Надо было двигаться, поскорей добраться до дороги, чтобы не закоченели от ледяной стужи ноги. Идти по глубокому снегу оказалось невозможно, Василий Егорович полз, не давая себе передышки, благо дорога находилась неподалеку. Увидал трактор-колесник, замахал руками, закричал, как будто его можно было услышать:
— Стой! Куда же ты, окаянная твоя сила!
Тракторист Толька Иванов остановился не сразу, далеко проскочил, а уж потом попятился назад. Ему даже сделалось страшновато при виде ползущего по снегу человека. Помог Василию Егоровичу встать на твердую машинную колею, разглядывая его заснеженную, заледеневшую одежду.
— Что случилось, дядя Вася?
— В реку угодил. Дернул меня черт пойти по льду на лыжах!.. Кричу тебе, мать твою за ногу, а ты наддаешь газу. Гони скорей домой, пока не околел!.. — Василий Егорович никак не мог отдышаться.
В кабине трактора тоже тепла нет, но все-таки не на улице. Толька газовал во весь мах, так что скоро доехали до дому. Когда Василий Егорович предстал перед женой в задубеневших валенках и торчавшей колом фуфайке, промоченной снизу, она всплеснула руками:
— Батюшки! Да как это тебя угораздило?
— Черт знает! Так уж быть греху. Хотел сделать лыжину Мише, да и свои-то пришлось бросить в полынье. — Василий Егорович едва снял пудовый валенок, со зла турнул его под порог.
— Тьфу! Из-за пустяка поперся в такой мороз в лес! А на Сотьму-то за каким лешим тебя понесло? Дважды два и потонул бы, и замерз. Не старый ли дурак, а? — бранилась Варвара Михайловна, доставая из комода теплое, с начесом, белье.
Василия Егоровича знобило, залез на печку, но прибежала Наташа, скомандовала:
— Папа, разве можно сразу на печку?! Слезай, ложись в постель.
Что поделаешь, медику надо подчиняться. Выпил Василий Егорович стопку водки да крутого чаю с медом, лег в постель. Наташа стала растирать ему спину, поясницу и ноги какой-то желтоватой жидкостью. Он дивился, какие у нее мягкие, ласковые ладони и пальцы: казалось, прикосновение только рук и без всякого лекарства должно исцелять.
— Чем это ты меня натираешь?
— Настойкой одуванчика.
— Гм… Вроде пустая, сорная трава. Неужели помогает?
— Конечно! — Она накрыла Василия Егоровича одеялом. — Вот теперь согревайся.
— Спасибо, Наташенька.
Он благодарно смотрел в ясное, разрумянившееся лицо снохи, любовался ее волнистыми волосами, чистым накрахмаленным халатиком. Настоящая снегурочка. Кажется, только медицинским работником она и могла быть.
Пришел Алексей, тоже поругал Василия Егоровича:
— Папа, зачем ты наладился в лес? Да еще по реке! Не сидится тебе дома.
— И сам не знаю, как-то оплошал. Лошадь о четырех ногах — и то спотыкается.
— Выдумал лыжину мастерить Мише: поеду в город — куплю новые, теперь этого добра в спортмагазинах навалом.
— Знамо, нынче все можно купить, да ведь и свои руки для чего-то дадены, — неохотно соглашался Василий Егорович. — Жаль, лыжи я бросил там в полынье. Ты бы сходил за ними, пока не вмерзли. Только возьми длинный шест.
— Ладно, достану.
Молодые ушли. Жена продолжала бубнить за переборкой:
— Не знаю, чего вас все река-то тянет к себе? Я дак с детства боялась подходить к Сотьме. Помнишь, Колька Савосин нырнул и не вынырнул. А плотовика парня тогда на глазах у мужиков река взяла. Да что говорить, ты, чай, не молоденькой, должен соображать. Ну-ка, в такой мороз провалиться!
Василий Егорович виновато помалкивал. Сейчас, придя в себя и вспоминая происшедшее, он как бы заново почувствовал тот леденящий страх, когда рухнул в полынью. Хорошо, оказалось мелко, а если бы на глубине? Может быть, не смог бы выбраться в намокшей фуфайке и валенках. В самом деле мог пропасть ни за что ни про что. На войне уцелел, а у себя на Сотьме… Ерунда какая-то!
Василий Егорович закрыл глаза, стараясь забыться. По телу начинал разливаться истомный жар, надо было хорошенько пропотеть. «Поди ты, одуванчик — и тот лекарственный! — снова дивился он. — Смотри, как разогревает! Дай бог здоровья Наташе».
Мысли становились все рассеянней, виделись осиянные солнцем, скованные стужей лесные дали, а в ушах возникал тихий звон, похожий на тот, что издавали загадочные птахи.
2
Еще подъезжая к Белоречью, первый секретарь райкома Кондратьев обратил внимание на новый придорожный знак, на котором было крупно и четко написано белым по голубому фону «Совхоз «Белореченский», а ниже изображены силуэты комбайнов, идущих по желтой ниве. Кондратьев даже приостановил машину. И, конечно, не могла не броситься в глаза ему и корреспондентке районной газеты, ехавшей с ним, наглядная агитация у входа в контору, выполненная почти индустриальным методом, с использованием пластмассы: буквы были безукоризненно аккуратные, как будто штампованные. По одну сторону располагались совхозные обязательства, по другую — лозунги и призывы. Здесь же была вывешена «Молния» в честь тракториста Николая Силантьева, передовика по вывозке торфа на поля. При задании 96 тонн он вывез за неделю 150 тонн.
Кондратьев уверенно вошел в кабинет директора: кряжистый, в распахнутом черном полушубке и валенках, он выглядел не по-секретарски обыденно. Здороваясь с Логиновым, показал на свою попутчицу:
— Корреспондент нашей газеты Ирина Новикова.
— Помню. Осенью была ваша статья о недостатках в работе белореченской фермы. Вообще к нам привыкли ездить за критическим материалом.
— Почему? Мы рады объективно отметить все положительное, — улыбнулась корреспондентка и встряхнула каштановыми волосами, слежавшимися под шапкой. Остроносенькая, худенькая, она казалась застенчивой, и Логинову подумалось о том, что, наверное, нелегко ей достается журналистский хлеб.
— Слушай, Алексей Васильевич, откуда у тебя взялись таланты по оформлению наглядной агитации? — спросил Кондратьев.
— Шабашники изготовили: толковые парни, с высшим образованием.
— Ясно, куют деньгу. Должно быть, много сорвали?
— Порядочно! Не одобряете мои действия?
— Как тебе сказать? С одной стороны, совхоз не настолько богат, а с другой — всякое дело надо делать добротно, в хозяйстве мелочей не бывает. Призывы, начертанные кое-как на полинялых стендах, попросту не имеют должного воздействия. Однако предприимчивы шабашники! Смотри, с какого конца зашли! И тут предлагают свои услуги! — весело закончил Кондратьев и перевел разговор на другое: — Как положение с кормами?
— Должно хватить.
— По молоку вы всю зиму идете с плюсом, так и держите, потому что зимовка трудная, во многих хозяйствах надои сократились.
— Нас выручают навесы, которые мы построили в поле и около ферм: сено под ними сохранно на сто процентов, можно сказать, нет отходов.
— Это хорошо. Каждому хозяйству пора бы иметь такие навесы. В «Ударнике» и в «Михайловском» ныне туго насчет сена. Продали бы им сколько-нибудь.
— Постараемся помочь.
— Одевайся, Алексей Васильевич, поедем на торфоболото.
— Минуточку, коротко расскажите, как организована у вас вывозка органики, с чего начинали? — вмешалась в разговор корреспондентка.
— Начинали мы с освоения Раменского торфоболота. Вот Владимир Степанович поддержал нашу инициативу, с его помощью получили мы экскаватор. Многие годы на совхозные поля вносилось мизерное количество органики, земля истощалась, урожаи скудели. Когда я пришел в совхоз, урожайность была всего шесть центнеров с гектара. Собрал я специалистов, механизаторов, разговор получился полезный: все понимали, что дальше так хозяйствовать на земле нельзя. Тогда же решили не распылять удобрения по всем полям, вносить их полной дозой на определенные площади. Результат не замедлил сказаться: с отдельных полей в прошлом году взяли по пятнадцать центнеров на гектар. Это было убедительней любой агитации…
— Поедемте, — повторил Кондратьев, — дорогой поговорите.
— Я бы хотела повидать тракториста Силантьева.
— Он как раз там, на вывозке.
Пока машина шла снежной траншеей зимника, Логинов отвечал на вопросы корреспондентки. Был конец марта, а снег еще нисколько не подтаял. Посторонний человек, может быть, не обратил бы внимания на заснеженный гравийный холм, возникший за зиму у поворота на Раменье, а для белореченцев он был, пожалуй, главной приметой года. Прошлым летом начали асфальтировать дорогу Покровское — Белоречье — Раменье. Всю жизнь мечтали о надежной дороге, и даже теперь еще не верилось до конца, что скоро в село придет асфальт.
— Вот что меня больше всего обнадеживает, — кивнул на кучу гравия Логинов. — Настроение у людей будет совсем другим. Сколько средств и времени тратим на перевозки, а по шоссейке долго ли газануть.
— Да, большое дело, — согласился Кондратьев. — Надо сказать, мы не очень надеялись, что «Автодор» запланирует твердое покрытие. Теперь будет дорога областного значения, соединит три хозяйства, четвертый — лесопункт. Кстати, сплав по Сотьме запретим, как только будет закончено строительство дороги.
