вежливостью. Вы свои, вам можно открыть этот секрет.
Не знаю уж что там она умеет сочетать, но вот создавать настоящую обстановку эта дивчина умеет.
И в самом деле, все обычно и все как-то иначе. Возможно, несколько ложек портвейна слегка затуманили нам головы, потому что мы уже несколько месяцев и близко не видали ничего спиртного. Костер горит ровно и жарко, как и положено гореть порядочному костру. Исхоженная нашими ногами, чукотская тундра тихо смотрит из темноты, только со стороны моря идет легкий обычный гул да сонно вскрикивают на озерах птицы. По-домашнему похлопывает за спиной палаточный брезент.
В бутылке еще чуть меньше половины, но нам жаль трогать вино, потому что оно как-то напоминает о друзьях, книгах и многом другом. Мы толкуем обо всем сразу.
— А жаль, что у нас есть радиосвязь. Представляете, парни, возвращаешься на базу и вдруг узнаешь, что целая куча наших ребят уже бегает сейчас по Венере и шлет оттуда веселые радиограммы.
— Или узнаешь, что новейший электронный анализатор обнаружил ошибки в наших расчетах…
— Не ехидничай, Леха, — перебиваю я, — и впрямь у нас как-то атрофируется чувство удивления. Наверное, первому смешному паровозику люди удивлялись гораздо больше, чем удивятся, когда и на самом деле попадут на Марс.
— А я бы хотела жить в те времена, когда открывали материки и острова. Тогда чувства были гораздо непосредственнее и проще. Хочу, чтобы какой-нибудь остров носил мое имя. Это же обидно: в космос — можно, а чтобы в честь тебя был назван хоть плохонький островок — нельзя.
— Острова называли в честь королев. Ты же сегодня наша умная и добрая королева. Хочешь, мы назовем этот берег твоим именем?
— Правда? Это можно?
Не знаю, почему это так, но сегодня все можно. Глухо посапывает сзади нас тундра, звезды тихо ухмыляются, глядя на трех ошалевших парней. Тонконогая загадочная девушка сидит вместе с ними. Она прижала колени к подбородку и смотрит на костер.
Леха тащит доску от консервного ящика.
— Только я не хочу быть королевой. Королевы всегда бывают старые.
— Хорошо, мы назовем тебя принцессой.
— А ребята нашего курса зовут меня просто Люськой.
— Отлично, ты будешь принцессой Люськой.
Леха выводит на доске крупными четкими буквами: «Берег принцессы Люськи. 15 августа 1959 года».
— Ну вот, всё как в Антарктиде.
— Жаль, что это понарошку. Но все равно, ребята, для нас это будет мой берег. Берег моего имени.
— Это точно!
Мы толкуем о работе. Люсе для диплома необходимо сделать несколько ботанических разрезов по долине какой-нибудь реки бассейна Чукотского моря. Тогда диплом, как она сказала, будет «железный», и, кроме того, это важно не только для диплома. Мы слушаем с удовольствием, хотя ничего не понимаем в ботанике.
Миша Борода заговорил было о плоской галечке на холмах Нгаунако, куда нам стоит завтра пойти, и как здорово нам может насолить эта галечка — перевернуть всю схему. Но Люся слушала уже через силу. Надо было ложиться спать. Мы вытащили свои мешки из палатки — палатка у нас одна. С моря тянуло сыростью, но дождя не было, и мы могли отлично выспаться на улице, положив под мешки телогрейки: оленья шерсть очень сильно впитывает влагу.
— Холодно, — доносится из палатки. И снова, как дружное опереточное трио, мы выдергиваем телогрейки из-под мешков. Они так же дружно летят в палатку. В палатке еще пошуршало и стало тихо. Мы улеглись на землю.
— Ребята, а вы мне завтра поможете? — сонным голосом спрашивает Люся.
Мы делаем вид, что спим. Наверное, она не слышала, что завтра нам позарез надо в маршрут.
Конечно, на следующий день мы не пошли ни в какой маршрут. С самого утра мы почувствовали себя безгласными подданными нашей принцессы. Дощечка, воткнутая у костра, напоминала об этом. Идем делать геоботанический разрез. На секретном совещании мы пришли к выводу, что глупо и непорядочно лишать человека «железного» диплома из-за пары маршрутных дней. Их мы наверстаем.
Мы пересекаем долину Ионивеема и через определенные интервалы «берем квадраты». На этих квадратах Люся отбирает травку и ягель, меряет мощность дернового слоя, даже считает число кочек на квадратном метре. Через несколько часов у нас уже появилась специализация: я считаю кочки, Леха «прислуга за все», Миша Борода главный пахарь.
На долю принцессы остается общее руководство.
— Так, Борода, давай эту травку сюда.
— Шеф, как там ведут себя кочки?
— Лексей, точи карандаш.
Давненько мы не работали с таким азартом.
На обратном пути мы позволяем себе покопаться в своем южноамериканском любимце.
— Как думает Люся, в каком царстве было сделано это чудо техники? — спросил между делом Леха.
— В Англии, — незамедлительно следует ответ.
— Ладно, Борода, мы прощаем тебе принцессу, — говорим мы вечером, когда остаемся одни. — Мы даже благословим ваш брак.
— Бросьте вы, хватит!
— А что это ты, рыжий, мнешься? Даже краснеешь…
— Мне неловко говорить об этом, но, знаете, Люся просила помочь ей сделать еще пару разрезов километров за десять — пятнадцать отсюда.
…И снова сидим у костра. Светло и тихо.
— Это не вертолет? — вдруг, прислушиваясь, спрашивает Люся. Мы слушаем. Похоже, что где-то гудит огромный шмель.
— Нет. Вертолет не так. «Па-па-па-па!» — изображает Леха, как должен, по его мнению, шуметь вертолет.
Мишка молчит. Он все время молчит при Люсе. Уж не влюбился ли он на самом деле? Вроде бы не похоже. Мишка — железный малый. Его призвание геология. Впрочем, возможно, и стоит полюбить такую девушку, как Люся.
Та знакомая птаха, что прилетает к нам каждый вечер, вдруг разражается в глубине своего куста отчаянно-веселой трелью. Люся берет камень и швыряет его в куст. Птица умолкает, а Люся продолжает слушать далекий гул мотора. Может быть, она снова ждет этих пилотов, покоренных комплексом очарования и ледяной вежливости? Только мне не нравится, когда кидают камнями в знакомых птах.
— Миша, а почему тебя зовут Борода — Всегда-В-Маршруте? — вдруг спрашивает Люся. — Под Джека Лондона работаете? Время-Не-Ждет, Борода-В-Маршруте.
— Это они, — кивает на нас смущенный Мишка.
— Скучно быть все время в маршруте… Одичать ведь можно.
— Скучно, когда не интересно. А для Мишки геология главное, — выступаю я на его защиту.
Люся сидит, зябко закутавшись в исполосованную молниями куртку, и думает, очевидно, о чем-то своем, очень далеком. Может быть, она сейчас на университетской набережной, среди модно одетых остроумных ребят?
— Можно ведь быть доктором наук и быть дикарем в музыке, дикарем в других науках? Так оно и бывает, — говорит Люся.
— Азарт нужен, — говорит тихо Леха. — Если у тебя есть азарт вообще, а не одна страсть к своей науке, — дикарем не будешь.
