и закаляющие волю. Они помогут тебе высоко нести голову. Тайну доброго слова раскрыли мне удивительные люди: моя мама, Искандер Амантаев — есть такой человек на этом свете — и одна девушка с бездонными глазами.
Выше голову, мальчик!
Пусть километры пробегают под нашими ногами. Пусть хребты гор и орлы завидуют нам. Пусть мечта сияет как солнце».
— Я переезжаю, Искандер Амантаевич, — сказал я, втискивая в чемодан свои пожитки. — В общежитии уголок выделили. Спасибо вам за приют и ласку. Не поминайте лихом.
Он, конечно, удивился. Даже очень. И не знаю, чему больше: тому ли, что я столь внезапно решил переехать, или тому, что заговорил с ним на «вы».
— И обязательно так спешно?
— Не обязательно, но желательно.
Не могу же я ему объяснить, что со мною происходит что-то очень важное.
— Ну что же. В твоем возрасте не предпринимают ничего без предварительного и тщательного обдумывания, — проговорил он. — Сам понимаешь, я тебя не гоню. И на будущее время эти двери для тебя открыты. Твой диван тоже никто не займет…
Наверное, мужчинам так и положено прощаться: без лишних слов и воздыханий.
Но в самый последний момент я чуть не позволил себе одну сентиментальность. На правой щеке Амантаева, чуть ниже уха, выделялся шрам. След немецкой пули: белый молочный след на смуглой коже. Не знаю отчего, но мне вдруг отчаянно захотелось дотронуться до этого рубца пальцами.
Я, конечно, не сделал этого. Но про себя сказал: «Мальчишки, питайте уважение к солдатским шрамам!»
Вещи уложены, пора протянуть руку на прощание, сказать: «До свидания!» И тихо закрыть за собою дверь холостяцкой квартиры. Но я не спешу. Я усердно пытаюсь запереть чемодан, делая вид, что мне это не удается. Не хочется уходить.
— До свидания, товарищ Амантаев…
— Иди, друг, иди!
Новая моя обитель почти рядом, через четыре дома, в тридцать восьмом квартале. Что уж тут скрывать, по моей просьбе Валентин пустил меня к себе в комнату. Кто-то выехал.
Комендант, однорукий человек, указал мне койку у окна, третью по счету.
— Кто раньше занимал эту койку?
— Сменщик Доминчеса. Сейчас он на курсах.
Вот где еще встретились. Опять на моем пути, друг Доминчес.
— Устраивайся, чего растерялся, — проговорил комендант, собираясь уходить. — Порядочек у нас строгий: самообслуживание. За разбитый инвентарь платим своими денежками. Гостей держим до отбоя, потом выпроваживаем. Еще что? Да. Кипяток к твоим услугам, титан работает круглые сутки.
Пока я устраивался, размещая свое имущество по шкафам и тумбочкам, в комнату вошел невысокого роста парень, голый до пояса. Наверное, после обтирания.
— Новенький? Как звать-величать?
— Хайдар.
— Меня можешь называть Садыком.
Природа не пожалела на него рыжей краски, даже из ушей торчали огненно-желтые волосинки.
— У того парня подушка была с оранжевой наволочкой, — пояснил Садык. — Ты можешь выбирать любой другой цвет.
Только теперь я обратил внимание на подушки: у всех наволочки разные. У Валентина белая, у Садыка черная…
— Ты из какого цеха? Что-то ни разу тебя не видел. А я — аэрогель!
У химиков так уж принято: «я — полиэтилен», «я — пена» — то есть из цеха, выпускающего пенообразователь. Кто в каком цехе работает.
— Почему у тебя черная наволочка?
— Вот чудак! Реже приходится стирать.
…Тридцать восьмой квартал — теперь маленький мой мир. Я, как путешественник, открываю его, это тоже, между прочим, очень интересно.
Этажом ниже, например, живет старая женщина. Она уже собрала игрушки со всех квартир и устроила у себя что-то вроде библиотеки… игрушек. Сосед ее между тем заделался крестным отцом всех новых улиц. Он самый главный советчик в нашем горсовете.
Этажом выше обитает наш Катук. Через день, точно по расписанию, у него потасовка с супругой.
Первый раз, когда раздался женский крик на верхней площадке общей лестницы, я бросился на помощь. Вижу — стоит великанша. Ничего с ней, между прочим, не происходит.
— Это вы кричали? — спрашиваю, чуть растерявшись.
— А кто же еще?
— Мне послышалось, что кричали «Разбой!» и «Караул!».
— Ну и что же?
— Мне показалось, что кому-то нужна моя помощь…
— Мне твоя помощь не нужна, голубчик, — рассердилась она. — Я сама себе первая помощница!
Я совсем растерялся.
— Так почему же поднимаете шум?
— Пусть соседи слышат, что я опять одержала верх над своим мужем…
Вот те на́!
Когда я вернулся в комнату, Садык покатывался со смеху — слова вымолвить не мог. Он, конечно, насмехался надо мной, тупым рыцарем.
Еще в нашем подъезде жил веселый старичок. Каждый раз при встрече он вежливо снимал фуражку и приглашал к себе в гости:
— Заходи, парень, на чашку чая, будет одна интеллигенция: я и мой брат-дворник…
…На тумбочке Валентина — несколько томов по математике и химии. Даже какая-то повесть есть. На обложке черной и красной красками намалеваны не то дома, не то какие-то пещеры. И желтой краской небрежно выведено: Сильвия Маджи Бонфанти. «Переулок солнца».
Ого, думаю, новый интерес у нашего комсорга обнаружился. Открываю первую страничку и вижу: лежит записка на имя Айбики: «Прочти обязательно!»
С каких это пор Валентин подбирает чтение для моей зазнобы? Это открытие не столько огорчило, сколько позабавило меня.
Знал бы он о нашей грозовой ночи в степи! Напрасно парень старается.
В себе и в Айбике я, разумеется, уверен. Но как ни забавно было мое открытие, а что-то шевельнулось в душе. Наверное, червячок сомнения.
Отправляясь на работу, мы теперь приводим себя в порядок: старательно освежаемся «Шипром», надеваем чистые рубашки — обязывает положение.
До обеда нечего и думать о встрече с Айбикой. Я — в цехе, она — на своей верхотуре. Среди бела дня не полезешь на башенный кран, чтобы назначить ей свидание. Надо ждать, когда она спустится с облаков на грешную землю, а это происходит в обеденный перерыв.
Я подкарауливаю ее на лестничной площадке, напротив нашей новой столовой.
— Айбика, погоди! Не слышишь, что ли?
Во мне радость бьет ключом. А она, вижу, не разделяет моих восторгов: хмурая, серьезная, будто незнакомая.
— Что с тобой? С левой ноги встала?
Разве дадут человеку поговорить с девушкой по душам? Почти каждый, кто проходит мимо, считает своим долгом позубоскалить:
— Послушай, приятель, где подцепил такую красавицу?
— В счастливой рубашке родился парень!
Возле нас останавливается какая-то незнакомая мне девчушка:
— Пойдем со мной, Айбика, а то без обеда останешься с этим дурнем.
Я отбиваюсь, отшучиваюсь, а разговора с Айбикой не получается.
— Хайдар! — внезапно кричит мне Барабан. — Более укромного места для свидания не нашел?
— Отстань! — отвечаю ему и снова говорю Айбике: — Можешь ты объяснить, почему надулась? Ничего
