Рудаков постелил себе на диване и пролежал с открытыми глазами остаток утра.
…Вот о чем думал главный бухгалтер после ухода милиции, глядя на лежащие перед ним бумаги с тысячами цифр… Как давно было то утро… Сто лет назад? Нет, целая тыща лет прошла с той ночи и того утра… А на самом деле восемь месяцев. Все изменилось… Перечеркнулась жизнь. Разве может перечеркнуться жизнь за восемь месяцев?
Выходит, может…
После допроса Леночка еще посидела в бухгалтерии. Ей накапали валерьянки, напоили чаем. Вокруг кассирши постоянно толпились люди: прибегали из других отделов, из цехов, заглядывали в дверь и совершенно незнакомые люди со всезнающими лицами – командированные.
Беспрерывно звонил телефон. Все хотели поговорить с Перовой, узнать подробности. Леночка немного успокоилась, отвечала на вопросы, выслушивала сочувствующие слова. Даже позвонил какой-то родственник из другого города. Слышали, как Леночка посоветовала ему бросить все и уехать на Север.
Уж не собирается ли и Перова на Север? – всполошилась бухгалтерия. Ни в коем случае! Все образуется. Минакова найдут вместе с деньгами. Сейчас такая техника сыска. Электронику применяют!
Перова обещала не уезжать на Север.
Потом пришел с допроса Шкаф и отпустил Леночку домой.
Кассирша вышла из проходной и почти побежала по улице. Все ее лицо, облитое слезами, горело, щипало, нестерпимо болела голова.
«Какая мерзость, – думала кассирша. – Жизнь – это мерзость, люди – мерзость, я – мерзость… Бежать, уехать, забыть все это…»
Прохожие с любопытством смотрели на Перову.
«Или кончить… все разом… Сейчас пойти в милицию и рассказать.., Рассказать все… Будь что будет… Нет, в милицию ни в коем случае… Посадят… И притом надолго…»
Возле аптеки Леночка нерешительно остановилась. Надо бы купить анальгин и примочку, однако перспектива встречи с Циц ее не радовала.
Заведующую аптекой в Петровске знали все. Эта полная бойкая женщина была в курсе всего, что произошло в городе, что происходит и что будет происходить. Люди поинтеллигентнее звали заведующую Центральным информационным центром – сокращенно Циц, а люди попроще – Брехло. Человек, который во время разговора с Циц-Брехло произносил слова: «А я уже знаю», становился навек смертельным врагом заведующей аптекой.
Все же Леночка решилась войти в аптеку. Циц стояла за прилавком и разговаривала одновременно с тремя женщинами. Очевидно, об ограблении кассы, потому что, когда кассирша возникла на пороге аптеки, все четверо разом замолчали и воззрились на нее.
– Мне анальгину и примочки, – сказала Леночка.
Кумушки молчали, очевидно, потеряв дар речи от неожиданности. Потом Брехло закричала:
– Леночка! Бедненькая ты моя девочка! Да как же он тебя, мерзавец, разукрасил! А ты еще бегала к нему на свидания! Ворковали все, как голубки, у Мичурина! О, господи! Да что же это творится на белом свете? Ну, мужики! Последнюю совесть растеряли! То ненаглядной называл…
– Он не называл меня ненаглядной, – сказала Леночка.
– Как же… Я ведь точно знаю, деточка, – даже обиделась Циц.
– Не называл! Дайте мне анальгину на примочки.
– Называл, да еще так громко! Я сама слышала! Ты, деточка, в голубеньком была в тот вечер, а на нем был серый пиджак.
– И называл, и за руку брал, – поддержали свою руководительницу кумушки. – Это точно. Все об этом знают. Что не целовались, то не целовались – тут врать нечего. Он вежливый был, какая его муха укусила…
– А почему он целоваться не хотел? – вслух удивилась Брехло.
– Скромный был.
– Вот и доскромничался. Разводным ключом по лицу живого человека.
– Можно сказать – невесту.
– Какая она ему невеста? Она к Мичурину от скуки ходила. Разве ей такой жених нужен?
– А чем плох Минаков?
– Скромный больно. Зачем ей скромный?
– Для разнообразия. И настоящий у нее был.
– Кто такой?
– Приезжий, говорят. Командированный…
– О, господи! Уж не тот ли, что в Пещерах заблукался?
– Может, и он. Я почем знаю?
Они совсем забыли про Леночку и трещали вовсю.
– Мне анальгину и примочку, – напомнила кассирша.
– Сейчас, деточка, бедненькая моя… – Циц-Брехло побежала к шкафу, но тут в ее кабинете зазвонил телефон.
– Одну минуточку. Это, наверно, корень валерьяны. Я жду корень валерьяны. Тебе тоже надо попить, деточка. Я тебе обязательно дай корня валерьяны.
Циц скрылась за дверью, однако через несколько секунд ее растерянная физиономия опять появилась в комнате.
– Перову… тебя, деточка… – прошептала Брехло.
– Меня? – удивилась Леночка. – Кто?
– Не знаю. Какой-то мужчина. Голос важный такой.
– Но откуда он…
– Кому надо, тот везде найдет, – сказала Циц убежденно.
Сильно недоумевая, растерянная Леночка прошла в кабинет заведующей, прикрыла за собой дверь На столе лежала телефонная трубка. Она выглядела загадочной, даже зловещей.
– Да… Я слушаю, – прошептала в трубку кассирша.
– Элеонора Дмитриевна? Говорите громче, – голос был далеким, глуховатым, она узнала его сразу,
– Да…, Я слушаю… Кто это?
– Старик.
– Старик? Это опять вы…
– Не повторяйте за мной.
– Что вам надо? Хватит надо мной шутить… Мне сейчас не до шуток…
– А я и не шучу. Вы получили свои пиастры?
– Какие пиаст…
– Не повторяйте. Видите – я держу свое слово. Вы не сказали обо мне – и в награду пиастры. Я рассчитался с вами. Полный расчет. Но и дальше молчок, что видели меня. Иначе…
– Что «иначе»?
– Будет плохо.
– Мне и так плохо. – Слезы закапали из глаз кассирши на стол, заваленный рецептами и лекарствами.
– Ничего, – утешил Старик. – Все образуется. Он сделает все остальное.
– Кто он? Откуда вы… – Глаза Леночки сразу высохли.
– Я все знаю. Даже то, что сегодня вас допрашивала милиция. Спрашивала про меня, и вы не сказали. Вы честно заработали свои пиастры.
– Кто вы? Отвечайте… Я не верю…
Частые гудки.
Кассирша вышла из кабинета. Кумушки шептались. По их физиономиям было видно, что все четверо подслушивали.
– Вот, пожалуйста, деточка, пакетик, – сказала Циц сладким голосом. – С тебя шестьдесят три копейки. Пей на здоровье, деточка. Примочки надо делать на ночь.
Перова вышла не попрощавшись.
– Я сейчас, – бросила Циц-Брехло кумушкам. – Присмотрите тут. – И пошла следом за Леночкой, держась на расстоянии.
У ближайшего телефона-автомата заведующая остановилась, огляделась и, увидев, что вокруг пусто, поспешно юркнула внутрь. Затем она сняла трубку и набрала 02.
– Дежурный по городу младший лейтенант Кобчиков слушает! – тотчас же раздался громкий бодрый голос.
Циц прикрыла трубку ладонью:
– Говорит… Не важно кто… Только что Перова разговаривала по телефону с каким-то стариком… Наверно, это ее сообщник.
– Стариком? Алло! Алло! Почему вы молчите? – закричал Кобчиков.
– Да… Стариком… Целых пять минут…
– Алло! – взволнованно сказал Кобчиков. – Расскажите подробнее.
– Сейчас она будет проходить мимо вас – вот и узнайте подробности.
– Алло! Алло! Что вы опять замолчали? Как ваша фамилия?
– Больше ничего не надо? – усмехнулась Циц в трубку.
– Говорите. Я же все равно узнаю.
– Вы, молодой человек, еще слишком неопытны, чтобы узнать. Мало милицейской каши съели.
– Подождите, не кладите трубку!
– Будете звонить на телефонную станцию? Ха-ха-ха! – Циц рассмеялась. – Не тратьте драгоценное государственное время, младший лейтенант Кобчиков. Я из автомата.
– Я не буду вести протокол! – крикнул Кобчиков. – Минуточку! Вам нечего бояться! Я веду частное расследование!
– Быстрее, младший лейтенант, ведите свое частное расследование. Она уже подходит к вам.
Циц положила трубку, вышла из кабинки и заспешила к галантерейному магазину напротив. Там она стала у прилавка и, делая вид, что рассматривает разные побрякушки, принялась наблюдать за милицейским крыльцом.
Между тем Леночка тоже звонила из телефона-автомата. Она звонила своему любовнику главному инженеру Евгению Семеновичу Громову. Всхлипывая, стуча зубами от испуга и боли, она рассказала о звонке Старика, У главного инженера как раз шло совещание, и Громов вынужден был разговаривать междометиями, общими словами.
– Ага… Так… Ничего… Это шутка… Я разберусь… Просто глупая шутка… Надо отдохнуть… Я у себя… Сегодня я у себя… Да, я вас приму. Так и решим ваш вопрос. Только не надо спешить… Смотрите лучше под ноги…
Это означало: «Не бойся, это лишь глупая шутка. Приходи ко мне домой вечером, поговорим. Только будь осторожна – за тобой могут следить».
Леночка вышла из кабинки и пошла домой немного успокоенная. Вопреки ожиданиям Циц с милицейского крыльца никто не сбежал, чтобы немедленно арестовать кассиршу.
– Лопухи, – вслух сказала Циц-Брехло и, разочарованная, поспешила в свою аптеку: с минуты на минуту должны были привезти корень валерьяны. А корень валерьяны являлся страшным дефицитом. За корень валерьяны можно было запросто договориться насчет импортного голубого унитаза.
