28
Распуская по железнодорожной насыпи пушистые усы пара, паровоз пятился, проталкивая порожняк.
Чудно́ выглядит состав!
Здесь крытые теплушки и четырехосные пульманы, платформы и решетки. Даже бронированная платформа с высокими бортами, отслужившая службу зенитному бронепоезду, пришла за лесом. Стучат сцепления и буфера, вторя им, погромыхивают на стыках рельсов колеса, раздаются свистки кондуктора, и машинист, высунувшись по пояс из паровозной будки, отвечает короткими и длинными гудками.
Идет расстановка вагонов.
Грузчики приступают к погрузке: затесывают стойки и укрепляют их в гнездах платформ; приготавливают прокладки и проволоку для увязки; устанавливают покаты и пропускают под торец бревен веревки. Слышится дружное «Взяли!», и, подтянутый веревками кряж со штабеля ползет на платформу.
Костиков стоит на штабеле и внимательно наблюдает за погрузкой. От внимания не ускользает ни одна мелочь. Он лишний раз хочет убедиться в целесообразности применения при погрузке круглого леса трелевочной лебедки с его, Костикова, приспособлением.
— Здорово, Леонид Константинович!
Костиков обернулся и увидел позади себя начальника погрузки Раздольного. Не любил он этого долговязого человека, с прыщеватым худым лицом. Было в его манере держаться с другими что-то отталкивающее, неприятное. Раздольный никогда не смотрел собеседнику в глаза, говорил резко, насмешливо. Держал себя самоуверенно, подчас нагло.
Костиков небрежно кивнул головой и отвернулся. Он не хотел разговаривать с Раздольным после инцидента в кабинете директора.
— Что это у вас за рисуночки? — Раздольный протянул руку к чертежам, но Костиков не шелохнулся. — Что, секрет? Исподтишка мешки рвем и — в лауреаты?
— Я никогда не, думаю о себе, Алексей Васильевич, — с раздражением сказал Костиков, не поворачивая головы.
Раздольный пропустил замечание мимо ушей.
— Так можно взглянуть? — не унимался он.
«Пусть позлится», — решил Костиков и протянул чертежи.
Раздольный не торопясь развернул бумагу и на мгновение удивленно вскинул брови.
«Что, слопал?» — мысленно сказал Костиков и усмехнулся.
Действительно, начальник погрузки никогда не подозревал, что старый десятник способен на изобретения. Внимательно рассматривая чертежи, он видел, какой переворот сделает трелевочная лебедка с костиковским приспособлением в погрузке круглого леса, шпал, досок, брусьев. Он мысленно отдал должное и автору, но скривил толстые губы в презрительную усмешку, сощурил глаза.
— Я ошибся, Леонид Константинович, на такую ерунду не стоило время тратить.
— Знаете что, Раздольный… — Костиков выхватил чертежи и с ненавистью посмотрел в его глаза. — Вы… вы подлец… — С негодованием, задыхаясь, выкрикнул десятник и, соскочив со штабеля, пошел прочь.
— В Москву пошлите! — усмехнулся Раздольный.
— И пошлю, куда надо, будьте спокойны. А лебедка все равно скоро заработает!
Костиков увидел у шпалорезки Павла Леснова и Седобородова и направился к ним.
29
Раздольный, взволнованный неожиданным вызовом замполита, вошел в кабинет и сдержанно поздоровался. Некоторое время Столетников не обращал внимания на него, рассматривая лежащую на столе бумагу, потом поднял голову и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
Раздольный кашлянул. Столетников медленно открыл глаза и внимательно посмотрел на начальника погрузки, приглаживая левой рукой непослушный «ежик». Несколько минут он молча разглядывал его, а Раздольный уставился на грани Золотой Звезды на кителе Столетникова, ощущая неприятный холодок от устремленных на него глаз.
Столетников встал, вынул из кармана портсигар, протянул его Раздольному.
— Вы, как следователь, товарищ замполит, сначала папиросы, а затем вопросы, — усмехнулся Раздольный, доставая кисет. — Слабые они, — кивнул он на папиросы, — привык к крепачу. Попробуете?
— Благодарю… А вы разве были под следствием?
— Не отведал такого удовольствия, — смутившись, поспешно сказал Раздольный и просыпал табак. Быстро стряхнул его с колен, достал новую щепотку.
— Какое у вас специальное образование? — спросил Столетников, шагая по кабинету, но не выпуская Раздольного из поля зрения.
— Лесной техникум. В тридцать восьмом окончил.
— А в войну где были?
— До сорок третьего была бронь, в леспромхозе работал на Севере, потом призвали в армию. А в сорок пятом демобилизовали по ранению. Устроился в тресте «Красдрев» в Красноярском крае, потом уволился, и наш трест направил сюда год назад.
— А почему уволились из «Красдрева?»
— Не сработался с начальством, — буркнул Раздольный.
— А здесь сработались?
Раздольный подозрительно покосился на замполита, но промолчал.
— А где у вас семья?
— Нет у меня никого… — резко ответил Раздольный; нахмурился и, закурив, отвернулся, давая понять, что ему неприятен этот разговор.
«Почему он так интересуется мною?» — волновался Раздольный.
Столетников понял его волнение по-своему.
«Вероятно, родные погибли во время войны».
И он повел разговор мягче.
Раздольный поднял на Столетникова глаза. «Нет, как будто, все в порядке».
Столетников остановился у стола и движением руки пригласил подойти Раздольного.
— Вот по какому поводу я вас вызвал, — начал он, показывая рукой на чертежи. — Как вы смотрите на приспособление Костикова к лебедке?
— Вы это о трелевочной, что ли? — Раздольный окончательно пришел в себя и ответил уже без прежней сдержанности. — По-моему, непрактичная идея.
— Мотивы?
Раздольный на секунду смешался.
— Нерентабельна будет лебедка, в лесу она больше пользы принесет…
— А если в лесу она нам пока не нужна?
Раздольный пожал плечами.
— По предложению Костикова лебедка должна быть установлена на санях, значит, стационарной будет, что позволит грузить лес лишь с одного штабеля и не больше двух-трех вагонов, — заметил Раздольный. — Трос должен цепляться за борт полувагона, потом за пачку бревен и тянуться лебедкой. Потребуется много времени и рабочей силы, и в итоге лебедка не оправдает себя.
— А если сани с лебедкой передвигать от штабеля к штабелю, ну… хотя бы трактором, а к ней приспособить
