Котлован, выстланный липкой глиной, — казалось бы, не такое страшное зло в сравнении, например, с ледяным ветром или скользкими заиндевевшими балками на верхотуре. Но люди всегда охотнее переносят зло большее, но уже привычное, нежели зло меньшее, но новое.
Единственное утешение — монтажников перевели сюда на две недели.
— Не волнуйтесь, Кириченков, — успокаивал прораб Рыбасов. — За вами сохраняется средний заработок. Получите даже «высотные».
— Разве это законно? — негодовал Погодаев. — Верхолазов превратили в землекопов.
— Путем скрещивания хотят вывести новое животное — гибрид белки с кротом, — подхватил Маркаров.
День шел за днем, и каждое утро Садырин встречал своих бывших коллег неизменным: «Привет ударникам пулевого цикла!»
Спустя четыре недели «кроты» стали роптать.
— Пора когти рвать отсюда, — Чернега первым выразил вслух недовольство.
В один непрекрасный дождливый день Варежку в будке ее крана сменил незнакомый крановщик. Варежку послали делегатом на областной слет передовиков кранового хозяйства.
Ей не пришлось оформлять командировку — слет проходил в Приангарске, во Дворце культуры «Спутник».
Варвару Белых избрали в президиум, — отнеслась к этому спокойно, избирали не впервые.
Она скромно села в последнем ряду за Леонидом Емельяновичем Белых, тот заслонил ее своей широченной спиной. Скучный казенный доклад. Ее заинтересовало лишь, сколько и где работает кранов. Далеко их Приангарску до Братска и даже до Усть-Илимска, там число подъемных кранов обозначают трехзначной цифрой. Горизонты, куда ни оглянись, исчерчены в тех городах башнями и стрелами кранов-трудяг.
Варежка не помнила, есть ли герб у города Братска. Будь ее воля, она изобразила бы на гербе стрелу подъемного крана, а рядом макушку лиственницы, ели или кедра; дерево пусть выберет художник по своему вкусу...
Галиуллина и Шестакова также послали на слет. Кому же лучше судить о работе крановщиков, если не бригадирам-монтажникам?
Варежка не сразу догадалась, почему она сегодня в таком приподнятом настроении, а когда догадалась, снисходительно улыбнулась: приятно, что Шестаков видит ее сидящей в президиуме... Да еще красиво причесанной, да еще в новом платье...
Утром она познакомила Шестакова с Леонидом Емельяновичем, с которым в ее жизни столько связано, рассказала об их семье.
В составе делегации Братскгэсстроя на слет приехали три брата Белых: знатный крановщик Леонид Емельянович из Усть-Илимска, Яков из Братска и Алексей из Иркутска.
Все они родом из деревеньки Зятья, ушедшей под воду. Три десятка рубленных в лапу домов исстари отражались в реке Илим. Иные дома были срублены еще в те времена, когда по соседству в остроге Илимска томился в заточении великий крамольник Александр Радищев.
Из тридцати домохозяев в Зятьях двадцать восемь — однофамильцы. Бабушка Вари Белых хозяйничала через двор от матери Леонида Белых. В годы войны они гребли в одной лодке, пасли одно стадо коров, сиживали на одной завалинке.
Породнились, когда Варя вышла замуж за Валентина Белых, младшего из братьев.
Леонид Белых был не только Вариным деверем, но и наставником. Вернувшись из армии, он уехал на стройку Иркутской ГЭС, стал машинистом крана, его часто хвалили с трибуны и в газете.
Позже он привез из родной деревеньки брата Валентина и его нареченную восемнадцатилетнюю Варю, устроил их на курсы крановщиков, которые сам когда-то окончил.
Спустя много лет Леонид признался Варежке, что поступил на курсы крановщиков, нарушив правила приема. В его запоздалой исповеди слышались отголоски давнего удалого озорства и не остывшего с годами смущения.
После армии он мечтал стать крановщиком, но куда ему! На курсы принимали с семилеткой, а Леня ходил в школу всего четыре зимы, и то с грехом пополам.
А тут на Иркутскую ГЭС приехал в отпуск из армии брат Алексей. Служил он сверхсрочную в звании старшины, парень оборотистый, придумчивый.
Записался на курсы Леонид Белых, а пошел сдавать экзамен по математике Алексей, у него знаний побольше.
Экзамены шли в длинном бараке. Алексей занял место у окна близ доски, из осторожности не поднимал головы, переодетый в мешковатую без погон гимнастерку Леонида. У того же окна дежурили на улице Леонид в братниной старшинской шинели и Яков.
Алексей кусал губы, ерзал на парте — не мог решить квадратное уравнение, смотревшее на него с доски.
Окно не успело заиндеветь, и доска была видна с улицы.
Мимо барака проходил незнакомый паренек с книгами под мышкой.
— Ты в каком классе учишься? — спросил Яков.
— В девятом.
— Квадратные уравнения помнишь?
— Ну?..
— Вон она, задача, на классной доске... Погляди прилежнее. Можешь решить?
— Ну...
Паренек подошел к окну, вгляделся в доску, исчирканную мелом, и довольно быстро решил задачу.
Яков крупными буквами-цифрами переписал решение. Встал в снег на колени, чтобы его не видно было в окне, поднял обе руки и приложил листок к стеклу.
Леонид следил за учителем, который расхаживал по классу. Когда учитель приближался к доске, Яков убирал шпаргалку. Когда учитель отходил, Яков снова показывал листок.
Алексей весело закивал и, скосив глаза, переписал решение...
Эльвира Ефимовна Хмельницкая, завуч, золотая душа, с симпатией относилась к Леониду, парню богатырского сложения, знала, что тот страстно хочет стать крановщиком, да и сам начальник строительства Батенчук хвалил его.
— Сдал экзамен по математике?
— Сдал. — Леонид потупил голову, чтобы не видно было, как он покраснел. — На тройку.
— Вот и хорошо. Теперь иди сдавай русский язык.
— Боюсь провалиться, Эльвира Ефимовна. Подзабыл грамматику...
— Ну ладно. Я тебе тоже тройку поставлю. Главное — математику сдал.
Спустя годы Леонид Белых совладал и с квадратными уравнениями. Но можно ли упрекнуть его в давнем обмане?
Если бы математик, принимавший экзамен, знал про его детство, он тоже, возможно, нарушил бы правила приема...
К началу сорок четвертого года их колхоз совсем обезлюдел. Женщины, выполняя госпоставки, вывозили продукты на лодках. Десятки километров на веслах вверх по течению — ни одного мотора не было. А зимой хлеб, мясо, рыбу доставляли санным путем по замерзшему Илиму.
В феврале одиннадцатилетнего Леню отправили в зимовье за двадцать пять километров от Нижне-Илимска, вверх по речке Тушаме.
— Если Ленька оставит зимовье, — пригрозил матери председатель колхоза, — не дам муки на девок.
Сестер у Лени пятеро. Отца и старших братьев мобилизовали в армию.
Когда-то в зимовье был загон для конского молодняка, но всех лошадей отдали армии. Рядом с загоном остались зароды — большие четырехугольные продолговатые стога сена. Корму много, и бывшая конюшня стала телятником.
На попечении Лени оказались породистый бычок и тридцать тощих телят, которые с трудом держались на ногах. Верхом на бычке он протаптывал тропу в глубоком снегу, чтобы телята могли добраться до сена. Леня не гонял телят на водопой, еще какой-нибудь теленок-доходяга сорвется с обледенелого берега, утонет. Носил воду из Тушамы, благо река недалеко. Воду подогревал в железной бочке, подсаливал, наливал в длинное корыто и поил телят.
Ни одной человеческой души на двадцать пять километров в округе! Лишь Леня да его пес Цыган. Поблизости от зимовья не раз виднелись медвежьи следы, и на всякий случай Лене вручили ружьишко. Трижды в месяц из деревни приезжали за сеном, и мать присылала что-нибудь съестное — мороженое молоко, кусок серого пирога.
Ну и забот, хлопот выпало на долю одиннадцатилетнего зимовщика!
Собирал в тайге сушину, привозил на санках, рубил ее и топил печку. Нужно питаться самому и кормить Цыгана. Мать сплела из конского волоса сетку, летом она защищала лицо от мошки, гнуса. Леня просеивал через волосяную сетку отруби, овсюг и пек из этой условной муки лепешки без капли жира. Непросеиваемые отходы шли в пойло телятам.
Лучина и отсветы огня из раскрытой дверцы печи — освещение. Ни одной книжки с собой, забот столько, что все равно читать некогда.
Зиму он проходил в холщовых штанах. Поверх надевал «шабурку» — подобие телогрейки из холстины и ватина. На ногах самодельные «чирки» из мешковины, галоши, выкроенные из старого автомобильного баллона.
Лене удалось сохранить все поголовье телят — ни одного случая падежа! И его оставили в зимовье сперва до сенокоса, а затем и на следующую зимовку — прощай, четвертый класс! Единственное утешение — ростом и силенкой не уступал и шестиклассникам...
После Иркутской ГЭС Леонид Белых прославился в Братске, его наградили орденом Ленина. Два года разъезжал по плотине его двухконсольный кран. А когда плотина выросла до своего гребня, кран размонтировали и отправили вниз по Ангаре. Баржа счастливо миновала Ершовские и другие пороги, следом за своим краном в Усть-Илимск подался и его хозяин...
