выкрикнула Тоня со слезами в голосе. Она стыдилась за товарищей и глубоко страдала. Боясь заплакать, она снова схватилась за топор.
– Отдай! – рявкнул над ее ухом Валька Бессонов и стал размашистыми ударами не подрубать, а сокрушать первое подвернувшееся дерево. Коля Платт поднял руку:
– Может быть, я и ошибся. Но ведь и сейчас есть другие работы. На берегу лежат станки. Разве нельзя пока разбирать их в сарае?
– Вздор! – снова ринувшись в бой, прервала Тоня. – Мы должны сделать другое. В три дня раскорчевать площадку! В три дня построить здание мастерских! Через неделю открыть мастерские! И тогда пожалуйте, товарищ Платт, работайте по специальности. Верно я говорю, ребята? Андрюша?
– Вот это верно, – раздался со стороны спокойный бас.
Все оглянулись на голос. В сторонке стоял плотный небритый человек в светлой кепке. Он снял кепку и стал гораздо старше – над моложавым лицом сверкнула белизна седых волос.
– Горячиться не надо, – сказал Морозов. – Эта девушка права. В этом городе вы должны сделать своими руками все. И притом в самые короткие, невиданные сроки. Вы не думайте, что я пришел вас уговаривать. Уговоры тут не нужны. Вот я вспомнил сейчас такой факт. Три года тому назад в деревне было трудно. Не хватало сил. Партия сняла с производства двадцать пять тысяч рабочих-коммунистов и послала в деревню. Заметьте, коренные горожане, пролетарии, сельского хозяйства не нюхали. И они создали образцовые колхозы. Или другой факт. Война. Кронштадт. Делегаты Десятого съезда партии шли в первых рядах на штурм Кронштадта. Они умирали и проваливались под лед. Это были передовые квалифицированные люди нашей партии. Фактов много. Нужны вам еще факты?
Коля Платт сказал:
– Ясно.
– Может случиться, – сказал Морозов, – что среди нас есть отдельные люди, которым трудности не под силу, которые боятся трудностей. Такие люди могут только повредить. Время сейчас такое, что нянчиться с ними некому. И я предлагаю: кто чувствует, что задача ему не по силам, – выходи из рядов. Без шума и споров – отправлю домой первым пароходом.
Никто не говорил, но шум по кругу все возрастал. Последние слова были заглушены ревом негодования. Клава подскочила к Морозову и закричала дрожащим голосом:
– Да нету здесь таких! Это же комсомольцы!
Через несколько минут Андрей Круглов начал запись в ударную бригаду имени Комсомола.
– Записывай меня, – вертясь около, торопил Петя Голубенко, – наша судьба такая – куда ты, туда и я.
Валька Бессонов не выдержал:
– А ну, вали ко мне, ребята! Объявляю сверхударную бригаду имени Нового города. Записывайтесь в сверхударную, непобедимую, несокрушимую!
Через пятнадцать минут все работали. Новые бригады вызывали друг друга на соревнование. Павел Петрович ходил с Морозовым, улыбаясь и смущенно поглядывая на березовые рычаги, выдиравшие из земли тяжелые корявые пни.
Валька Бессонов все так же размашисто сокрушал деревья. Неподалеку работала топором Катя. Они видели друг друга.
Катя первая крикнула в пространство:
– Развоевались, петухи!
Он крикнул в ответ не глядя:
– И зачем сюда девчонок пустили!
Катя не могла оставить за ним последнее слово:
– Обойдитесь вы без нас, мы-то без вас обойдемся!
Так они перекликались, не желая уступить, оба с упоением отдаваясь веселой перебранке под стук топоров.
Поздним вечером в лагере комсомольцы с других участков любопытствовали:
– У вас, говорят, буза какая-то была?
Но за день второй участок стал родным.
– Никакой бузы. Понятия не имею. Сплетни! – отвечали ребята единодушно.
Был заключен договор на соревнование с третьим участком. Катя собирала заметки в стенгазету. В палатках появились разные усовершенствования – гвозди для полотенец, полочки, веники. Быт налаживался. В лагере, где мелькали названия десятков городов, уже чувствовалось возникновение нового, еще безыменного города.
И в тот же вечер, у костра, Генька Калюжный как бы невзначай сообщил:
– Между прочим я видел нанайских комсомольцев.
Все заинтересовались. Нанайцы, да еще комсомольцы!
Генька подождал, чтобы ему задали вопросы, и тогда сказал вялым голосом:
– Ну где – на берегу, конечно.
– Да где же они?
– Ну где – уехали. Поговорили и уехали.
Катя Ставрова чуть не заплакала от огорчения:
– Да что же ты их не привел? Да как же ты их не задержал?
– Видали! – сказал Генька. – Люди едут по делу, а я должен их задерживать.
– Да откуда они?
– Издалека откуда-то. По Амуру километров шестьдесят, а потом вверх по горной реке еще километров двести. В тайге. Я пожелал им счастливого пути. А что я мог еще сделать? Когда люди торопятся и до дому им девять суток езды?
– Шляпа! – с чувством сказал Сема. – Приезжают комсомольцы-националы. Видят – палатки, люди, строительство. И ты не мог им сказать, что мы строим большой город, что мы все комсомольцы, что мы зовем их в гости, что мы несем в тайгу культуру лучших центров Советского Союза…
– Таки да, сказал, – флегматично ответил Генька. – Почти такими же словами. Только я не звал их в гости, я им сказал просто: бросьте трепаться, приезжайте к нам работать вы и вся нанайская молодежь.
– Вот это да! А что они?
– Они спросили, сколько стоят николаевские рубли.
– Николаевские рубли? А им зачем?
– А я знаю?
