— Смотрите, я, кажется, стал жертвой какого-то фокуса! — пробормотал все с той же вымученной улыбкой Роберт. — Интересно, куда он меня ведет?
Но никто не засмеялся в ответ — слишком мало походило это на шутку.
Не отпуская Роберта, Оскар тщательно прикрыл за собой дверь, потом без всяких объяснений схватил брата за грудь и начал трясти. Молча, не спуская взгляда с Роберта, он бросал его из стороны в сторону, как собака схваченную зубами змею.
— Пусти, пусти, костюм разорвешь! — задыхаясь, шептал Роберт. — Что ты, взбесился?
Оскар не отвечал. Когда у него уставала одна рука, он брал его за грудь другой и в конце концов прижал Роберта в угол к печке.
— Ты рехнулся! — шипел Роберт. — Как тебе не стыдно? Отпусти меня!.. Ты с ума сошел!..
— Закрой пасть, пес! — приказал ему Оскар. — Что ты сделал с Зентой, негодяй?
Роберт, пытаясь освободиться, снова, как щенок, забарахтался в руках Оскара.
— С Зентой? О какой Зенте ты говоришь?
Еще плотнее прижал его Оскар к печке. Он уже еле дышал.
— Здесь была только одна Зента, ты знаешь, о ком я говорю.
— Говори же тише, Оскар. Кричит как сумасшедший. Что подумают гости?.. И отпусти меня…
Оскар бросил его на пол.
— Что ты сделал с Зентой?
— Ты помешался… Я позову на помощь!..
— Зови. Пусть все узнают, что ты за человек.
— Ума не приложу, с чего ты это вообразил… Я и не знал толком никакой Зенты. Если ты ревнуешь, то привязывайся к кому-нибудь другому.
— Молчать! Ты обманул ее!
— Ничего подобного! Я не имею обыкновения сходиться с невестами рыбаков… Кто это видел?
— Что ты говорил ей летом у старого карбаса?
— У карбаса? Какой карбас, что ты фантазируешь? Тебе кто-то наплел черт знает чего…
— Я сам слышал своими ушами. Ты обещал жениться на ней.
Теперь наступило молчание. Из соседней комнаты тоже не доносилось ни звука — там, наверное, прислушивались. Роберт оправил измятую теннисную рубашку. Крупные капли пота скатывались с его лба и носа. Вдруг он с презрительным видом повернулся к Оскару.
— Значит, ты шпионил? Нечего сказать — достойное занятие!
— Никогда не мешает присмотреть за негодяем…
— А какое тебе дело до этого? Ты ведь не запретишь мне сходиться, с кем я захочу?
— Да знаешь ли ты, что произошло? Из-за твоей подлости она нашла свой конец на дне Зальупе. Ты виноват в ее смерти, ты — убийца!
Безумная ярость снова овладела Оскаром. Он снова встряхнул брата и изо всей силы швырнул через всю кухню к двери. Она открывалась внутрь и поэтому не распахнулась, но тяжелый удар заставил затрястись стены; на полках зазвенела посуда, а кот испуганно юркнул на печку.
Встревоженные шумом, в кухню выскочил старый Клява, мать и Лидия. Женщины сразу подняли крик:
— Уймись, уймись, сумасшедший! Что ты делаешь!
— Отпусти его, Оскар! — крикнул отец. — Сию же минуту отпусти, я приказываю.
По лицу Роберта текла кровь.
Дверь в комнату так и осталась открытой, и гости очутились в неловком положении, им пришлось стать свидетелями семейного скандала. Рихард пытался занять остальных каким-то анекдотом, но никто его не слушал, да и сам он больше следил за происходящим, чем за нитью рассказа.
Анита, повернувшись спиной к остальным гостям, смотрела в окно. Но и она чутко прислушивалась к каждому слову, ни одного не пропустила.
— Ты окончательно потерял рассудок! — кричал отец. — Отпусти же мальчишку, ты его задушишь! Не видишь, как он посинел?
— Беды большой не было бы, — выпалил Оскар и оттолкнул брата.
— С чего это ты разбушевался! — продолжал кричать отец. — Ну, чего ты на него напал? Думаешь, я это тебе так оставлю?
Оскар стоял со сжатыми кулаками, подавшись вперед всем телом; казалось, он вот-вот бросится на отца. Вдруг он нервно засмеялся:
— Не оставишь? Ха-ха-ха! Как будто это в твоих силах!
— Да что здесь такое творится? — спросил Клява. — Если у тебя нет больше уважения к родителям, изволь объяснить хоть, с чего ты так неистовствуешь?
— С чего? Просто я проучил негодяя, ядовитую гадину, замызганную грязную тряпку, которая брызжет на всех помоями… И еще вот что я скажу. Пусть этот человечишка, называемый моим братом, сейчас же убирается вон отсюда! Чтобы до утра он был как можно дальше от этого дома… И на мою помощь пусть он больше не рассчитывает!
— Да образумься же наконец, чего ты кричишь? — вмешалась мать. — Ну, повздорили между собой, — разве это впервые случается… Нельзя же сразу так… Если Роберт и сделал что плохое, можно еще исправить…
— А может он вернуть человеку жизнь? — выкрикнул Оскар, глядя в упор на мать.
— Ты уж начинаешь шутки шутить, — растерянно пробормотал старый Клява.
— Спросите Роберта, он не хуже меня знает, в чем дело…
Все замолчали.
— Я еще раз говорю: пусть Роберт собирает пожитки и отправляется в путь. И чем скорей, тем лучше…
— Мало ли что ты скажешь, — выпрямившись во весь рост, перебил его отец. — А я говорю, что Роберт останется здесь до последнего дня каникул.
— И этот господинчик… — продолжал Оскар, кивнув на дверь комнаты, — он здесь достаточно болтался, а теперь пусть собирает вещи и отправляется домой. Это ему не пансион для бездельников, здесь живут работяги. Здесь все должны работать.
Старый Клява от ярости чуть не потерял дар речи.
— Ну, это уж… Это уж чересчур! — побагровев, выкрикнул он. — Он говорит так, как будто всем домом заправляет! Так этому не бывать! Не бывать, пока я здесь хозяин! Господин Линде — наш гость, он может здесь жить, сколько ему заблагорассудится.
Оскар спокойно посмотрел на отца.
— Ты напрасно думаешь, отец, что и впредь будешь распоряжаться мною. Теперь начнутся другие времена! Я буду жить по-своему, своим умом. Кем я был для вас всю жизнь? Сыном? Нет, не сыном, а рабочей скотиной, даровым батраком! Больше этого не будет!
— Ты бы получил в наследство дом, — сказала мать.
Оскар засмеялся.
— Дом? Со всеми долгами в придачу? Нет уж, не надо мне никакого наследства. Я хочу жить, как другие люди. Мне двадцать шесть лет, а что я видел за свою молодость? Э, да что там, говорить только не хочется!
— Роберт останется здесь, — изрек отец, не обращая внимания на слова Оскара.
— Тогда, может быть, мне уйти? — спросил Оскар.
— Да будет так! — выкрикнул, задыхаясь от гнева, отец. — Если тебе здесь не нравится, можешь искать себе дом в другом месте! Но Роберт останется, раз я так сказал.
Наступила тишина. Мать и Лидия суетились возле Роберта, успокаивая и оглаживая его. Выпрямившись во весь рост, посреди кухни стоял отец, крепкий, складный старик, такой величавый и — ленивый. Оскар на мгновение словно окаменел. Потом что-то дрогнуло в его побледневшем лице, точно по нему пробежал отблеск какой-то решительной мысли. Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза отцу.
— Хорошо, тогда я ухожу, — сказал он и медленными шагами прошел в свою комнату.
Пока он одевался и собирал документы, гости Роберта один за другим незаметно выскользнули из дому.
Не взглянув ни на кого и не попрощавшись, Оскар открыл дверь и исчез в ночной тьме. И вдруг словно что-то оборвалось — мать с Лидией заплакали, а отец подошел к двери и крикнул вслед:
— Если ты уходишь, навсегда забудь, что у тебя был отчий дом!
— Постараюсь! — донеслось в ответ.
Роберт угрюмо молчал, Рихард с оскробленным видом укладывал чемодан, женщины плакали, только старый Клява не сдавался. Раз он — глава семьи, патриарх, пусть никто не вздумает восставать против его власти, мятежникам здесь нет места!..
— Чего воете! — прикрикнул он на женщин. — Никуда он не денется, некуда ему бежать! Прогуляется по свежему воздуху, пока голова не остынет, и опять станет искать дорогу к дому.
Неизвестно, верил ли он своим словам…
Темнота свежей сентябрьской ночи обступила Оскара. Редкие дождевые капли падали на его разгоряченное лицо. Он снял фуражку. Еще не освободившись от власти пережитого волнения, он уже думал гордую думу о дальнейшей борьбе.
— Ладно, я сейчас уйду, но это не окончательно. Мы еще посчитаемся! — обернувшись лицом к темному поселку, он погрозил ему. — Тогда вы не будете смеяться надо мной.
Он вздрогнул. В темноте послышались торопливые шаги. Чей-то голос, чей-то бесконечно милый голос звал его:
— Оскар, это ты?
— Да, — откликнулся он и остановился.
Анита нагнала его. Тяжело дыша от быстрого бега, она схватила Оскара за руку:
— Оскар, куда ты хочешь уйти?
— Куда глаза глядят, куда угодно, только бы не оставаться здесь!
— Ты ведь не надолго? Не на целые годы? — спросила Анита охрипшим вдруг голосом.
