гудел.
— Барашки в горах всполошатся, — тихо сказала она потеплевшим голосом.
«Вот оно что. Она думает о баранах. Знает, что вертолет полетит над горами». Недавняя легкая неприязнь к жене мигом исчезла, и он улыбнулся ей.
— Да, это точно. Запрыгают, бедные, по камням, когда такая махина нависнет над ними, — оживляясь, отозвался Аркадии. Летом прошлого года он летал с женой в стадо на вертолете. Вспугнули уямканов на скале Этиркит. Долго бежали они, бедные, напуганные треском мотора. С тех пор жена все время вспоминала о них. «Тронули они ее душу. Чем? Своей красотой? Возможно, и этим. Кто не восхитится красотой уямканов? Но скорее всего они покорили жену своей беззащитностью. Уямканы… Снежные бараны. Некоторые говорят: горные бараны. Можно и так, конечно, смысл-то один. Я всегда горжусь, что снежные бараны живут у нас. И эту красоту нам доверено беречь, равно как и оленей. Уямкан и олень — непреходящая ценность моей земли…» — Уямканы и олень… — тихо молвил он и опять вздохнул, вспомнив про дела в стадах…
Конечно, есть от чего вздыхать молодому заведующему. Почти месяц отчаянных поисков после того заседания исполкома прошел впустую. По просьбе Кириллова Адитов отдал несколько рабочих с других объектов в распоряжение заведующего фермой. Аркадий направил новых оленеводов в стада. Снял по два опытных пастуха с тех бригад, где дела обстояли более-менее благополучно, и перебросил в те, где были большие потери. Оленеводы проехали по летним стоянкам в надежде на чудо: бывали случаи, когда олени возвращались к местам летовки. Но все тщетно. С каждым днем шансы на успех таяли, как свеча в жарко натопленной палатке. Оставалась вся надежда на вертолет. Видимо, там, в верхах, вопрос с вертолетами решался туго. Обещали почти каждый день, а его все не было. Кириллов с управляющим без конца говорили о потерях. Но положение от этого не менялось. Делали разные расчеты, как выполнить план по мясу при самом худшем варианте. Лишь один Романов ходил самодовольный, издали молча посматривал на Кириллова. Это бесило Аркадия. Он чуял в этом взгляде какое-то коварство. «Ему что! Пусть даже тысячу оленей мы потеряем, он от этого не опечалится, а скорее, обрадуется. Проведет положенное количество заседании — и вся работа», — думал раздраженно Кириллов. И вот наконец три дня назад появился вертолет, Ми-4. Много налетали за эти дни над горами, но все впустую. Не нашли ни одного оленя. И вот улетают. С тяжелым сердцем Кириллов шел на работу.
— Не вешай нос, Аркаша, — жена подошла сзади и слегка сжала его локоть тонкими цепкими пальцами. — Лучше вспомни барашков, — и заулыбалась.
Она работала в школе, преподавала биологию. И, как истинный биолог, любила животных, но особенную слабость она испытывала к снежным баранам. Может быть, эта ее привязанность передавалась Кириллову. Вот и теперь воспоминания об уямканах заглушили грустные мысли. Вертолет замолк. «Машину подготовили, отогрели, теперь полетят», — Кириллов взял портфель и вышел на улицу. Мороз сразу обдал его своим ледяным дыханием.
Летом на склонах этих крутых скал стоит прохлада даже в знойный день, когда все живое на земле изнывает от жары и ищет укромные места в тени деревьев, под обрывистыми берегами рек и за большими каменными валунами. А тут, на скалах, благодать.
Беспрестанно играет озорной ветер, прохлаждая дремлющих после сытной утренней кормежки баранов. Дуновение ветерка для них как ласка матери. А там внизу, в тайге, нудно, тонкоголосо пищит бесчисленный рой комаров вперемешку с гнусом. Всему живому нет пощады от них. Сам хозяин тайги, бурый медведь, прячется, зарывшись лобастой головой в мокрый мох. Иной раз, отбиваясь от черной тучи гнуса, размахивает он огромной лапой, то сердито о чем-то урча, то жалобно скуля, то неожиданно взрываясь ревом. И гордый лось, шумно фыркая, кидается в серебряную гладь озера и плавает часами, едва высунув из воды широко раскрытые ноздри. Бедные олени до истощения, до изнеможения бегут и бегут по лесам и марям, спасаясь от комарья, ловя дыхание легкого ветерка. Жара изнурительна, воздух раскален, олени, вывалив красные языки, ошалело бегут, позабыв обо всем на свете, раня ноги об острые камни. Только снежные бараны забираются высоко на кручи и спят спокойно на своих лежбищах-тогонках. До них комары не долетают. Здесь воздух чист, и небо прозрачно, и ветер вольно гуляет, отгоняя кровожадный гнус. Однорогая знает, когда сюда приходить. Зелени и корма здесь вдоволь. Захочется пить — пожалуйста, в любой котловине журчит свежая ключевая вода. Здесь снежные бараны быстро нагуливают жир. Тут им хорошо, привольно. С крутых боков отвесных скал видны далеко-далеко синие горы, между которыми серебрится множество рек, зеленеют луга. Уямкану нужен обзор, чтобы вовремя заметить опасность, опередить врага и убежать, пока он будет подниматься по крутым склонам. За это время баран успеет перевалить несколько скал. Тогда попробуй догони его. А если все же волк, росомаха ли застигнут врасплох, то и тут уямкану чаще всего удается уйти: ведь за каждым поворотом реки — крутая скала — кадар-тонмэй. Баран легко, играючи, взбирается на ее середину и, найдя небольшой, едва заметный выступ, замирает на нем, чудом удерживаясь на самом краю пропасти. Тут уж никакой хищник его не достанет.
Охотятся хищники на барана по-разному. Волк, например, старается догнать свою жертву, пока она не доберется до скал. Не успел — значит, прекращает погоню. Другое дело рысь. Она способна сутками караулить барана, загнав его на скалу и заняв удобную позицию. Иной раз, улучив момент, если скала невысокая, она прыгает на спину своей жертвы и вместе с нею летит вниз на камни.
А собака, специально обученная, загнав барана на тонмэй, начинает лаять. Громкий лай эхом отдается в окрестных горах, слышит его охотник и, радуясь удаче, спешит на него, на ходу срывая с плеча карабин.
Коротконогая росомаха не знает отдыха, все бродит и бродит в поисках пищи, иногда подкрадывается незаметно к дряхлым баранам или к беспомощным бочиканам и нападает на них. Хоть она и не вышла ростом, неказиста с виду, зато сила у нее дьявольская.
Однорогая не раз сталкивалась с разными хищниками.
Однажды всем стадом паслись они в горной долине и не заметили, как с подветренной стороны подкралась старая рысь. Почуяли опасность лишь в самый последний момент, когда тело хищницы уже распласталось в воздухе. Стадо устремилось в горы. А рысь неотступно следовала за ним, терпеливо выжидая своего часа. Устанут уямканы, выбьются из сил — тут она и настигнет какого-нибудь ослабевшего бочикана.
Вот рысь увидела невдалеке рослую однорогую самку, которая следила
