И вдруг совсем неожиданно… Сначала послышались шаги в коридоре, затем стук в дверь.
— Войдите!
В комнату вошли заведующий домом отдыха и молоденькая девушка.
— Вот вам смена, Наталья Васильевна, — сказал. — заведующий Познакомьтесь и попрощайтесь… Завком прислал молодого врача…
Девушка протянула руку Наташе, назвала свое имя и фамилию.На рассвете Наташа уже сидела на палубе парохода. Всю дорогу она думала только об одном о встрече с мужем. И еще думала о том, что пароход идет нестерпимо медленно. Но вот и город… Глаза ее заблестели.
«Где же Федор?..» ― всматривалась она в толпившихся на пристани людей.Сойдя на берег, оглянулась вокруг и вдруг увидела возле машины Макарова Анастасию Семеновну. Торопливо подошла к ней, протянула руку, чтобы поздороваться. Но свекровь не подала своей руки. Наташа догадалась. Застеснявшись, обняла ее и поцеловала, как родную мать, в обе щеки. За это Анастасия Семеновна поцеловала ее трижды.
— А Федя не приехал? — спросила осторожно Наташа.
— Занят он, дочка, — степенно ответила свекровь. — Прислал машину и мне повелел тебя встретить.
Уже в пути Наташа, не выдержав, спросила тревожно:
— Сегодня испытывают в воздухе?
Анастасия Семеновна знала все. У сына не было секретов перед родной матерью. Со вчерашнего вечера болело ее сердце. Эту ночь она глаз не сомкнула, все прислушивалась, хорошо ли спит Федор. А на рассвете прибежал летчик Петр Бобров ― веселый, как всегда. «Вставай,, лежебока! ―толкал он Макарова. ― Вставай да посмотри на небо»… В ту минуту у матери сердце оборвалось…
Анастасия Семеновна посмотрела на невестку и ответила на ее вопрос:
— Не знаю, доченька, ты бы сама поехала на завод. Высади меня возле дома — и езжай.
Когда машина, развернувшись возле заводоуправления, остановилась у парадного, оттуда вышли Соколов, Грищук, Веселов, Макаров, Бобров, конструкторы и небольшая группа незнакомых людей. Они направились к заводскому аэродрому. Позади всех шел Власов. Наташа догнала его, придержала за руку.
— О, Наталья Васильевна!.. Значит, успели? Пойдемте с нами. —Власов улыбнулся, пожал ее руку. —Сегодня у вашего мужа экзамен на аттестат зрелости…
— Летят? — испугалась Наташа.
— Бобров летит. Двенадцатый раз поднимает машину в воздух. Сегодня — решающий полет… Идет на штурм!
— Василий Васильевич, ничего не случится?.. Власов вздохнул.
— Хочу, Наташенька, чтобы ничего не случилось! Все, кто должен был присутствовать при испытании
нового самолета, остановились у входа на аэродром. Небо было удивительно голубое, в нем сияло ослепительное солнце.
Неподалеку возле ангара стояла, поблескивая серебром, стреловидная машина с оттянутыми назад, как бы прижатыми к фюзеляжу короткими крыльями. Возле нее озабоченно ходили механики.
Наташа со стороны наблюдала за Макаровым, разговаривавшим с директором завода. Как ей хотелось сейчас подбежать к нему, обнять и поцеловать!..
Но вот все стали пожимать руку Боброву, дружески сулили ему ни пуха ни пера, желали счастливого пути и благополучного возвращения.
— Ждите с победой! — помахав всем рукой, бодро воскликнул летчик.
Подойдя к самолету, Бобров легко взобрался в пилотскую кабину и защелкнул над собой прозрачный фонарь. Стартер взмахнул флажком. Тотчас из сопла с грохотом вырвалось бледно–синеватое пламя. Пробежав по бетонированной взлетной площадке, самолет вдруг оторвался от земли и стремительно рванулся в небо, оставляя за собой беловато–серый шлейф дыма.Вот уже описан широкий круг над аэродромом, и самолет сделался почти прозрачным.
Макаров, стараясь казаться спокойным, надел наушники. Через минуту в них послышался голос Боброва: «Иду по прямой. Рулевое управление отлично!..» После небольшой паузы опять его голос: «Высота шесть тысяч. Скорость ― шестьсот пятьдесят…» И почти сразу же: «Семьсот!..» Каждое слово Боброва заставляло сильнее и сильнее колотиться сердце Макарова.Присутствующие на аэродроме замерли, с напряжением прислушиваясь к тонкому гулу, долетавшему до земли из далекого голубого простора, искали глазами прозрачную пылинку. Но вот все исчезло.
Радист переключил рубильник. Макаров спросил в микрофон: «Как чувствуешь, Петя? Как приборы?.. Отвечай!» Щелчок рубильника. Снова, голос летчика: «Девять тысяч. Машина ведет себя прекрасно. Чувствую себя нормально!»
«Девять тысяч!..» Макаров невольно взглянул на небо. Ведь все должно произойти в короткие минуты…
…А Бобров — там, в поднебесье, мысленно твердил: «Еще выше! Еще немного!..» Напряг все силы и увидел, как стрелка миновала цифру «10 ООО». Пожалуй, довольно.Теперь ― скорость!Мотор ревел, но не задыхался, никакой вибрации не ощущалось… Бобров мельком глянул за борт: земли не видно, только мутные пятна где‑то далеко внизу. Стрелка доползла до красной черты. Поползла второй раз по кругу. Еще, еще хоть немного! Как только стрелка перешла за отметку, летчик -начал осторожно ложить машину на крыло. Хотелось плавно перевести ее в пике… Но что это?.. Самолет будто свалился и понесся к земле с невероятной скоростью. Вот уже угадывались квадраты лесов и полей. Голова кружилась, смыкались веки… Все засвистело, взвыло вокруг тела самолета. Стрелка прибора быстро шла по кругу. И вот скорость уже 1270 километров в час. Бобров потянул ручку на себя, силясь вывести машину из пике. И действительно, самолет начал выпрямляться. Но вдруг летчику показалось, что рулевое управление заклинило. Машину начало угрожающе трясти. Бобров сорвал кислородную маску. Увидел несущуюся навстречу зеленую массу леса. Сзади что‑то затрещало, словно самолет разламывался… Летчик инстинктивно потянулся рукой к рычагу катапульты…
… Макаров считал секунды. На аэродроме все замерли. «Бобров, Бобров, отвечай!.. —кричал он в микрофон. — Почему молчишь? Отвечай!..»
Неожиданно к нему кинулась Люда. На ней лица не было. Но Макаров одним взглядом предупредил ее, чтобы она ни о чем не спрашивала.
Через пять минут на аэродром прибежала секретарь директора Оля Груничева. Остановилась перед Соколовым и, не в силах вымолвить слова, протянула лист бумаги.
Прочитав телефонограмму, Соколов подал ее Макарову, а сам обратился к присутствующим, стараясь говорить как можно спокойнее:
— Товарищи, наш самолет упал в тридцати километрах отсюда…
— А Бобров?.. — вырвалось у Люды.
— Пока ничего не известно… Федор Иванович, оставьте все и немедленно в машину!
Десять легковых машин и одна санитарная, вырвавшись из заводских ворот, помчались по дороге на север. Минут через двадцать директорский лимузин свернул с асфальтового шоссе и устремился по лесному проселку. Сосны обступали дорогу со всех сторон. Макарову почудилось, что заходит солнце… «Неужели погиб?.. ― мучила мысль. ― А может быть, истекает кровью?..»
— Семен Петрович, — попросил он директора, — пусть шофер нажмет!..
— Вон, смотри!.. — вместо ответа Соколов показал рукой вперед.
И первым, кого увидел Макаров, был летчик Бобров. Он стоял, широко расставив ноги, на обочине проселка, окруженный группой колхозников. В десяти метрах наполовину зарылся в землю изуродованный самолет.
— Жив, черт! Жив!.. — закричал Макаров, кинувшись к летчику.
— Да я‑то жив. А вот… — Бобров влажными от слез глазами показал на остатки самолета.
Макаров бросился к машине, заглянул внутрь разбитой кабины.
— Семен Петрович, приборы не повреждены!.. —сказал подошедшему Соколову. —Взгляните!.,
На следующий день специальная комиссия собралась в просторном кабинете директора завода. На внесенном сюда широком столе лежали приборы, снятые с упавшего самолета.Соколов внимательно прочел только что составленный протокол испытаний и размашисто подписал. Затем поднялся, посмотрел на всех торжественным взглядом.
— Итак, дорогие товарищи, «звуковой барьер» взят!
Он еще хотел что‑то сказать, но в кабинет вошла секретарь Оля Груничева, подала телеграфный бланк/Пробежав его глазами, Соколов заулыбался.
— Но, оказывается, мы не первые…
Все присутствующие слегка подались вперед, точно над головами вдруг грянул гром.
— Вот телеграмма летчика–испытателя Красовского. Он сообщает, что вчера на рассвете пробил «звуковой барьер», и от всей души желает успеха нашему Боброву…
Прошло совсем немного лет с тех пор, как первые стреловидные самолеты опередили звук.
