мы живем не в старой России, а в новом обществе, – продолжал, передохнув, Иван Иуданович, – значит, и поступать мы должны по-новому. Перевоспитывать. В ногу идти, как в газетах пишут. То есть возьмем Самоченкова на поруки, поскольку он первый раз увез машину картошки. И не осознал как следует своего проступка. А так как он еще не осознал всю ответственность, нельзя считать, что взял он картошку с целью…
– Правильный сделал вывод из словесных показаний Иван Иуданович, – поднялся вслед за счетоводом парторг Настёнкин, бывший районный прокурор. – Если исходить из словесного определения, то нарушение законности налицо. Но, товарищи, слово к делу не пришьешь. Для установления умышленного воровства еще недостаточно одной накладной. Нужны свидетельские показания. А главное – установить причину факта самого воровства. Вот в чем суть! – Настёнкин говорил горячо, высоко запрокинув острый подбородок, глядя в потолок, и пальцем грозил кому-то, как будто бы его противник затаился там, на чердаке. – Стало быть, мы подошли к первопричине – учет у нас плохо поставлен. Вот в чем гвоздь! В самом деле, увезли картошку прямо с поля, сдали на завод и деньги получили… А мы с вами узнали об этом только полгода спустя. Да и то по ревизии. Кого же винить в плохом учете? Самоченков здесь ни при чем. Бригадира тоже нельзя во всем винить. Он и так работой перегружен. А виноваты мы сами – учет не наладили. Вот почему я считаю, что нарушение законности было, но сделано не с целью. Предлагаю Самоченкова взять на поруки, то есть вынести ему общественное порицание, а учет в бригадах укрепить.
– Вопрос бригадиру имеется! – Порывистый лупоглазый председатель ревкомиссии, который откопал эту злополучную накладную, потянулся через стол к бригадиру: – Ты давал Самоченкову квитанцию на картошку?
– Я.
– А где корешок?
Бригадир дернул бородой, расстегнул верхнюю пуговицу такого же, как у председателя, френча и растерянно поводил глазами, смешно отвесив нижнюю губу.
– Ну при чем тут корешок, Матвей Матвеевич? – сказал председатель. – Мы же собрались не отчет с бригадира спрашивать!
– А при том!.. У председателя сельсовета сдано три машины картошки… Да Иван Иуданович две машины сдал.
– Погодь, погодь! У меня есть огород или нет? – крикнул Иван Иуданович.
– Ты две свиньи за зиму выкормил…
– Матвей Матвеевич! Кто вам дал такое право? Вы сперва установите.
– Вот я и спрашиваю: где корешки квитанций?
Бригадир опять замотал головой, как взнузданная лошадь.
– Да не съели же их, – сказал председатель.
– Пропили! – Матвей Матвеевич обернулся к председателю. – У нас все премии водкой выплачиваются. Телятница Пузырева чуть в навозной яме не утонула спьяну. Это что, премия? А на молочной ферме гармонь купили… Это тоже премия? Цельными ночами на яривают напролет. У возчика молока лошадь от этого веселья сдохла. А тебе все без цели… Эх, Иван Ларивонович!
– Так ведь народ свой резон на все имеет, – отбивался председатель. – Ты вот не пьешь, а другой пьет. Кто прав, кто виноват? Намедни племянница твоя замуж выходила – тебя на свадьбу пригласили, а ты не пришел. Это как же рассудить! Ты думаешь, характер показал? А народ вон по-другому рассудил. Нехорошее говорят про тебя на селе, что, мол, в гордость пошел. И хуже того – философией занимаешься.
– Я сам в гости никого не приглашаю и к другим не хожу. Вот моя философия! А некоторые у нас не то что на дому – в правлении компанию водят. На той неделе из колхоза «Ответ интервентам» приезжали?
– Соцсоревнование!
– Ага! На этом соцсоревновании пять ящиков водки выпили, пятьсот яиц съели да пятьдесят петушков. Вот чего стоил нам приезд «интервентов»!
– Ты меня «интервентами» не попрекай! Я на них в тот вечер половину своей зарплаты истратил! – кричит председатель.
– Ты лучше расскажи, как на своей персональной петушков в луга возил. Живую закуску! А все компании!
– А у тебя в свинарнике тоже компания… Нечего говорить. – Председатель багровеет и начинает загибать пальцы. – Сам ты животновод, жена и сестра – подручные твои, братья сторожами работают. Ты думаешь, никто не видит этого? Народ все примечает. Вот спроси хоть его! – Председатель кулаком указывает на бригадира.
Тот уже давно был наготове:
– И спрашивать нечего. Всем известно, что семейственность развел в свинарнике… Шайку!
– Кого? – Матвей Матвеевич встает и указует перстом на бригадира, но обращается к председателю: – Пусть сейчас же извинение приносит! При всех…
– Подожди горячиться, Матвей Матвеевич!
– Прикажи ему извиниться!
– Да я что, начальник милиции? Не могу же я заставить народ думать по-своему или по-твоему. У нас как-никак демократия.
– Тогда нам не об чем говорить больше, – Матвей Матвеевич с грохотом отодвинул стул.
– Видишь ты какой! – покачал головой председатель. – Больно ты уж власть любишь. И к мнению чужому нетерпимость проявляешь.
– Я оскорблениев не терплю! Обмана!..
– Ну давай говорить спокойно. Ты на свинарник как на вотчину смотришь. В прошлом году я послал к тебе телятника травы покосить возле фермы. Так ты его прогнал?
– Прогнал. Он мог поросят порезать косой-то…
– А как насчет травы?
– Траву мы делим по сторожам.
– Вот, вот… По своим братьям.
– Так они же всего по сорок рублей в месяц получают.
– А за что и платить-то? Один глухой, второй безногий. Тоже сторожа! – хмыкнул бригадир.
– И то сказать, целый год ты, Матвей Матвеевич, двух лошадей в саду продержал, – вступился Иван Иуданович. – На свою потребу.
– Дак эти лошади подыхали в бригаде! Я их по весне с веревок снял, сеном своим выхаживал… Корову свою продал, а лошадей колхозных спас. И вы теперь меня же обвиняете?
– Подумаешь, чем хвастается! Двух лошадей спас… – сказал бригадир. – Кабы ты ферму спас!
– Я требую извиниться передо мной!
– А я еще добавлю – шайка и лейка! – опять хмыкнул бригадир.
– Возражениев нет? – спросил Матвей Матвеевич, красный весь, торопливо перебегая глазами по членам правления.
Все молчали. Председатель только плечами пожал.
– Понятно. Поговорим в другом месте. – Матвей Матвеевич быстро вышел.
– Куда же вы?
– Самоченков, ну-ка пулей за ним!
Самоченков сорвался с места и выскочил на улицу, так и не надев шапки. Через минуту он вернулся, встал на свое место у порога, глаза опять в малахай:
– Не идет. Говорит – сами ко мне придут.
– Вот характер!
– Трудно с ним работать… – Председатель сострадательно посмотрел на правленцев. – И все терпим… Что же мы запишем о Самоченкове? А, товарищи? С целью или без цели? – спросил, помолчав, председатель.
– Без цели! – дружно ответили правленцы.
– Так и запишем.
– Спасибо, – сказал, надевая малахай, Самоченков. – А насчет этого я постараюсь… Оправдать то есть.
