— Стоп. Вылезли, Дмитрий Корнеевич.
Оставив машину на дороге, пошли через поле пешком. Строений было восемь, с боков они были обставлены фанерными щитами и ржавыми листами старого железа, подпертыми кольями. Лукьяныч выдернул пару кольев громыхнули, падая, железные листы; Коростелев увидел аккуратным штабелем сложенный лес — материал для стройки, отборный материал, чистое сокровище.
— Откуда это?
Жмурясь от снега и удовольствия, Лукьяныч заложил отверстие железом, подпер кольями.
— Как откуда? Наше, совхоза «Ясный берег». В сороковом и сорок первом завезено для нужд капитального строительства. Пошли дальше.
И в других строениях был лес, заботливо сложенный.
— Боюсь, что сгнила половина.
— Не может быть. Для того и укрывали, чтобы не гнило. Как законсервировались наши планы — ну, думаю, лес надо сберечь! Тут у нас когда-то пастбища были, остались навесы, мы их использовали. Пришлось попотеть: материал-то был разбросан по всем фермам, с людьми плохо, с лошадьми плохо, — по ночам возили, Дмитрий Корнеевич! Двойкой был расчет: сберечь для будущего строительства — раз; в случае, не дай бог, прорвался бы к нам Гитлер — мы бы это в момент подожгли, чтоб ему не досталось, два.
— И ничего не растащили?
— Охрану держал. Трудно было. Стояла охрана по всей форме. Сам дежурил с винтовкой. В совхозе «Долинка» — там за войну все стройматериалы разбазарили на дрова. А мы сберегли. Принимайте.
— Это вы большое дело сделали, Лукьяныч.
— А вы думали.
Они возвращались к машине.
— В тресте знают?
— Большой был соблазн, Дмитрий Корнеевич, не сообщать. Списать — и все! — как списали в «Долинке». Кто взыщет? А с другой стороны, как же я при инвентаризации утаю такое количество материалов — это получается государственное преступление, а я не люблю, когда пахнет преступлением. Я люблю провести законно.
— Пожалуй, трест будет резать нам сметы на стройматериалы, зная, что у нас есть запас.
— Обязательно будет. Уже прирезал. Я заявил Данилову, что протестую.
— А Данилов что?
— Данилов говорит: я «Долинке» увеличил, а вам срезал, потому что у них нет, а вам на пять лет хватит.
— Не хватит на пять лет.
— И я сказал, что не хватит. А Данилов говорит: война только недавно кончилась, будет вам и белка, будет и свисток, а пока фонды небольшие, управляйтесь в пределах плана. Железный мужик, его не переговоришь.
— Железный, — подтвердил Коростелев. Он успел рассмотреть Данилова, директора треста, пока тот его инструктировал.
На обратном пути, в машине, Коростелев и Лукьяныч обсуждали предстоящие строительные работы. Телятники — в первую очередь телятники и родильные отделения. Затем скотные дворы, конюшни, склады для зерна.
— Гараж, — обернувшись, сказала Тося. — Хоть какой, хоть плохенький. А то курам на смех — становлю машину в конюшне между лошадьми.
— Мечты-мечты, где ваша сладость! — сказал Лукьяныч. — Всё спланировали, и даже гараж, а работники?
В строительной бригаде совхоза были главным образом подростки пятнадцати, шестнадцати лет. Они делали ремонт — починяли полы да рамы, заменяли сгнившие доски новыми, красили крыши. Строителей со стажем было мало, а человека, который мог бы руководить строительством, и вовсе не было.
— Придут работники, — сказал Коростелев. — Не разводите пессимизм. Когда есть стоящая работа, найдутся и работники, не могут не найтись.
Первая мирная весна после четырех военных весен. Первая весна новой пятилетки. Ее встречали радостно и дружно.
Много людей собралось в кабинете Горельченко. Отчитываться о подготовке к севу пришли председатели колхозов, заведующий опытной станцией и Коростелев. Возле Коростелева сидел Бекишев, секретарь партбюро совхоза, спокойный, немногословный человек, к которому Коростелев с первого дня почувствовал расположение.
И раньше Коростелева иногда вызывали на заседания бюро райкома, но ему казалось там неинтересно. Он неохотно отрывался от своих занятий и шел заседать. Сидел, думал о своем и не понимал, зачем его вызвали.
— Желаете высказаться? — спрашивал Горельченко.
Коростелев отвечал:
— Да нет, я не особенно в курсе…
Горельченко кивал, как будто соглашался, что Коростелев не в курсе.
Сейчас Коростелеву было интересно, потому что ему самому предстояло докладывать.
— Товарищи, — начал он, разложив на красной скатерти листки с цифрами. — Совхоз начинает сеять через два дня, и вот с чем мы приходим к севу.
Он рассказал, что весь инвентарь подготовлен еще с зимы — от тракторов до силосорезок. Семена очищены и протравлены. Рассказал, как шаг за шагом шли навстречу весне — раскидывали снежные наметы, чтобы поля равномерно пропитались водой, удаляли ледяную корку с озимых, подкармливали озимые минеральными удобрениями, лущили и пахали поля, не вспаханные осенью.
— Вопрос о кормах, товарищи, это вопрос жизни совхоза. Без концентратов невозможны те высокие удои, которыми блистал совхоз до войны. В этом году мы вернулись к научному севообороту, мы используем все наши земли и стараемся взять от земли все, что она может дать. Вот как мы готовили поля под турнепс: осенью вспахали их под зябь на глубину двадцать пять сантиметров, весной пробороновали зябь, перепахали и снова пробороновали; и на каждый гектар внесли сорок тонн навоза. Вико-овес и горохо-овес будем сеять в четыре срока, чтобы все лето подкармливать скот молодой травой, богатой белком.
Во всем этом, товарищи, нет отдельной заслуги отдельного человека, ни агронома, хотя агроном у нас очень хороший, ни тем более моей, потому что я в совхозе без году неделя… Общее желание к работе и общая заслуга. Доярка ли, конторщица ли, — брала лопату и шла раскидывать снег, с охотой и старанием, во всякую погоду. И как раз в этот момент, когда я здесь отчитываюсь перед вами, наши люди работают на субботнике — расчищают луга. Выкорчевывают кустарники, срезают кочки, в заболоченных низинах роют канавы, чтобы отвести воду. Теперь до самой речки пройдет сенокосилка, сено будет убрано вовремя и быстро. Подробнее о работе с людьми скажет товарищ Бекишев.
У Бекишева на скуластом, обветренном лице проступают розовые пятна, когда он начинает говорить. Только по этим пятнам можно догадаться, что Бекишев волнуется, других признаков нет: говорит он ровным голосом, без коростелевского красноречия. Он убежден, что слова его правильны и дельны, но стесняется говорить пространно, не считает возможным отнимать много времени у этих занятых людей, которым еще столько докладов предстоит выслушать сегодня. Ему недостает горячей и простодушной веры Коростелева в то, что все происходящее в совхозе, до последних мелочей, должно быть интересно всем на свете так же, как ему самому.
О себе никогда Бекишев не говорит. Сколько бы труда он ни вложил в какое-либо дело, со стороны кажется, что это дело сделалось само или усилиями других людей, — до того незаметно, в тени держится Бекишев.
И сейчас он рассказывает о соревновании доярок так, словно не он организовал это соревнование, а кто-то другой. Рассказывает о том, что Настасья Петровна Коростелева, знатная телятница совхоза, взялась учить молодых девушек своей профессии, — словно не он поставил на партбюро вопрос о прикреплении молодежи к опытным специалистам. Он говорит, что с подготовкой кадров дело поставлено плохо: две комсомолки посланы на курсы ветеринарных фельдшеров, трое подростков обучаются каменщицкому делу, это всё, говорит Бекишев, а это капля в море. И нужна вся опытность собравшихся здесь людей, чтобы сквозь эти скупые слова разглядеть, как много сделал за короткое время молодой партработник Бекишев.
— Вопросы есть? — спросил Горельченко.
Вопросов не было. Подождав, Горельченко сказал:
— Доложите коротенько, товарищ Коростелев, об общем состоянии совхоза и, в частности, о ваших строительных планах.
Коростелев достал из нагрудного кармана новые листочки и стал докладывать. Обнаружил отличное знание постановления ЦК о животноводстве, приводил цифры, на память называл лучших коров — Брильянтовая, Нега, Мушка, Печальница… Он знал каждую: сколько молока она дает, и какое принесла потомство, и какое соцобязательство принято дояркой, обслуживающей эту корову… Люди улыбались доброжелательно, и это доброжелательство — Коростелев чувствовал — относилось не только к совхозу, но и к нему, молодому руководителю.
Нужно ставить новые постройки для скота. Лесоматериал есть, теперь задача — пустить полным ходом кирпичный завод, выработать столько-то штук кирпича и употребить его на такие-то первоочередные строения.
— У меня вопрос, — нервно сказала заведующая районо. — Учел ли товарищ Коростелев то количество кирпича, которое требуется для школы, строящейся на территории совхоза?
