Ознакомительная версия.
— Слушаюсь! — козырнул Вольф и, повернувшись на каблуках, зашагал в свою роту.
«Вот еще тип на мою голову, — недовольно подумал Лаптев. — Это, конечно, хорошо, что он инициативен, да уж что-то слишком».
В пятнадцати километрах от Нижне-Чисовского прииска, на одном из притоков Чиса речке Талинке шло строительство новой паровой драги. Татьяна Герасимовна снова принялась теребить Лаптева:
— Дай немцев-то, Петя, чего скупишься? Послать бы на Талинку человек семьдесят, месяца бы на три, к лету бы драгу и запустили.
— А где ты их там поселишь? — недовольно спросил Лаптев, которого неугомонность жены подчас сильно утомляла.
— Там на Талинке село большущее. Можно по избам разместить, церковь деревянная пустует, а то дражников по избам расселим, а немцев — в их барак.
Лаптев долго колебался. Послать людей среди зимы так далеко от лагеря казалось ему небезопасным. Но жена не унималась и в ближайший выходной повезла его самого на Талинку. Барак, который дражники соглашались уступить немцам, Лаптеву понравился — был он теплый и крепкий, и Лаптев наконец согласился.
— Ехать придется вам, Юлий Иванович, — сказал он на следующий день Вольфу. — Я решил послать на талинский участок первую роту, как наиболее работоспособную и дисциплинированную. Отберите человек семьдесят крепких людей, остальные останутся в лагере под присмотром командира второй роты. Только попрошу вас ежедневно связываться со мной по телефону. Проверьте, все ли люди достаточно тепло одеты, обеспечьте перевозку продуктов.
— Когда я должен выехать? — с готовностью спросил Вольф.
— Да я думаю, завтра. Немцы переполошились.
— Этот Вольф нас наизнанку вывернет, — опасливо косясь на дверь, шептал Чундерлик.
Морозным и темным январским утром Вольф вывел свою роту из лагеря и приказал всем сложить вещи на подводу.
— Неужели нас погонят пешком? — недоумевали испуганные немцы. Ведь хауптман обещал, что повезут на машине…
— Не разговаривать! — оборвал Вольф. — Машина на ремонте. Сами замерзнете, если не пойдете пешком.
Колонна уныло тронулась. Немцы долго оглядывались на лагерь и тяжело вздыхали. К вечеру следующего дня Лаптев уже получил телефонограмму: «Все в порядке. Приступили к валке леса. Дневное задание выполнили все. Больных нет Вольф».
«А он, однако, молодец, — подумал Лаптев. — Сухой человек, но дельный». Каждый вечер ровно в девять часов Вольф звонил в лагерь, и сводки его были лаконичными и четкими.
— Неужели уж все у него идет так гладко? — не уставал удивляться Лаптев, отлично теперь понимавший, как трудно руководить людьми, и в начале февраля все-таки отправился на Талинку.
Валил сырой, густой снег. Лаптев сильно продрог, несмотря на навязанный ему тещей тулуп. На Талинку он приехал уже в сумерках. Темный остов строящейся драги чернел на льду. Вдали тускло светили огоньки в окнах поселка.
Пересекая дорогу, протянулась колонна людей, в которых, приглядевшись, Лаптев с трудом узнал немцев из первой роты.
— Здравствуйте! — крикнул он, останавливая лошадь. — Что так поздно идете домой?
— Это штрафники, товарищ комбат, — выйдя вперед, сообщил вахтер с винтовкой за плечами. — По приказанию командира роты работают до восьми вечера.
Лаптев недоуменно вглядывался в лица людей, плотным кольцом обступивших его сани. Их было человек тридцать. Они жались от холода, кутаясь в порванную, грязную одежду. Лаптев вздрогнул: среди штрафников он увидел Вебера.
— Что случилось, Вебер? — с тревогой спросил он старосту.
Вебер молчал. По темной щеке сползла слеза. Он вытер ее рваной, обмерзшей рукавицей.
— Садитесь, Вебер, — Лаптев подвинулся, освободив для немца место в санях.
Сани тронулись. Лаптев прикрыл полой своего теплого тулупа дрожащего, взволнованного Вебера.
— Ну, говори, не бойся!
Через четверть часа Лаптев вошел в темный, мрачный барак, где было холодно и неуютно, как в тюрьме. На наспех сколоченных нарах лежали жидкие соломенные матрацы. Под потолком тускло горела слабая электрическая лампочка, а в печке, чуть потрескивая, тлели сырые дрова. Сидя на нарах в верхней одежде, изрядно порванной и грязной, немцы хлебали жидкий, остывший суп, который дежурный черпал из закопченного ведра и разливал по мискам. Хлеба в руках у немцев Лаптев не заметил. По тому, как цепко держали немцы свои миски, как дрожали их грязные, худые руки, как жадно глотали они неприятное на вид варево, Лаптев понял, что все рассказанное ему по дороге Вебером — правда. Он прошел вперед, снял тяжелый тулуп и бросил его на нары.
— Здравствуйте, ребята! — весело крикнул он, стараясь сразу же приободрить немцев.
— Гутен абенд, господин лейтенант! Здравствуйте! — казалось, они чуть повеселели, увидев своего хауптмана.
Вошел Вольф, однако Лаптев не ответил на его приветствие, словно не замечая, а потом сделал знак выйти в сени и сам вышел вслед за ним.
— Что же вы так подвели меня, Юлий Иванович? — с негодованием спросил он. — Кто вам дал право лишать людей хлеба и положенного им питания?
— Я лишал хлеба только тех, кто не выполнял норму, — уверенно ответил Вольф.
— Тоже не имели права! Тем более нельзя было заставлять людей работать на морозе по двенадцать часов. Да что мне с вами говорить, когда вы загнали в вашу дурацкую штрафную роту Вебера! Этого уж я вам не прощу!
— Он саботажник, ваш Вебер, — резко ответил Вольф. — Я поймал его в поселке, когда он продавал вещи, а я это строго запретил…
— Поневоле пойдешь продавать, когда вы жрать не даете! — вышел из себя Лаптев. Он был из той породы мягких людей, которые долго терпят и многое прощают, но если уж разозлятся, то остановиться не могут. — За какой-нибудь месяц что вы с людьми сделали? У вас несколько человек с обмороженными руками, почему вы их не отправили в лагерный госпиталь? — кричал он в гневе.
— В поселке имеется медпункт, — Вольф, явно не рассчитывавший на такую реакцию начальства, недоуменно пожал плечам и — что же такого страшного произошло?
— Однако помощь им не оказана! — не унимался Лаптев. — Завтра же отправьте их в лагерь, а послезавтра сюда приедет лейтенант Звонов! Вы можете считать себя свободным! Отправляйтесь обратно в область! Трусы мне не нужны!
Вольф теперь уже растерянно глядел на Лаптева.
— Конечно, вы трус, — переведя дух, сердито, но спокойнее повторил Лаптев. — Боитесь, как бы вам не поставили в вину ваше немецкое происхождение, если вы будете по-человечески относиться к этим людям? Уж кормить мы их как следует не имеем возможности, но издеваться над ними никто нам права не дал. Говорить больше с вами не хочу!
Лаптев, красный, сердитый, вернулся к немцам в барак.
— Не оставляйте нас здесь, господин лейтенант, — обратился к нему грязный и отощавший Чундерлинк. — Нам очень плохо.
— Не будет больше плохо, — ответил Лаптев и устало опустился на нары. — Завтра приедет лейтенант Звонов Александр Карпович. Вы его знаете, он хороший человек и справедливый командир. Доставим сюда побольше продуктов. Драгу-то обязательно к весне построить надо. Она золото добудет, а оно нашей советской стране позарез нужно, так что придется еще месяца два здесь поработать. Я уж на вас надеюсь.
Лаптев лег спать в бараке вместе с немцами. Они уступили ему лучшее место, возле печки. Вахтер, посланный Вольфом пригласить Лаптева ночевать к себе, осторожно тронул его за плечо.
— Товарищ комбат, вам коечка приготовлена.
— Не пойду, — буркнул Лаптев, переворачиваясь на другой бок.
— А тут у немцев опасно: не придушили бы они вас…
— Пойдите вы к …! — рассердился Лаптев, натягивая на голову шинель. — Пусть Вольф за меня не беспокоится. Вот ему я бы не посоветовал здесь ложиться.
Засыпая, Лаптев думал о том, как все-таки трудно разобраться в людях. Взять хотя бы этого Вольфа. Приличный с виду человек, образованный, а оказался такой скотиной! Но, как всегда в подобных случаях, Лаптев во всем винил себя: хорош гусь, не узнав как следует этого Вольфа, доверил ему сразу семьдесят душ людей! Надо было давно приехать и самому проверить, как здесь идут дела.
Саша Звонов собирался на Талинку неохотно. Он недавно возвратился из поездки до румынской границы, не успел еще хорошенько отдохнуть и поухаживать за Тамарой. Звонов ворчал и пробовал ругаться с Лаптевым ссылаясь на свою неопытность и на то, что его всегда одного везде и гоняют.
— Ничего! — отмахнулся от него Лаптев. — Какой тебе еще опытности? Опытные-то, вот, и подвели меня под монастырь. Поезжай, Саша, больше мне некого послать. А за твоей ротой я сам посмотрю.
Саша покорился и стал готовиться к отъезду. Вечером он долго мерз у ворот Черепановых, поджидая Тамару. Василий Петрович выглядел его из окошка и пригласил в избу, но Саша сконфузился и пробормотал:
Ознакомительная версия.
