Купец вышел со двора проведать погоду. Он подходит к вешалам, пробует, сухи ли снасти. Осматривает карбас, днище которого, залитое пеком, блестит на солнце. Саулов водит носом по ветру, словно принюхивается, какие запахи несет ветер из дальних краев. Он не замечает Хосея, нерешительно покашливающего в отдалении.
В это время из калитки вылетает матерый волкодав и с рычанием набрасывается на Хосея, хватает за полы малицы, рвет их в клочья.
— Султан, на место! — грозно кричит хозяин, только тут увидев ненца. — Здорово он тебя трепанул, псина этакая. Пожалуй, и загрызть мог бы. А? Как ты думаешь?
— Мог бы, хозяин. Просто дело, загрыз бы...
— А ты чего тут ходишь, Манзадей?
— Я не Манзадей, хозяин. Хосей я.
— Ну, все равно, что Хосей, что Манзадей — одна клюква-ягода. Ко мне, что ли?
— К тебе, купец. Сделай милость, не дай умереть, погибнуть с голоду. Олешков нет, работы нет, хоть совсем подыхай...
— Не скули, не подохнешь. Пушнину промышляешь?
— Промышлял бы, да пороху где взять, дроби. Капканов опять нет... Жить-то чем? Вишь, совсем отощал.
Купец что-то соображал. Губы его усиленно зажевали. Хосей сбоку заискивающе заглядывал на него.
— Ну, вот что, — Саулов строго посмотрел на ненца. — Ты где чумом-то стоишь?
— А я на едоме, у Широкой Виски, — торопливо ответил Хосей.
— Так вот, припасов я тебе дам. И денег на житьишко. Только смотри, всю пушнину по весне мне привози. До единого хвоста. Чуешь? Узнаю, ежели на сторону хоть одну шкуру сбыл, худо будет. Я с тебя шкуру спущу, — сострил купец.
Хосей согласно закивал головой. Он был рад, что так всё хорошо устроилось.
Осень пришла на Печору с дождями, с пронизывающими ветрами. В латаном чуме Хосея стужа и сырость, перемешанные с горьким дымом. Да это ничего, когда есть пища и есть работа. Хосей сидит у костра, мурлыча себе под нос бесконечно длинную песню про храброго Таули из рода Пырерки, заступника бедных ненцев. Он мастерит кулемы — нехитрые ловушки на песцов, ловко орудуя ножом. Ясовей помогает ему, во всем подражая отцу.
— Вот вырастешь, — говорит отец, — охотником станешь. Глаз у тебя зоркий. Моё ружье возьмешь, лисиц, песцов промышлять будешь.
— Буду, правда, — соглашается сын. И, подумав, с расстановкой, как это делают взрослые, говорит: — Мне бы ещё, отец, в школу попасть.
Хосей в недоумении опускает нож.
— Ты чего? Зачем ещё в школу?
— А как же! Вон ребята в Пустозёрске в школу ходят, книжки с картинками читают...
— Вот тебе-тебе! Книжки... На что ненцу книжки? Разве капканы по книжкам ставят? Или от книжек олени в хозяйстве заведутся? Выдумщик ты, баловство одно у тебя.
— И не баловство, — не унимается сын. — Я уже буквы знаю. Ребята мне показывали, я и запомнил. Вот такая — аз, а такая — буки...
Ясовей ножом чертит неуклюжие буквы на плашке кулемы.
— Ишь ты, буки! — смеется отец. — Нам, сынок, буки ни к чему. Это русским да богатым, может, и нужны буки. Саулову как без бук? Чужие-то долги в большую книгу записать надо. А нам зачем? У нас нет книги, ни большой, ни малой...
Сын молчит. Что он может возразить взрослому? Но в детской голове неотступно бьется живая мысль.
— Отец, а Михайло Голубков сказывал, что ненцы тоже люди и могут жить в хороших домах, а не в дырявых чумах.
— Михайло — правильный человек, наверно, он говорит дело.
— Так что, давай построим себе дом, такой, как у Саулова. Я и украшения такие же вырежу, даже лучше.
— Ты бы вырезал, — ласково треплет Хосей сына по лохматой голове. — Ты у меня востер на выдумки. Вот вырастешь, тогда узнаешь, как строить дома...
С первыми заморозками, лишь застывшую тундру припорошил пушистый снежок, отец с сыном вышли на промысел. Они ходили по звериным следам, ставили кулёмы и капканы, выслеживали хитрых и осторожных лисиц, разбрасывали приваду. Год обещал быть удачливым, зверей в тундре было много, и охотники каждый день возвращались с добычей. Хосей повеселел, выправился, к нему возвращались бойкость и ловкость тундрового охотника. Ясовей помогал отцу — таскал припасы, настораживал на звериных тропах капканы, распяливал снятые Хосеем шкурки для просушки. Уже к половине зимы старый ларь на нартах стал наполняться пушниной. Ни единого хвоста не продал Хосей на сторону — точно соблюдал наказ Саулова. Питались скудно на те деньги, что дал осенью купец, и жили надеждами на будущее.
— Вот сдадим Саулову пушнину, купим олешков, заведем хороший чум, будем кочевать по тундре. Может, станем такими же богатыми оленеводами, как Сядей-Иг. Тогда я скажу тебе: «Ясовей, ну-ка сходи поймай белого менурея, забей его. Праздник устроим, айбурдать будем»...
Так мечтал отец. Сын тоже мечтал. Он видел себя в белом пушистом совике, в мягких, украшенных галунами из цветных сукон пимах, на резвой упряжке-пятерике, несущейся ветра быстрее по заснеженной лабте. Куда он ехал, он и сам точно не знал, но впереди вставали в сизой сумеречной дымке неясные очертания городов, которых Ясовей ещё никогда не видел, а увидеть хотел очень.
Уже окрепли насты, уже некуда стало складывать пушнину — ларь был наполнен до отказа. Добычу надо сдать купцу. Да на чем её отвезти? Хосей пытался выпросить в деревне лошадь. Но богачи не давали, предлагали продать пушнину им. А у бедняков лошадей либо не было, либо они еле бродили от бескормицы. Тогда Хосей решился везти кладь на себе. Он приладил к саням лямки для себя и для сына, и странная упряжка двинулась вниз по Печоре.
Ласково встретил Хосея купец Саулов. Велел своим работникам выгружать пушнину в амбар, а отца с сыном повел в горницу.
— Садись, Хосей, за стол. Гостем будешь. И парнишке вели проходить.
Хосей, притулившийся было у дверного косяка, ловко сдернул малицу и, осторожно ступая по крашеному полу, будто по скользкому льду, приблизился к столу.
— Иди, Ясовей, что же ты! Хозяин зовёт, — сказал он, осмелев.
Гнутые стулья, большой самовар, сияющий начищенной медью, цветистые обои и лубочные картины на стенах — всё это для мальчика было удивительным и не совсем понятным. Ведь он впервые попал в просторную горницу богатою купца. Да и старый Хосей чувствовал себя стесненно. При неудачном промысле он не посмел бы зайти и на двор купеческого дома, выстланный фашинами. Ну, а теперь сам купец сидит рядом и потчует ненца, как почетного гостя.
— Пей, ешь, Хосей. У Саулова всего вдоволь, не убудет...
Много ли надо ненцу-тундровику! После второй рюмки Хосей вытирал покрасневший нос рукавом засаленной рубахи. После третьей весело смеялся, сам не зная чему. А после пятой затянул длинную ненецкую песню и полез целоваться к своему благодетелю и первому другу. Окончательно осмелев, он ходил по комнате спотыкающимся шагом, осматривал все достопримечательности купеческого жилья.
— Ну и богато ты живешь! Так бы жить нам. Такой бы чум был...
Хосей любовно водил непослушными руками по лазоревым разводам обоев.
— Ой, какой хороший чум!
Саулов ухмылялся пьяным восторгам Хосея и поддакивал ему.
— Что, Хосей, купи комнату-то. Ты нынче богат, пушнины привез много. Покупай, я могу продать...
Хосей остановился посреди пола и осоловело уставился на купца.
— Купи? А что думаешь, не куплю? Думаешь, не хватит денег? Куплю. Ты, купец, за пушнину мне всё дашь, чего захочу. И чум твой цветастый куплю... Ну, продавай, купец!
Саулов жевал губами и смеялся. Но он сообразил, что, пожалуй, эта шутка может быть для него выгодной. Улещая и подзадоривая Хосея, он стал предлагать ему всерьез купить комнату. Тот вытряхнул на стол все деньги, вырученные за пушнину.
— На! Мой чум с бумажными стенами. Я здесь хозяин! Ну, кто богаче Хосея? Ты, купец?..
Утром, когда Хосей проснулся на своей малице в углу купленной им комнаты, первой мыслью его было сосчитать выручку от проданной пушнины. Но в мешочке из мятой шкуры оленьего теленка болталось только несколько пятаков да засаленная случайно оставшаяся рублевка. Пушнина была на складе купца Саулова, деньги у него же. А Хосей владел ненужной ему пустой горницей с цветистыми обоями. Старик, шатаясь, вышел на улицу и бросился в ноги купцу.
— Отдай деньги... Пьян был...
— Какие деньги! — удивился Саулов. — За пушнину тебе заплачено, все видели. А что комнату купил, так я не наваливал, сам выпросил. Можешь её забирать и увозить...
А как вывезешь одну комнату из двухэтажного купеческого дома?
Хосей валялся на снегу, жалкий, потерянный. А Саулов хохотал. Так хохочущим и застал его купец Обрядников, приехавший на Печору по своим торговым делам.
— Что у вас за веселье? — пробасил он, здороваясь.
Саулов рассказал в чём дело.
— Эй, вставай, нечего валяться без толку, — брезгливо ткнул он носком сапога Хосея.
Тут подбежал Ясовей. Он, собрав силенки, так толкнул купца, что тот попятился.
— Не пинай отца! Он не собака...
— Цыц ты, щенок! — Саулов хотел поймать Ясовея за шиворот, но мальчик увернулся, отскочил и ощетинился, сжав кулаки.
