Нет, Рейн Лейзик не мог допустить, чтобы так умалялось дело, в которое он вкладывал столько сил.
— Если человек, — он показал на свои большие шершавые ладони, — собственными руками ставит дом — неужели это не имеет никакой цены?
— Я говорю совсем не об этом, — сказала Галина и положила счеты на стол. — Избирательная кампания — важный общественный момент в жизни нашего народа. Дом — необходимая вещь, но нельзя жить только этим домом. Ведь сейчас все остальное вам кажется чем-то второстепенным, какой-то помехой, которую во что бы то ни стало нужно устранить. Вот и с избирательной кампанией. Один раз отделаетесь от поручения, другой раз — а дальше что? Дальше-то что? Станете жить в своем доме — и все?
— Ну, зачем сразу так, — покраснел Рейн.
Галина улыбнулась. Первый раз за весь их разговор.
— Вы знаете, скольких людей лишился из-за гриппа агитколлектив? Не знаете. А я знаю. Положение трудное. Вы же зимой все равно не строите. И не учитесь. Послушайте меня, зайдите к товарищу Сельямаа и скажите, что вы передумали. Нельзя жить только строительством своего дома.
Глаза Рейна гневно сверкнули. Он хотел встать и послать к чертям и Галину и агитколлектив. Но в последнюю минуту взял себя в руки. Как-то нехорошо поднимать из-за этого скандал. Он криво усмехнулся и, вздохнув, сказал:
— Так ведь я и не думаю отрываться от коллектива.
Для Галины не осталась незамеченной вспышка Рейна. Было время, когда Галина думала, что Лейзик вообще не в состоянии сердиться. Они вместе восстанавливали город. В их группе было весело. Шутили, смеялись. Душа общества — не выдуманное понятие. Душе общества порой прощается и лень и увиливание от работы. Но Лейзик не жалел своих рук. Галина, не понимавшая многих шуток, видела, с каким удовольствием Рейн орудовал лопатой и ломом. Только однажды она заметила гнев в его глазах. Неподалеку от них рабочие мостили улицу. Им понадобилось выгрузить камни, и они попросили парней из группы помочь. Те заспорили. Тогда Лейзик плюнул, швырнул в сторону свою лопату и пошел один. Вскоре он вернулся улыбающийся, довольный и сообщил, что собственной рукой уложил огромный гранитный камень. Женщины засмеялись — великое достижение! А Рейн вдруг стал серьезным и сказал, что если у него будет сын, то он приведет мальчишку сюда и покажет камень, который его отец собственноручно уложил здесь.
— У вас ведь есть сын? — спросила Галина, внимательно глядя на Рейна.
— В том-то и дело. Семья растет.
— А вы показывали ему тот камень, помните?
— Что?
— Вы уже и не помните?
Рейн не помнил, он даже не мог понять, о чем Галина говорит.
Она рассказала.
— Да, да, кажется, что-то такое было.
Рейн посмотрел на пол и пожал плечами:
— Парень еще мал. Не поймет.
— А к тому времени, когда начнет понимать, вы и вовсе забудете.
Рейн упрямо смотрел в пол. Удивительно, как можно помнить такие вещи.
С горьким ощущением возвращался домой Рейн. Накануне выпал снег и запорошил улицы и крыши. На холодном январском солнце снег казался ослепительно белым. Клубы дыма тянулись вверх, в высокое и морозное небо, унося с собой сажу. В такой день Таллин выглядит так, точно он побывал в бане. Чисто. Свежо. Тихо. Люди веселы, бодры. Конечно, не все.
Рейн отправился домой пешком. Руководителя агитколлектива можно будет найти и в другой раз. Придется, видимо, пойти к нему, хотя сам Сельямаа и...
Впрочем, и он стал держаться последнее время как-то официально. Кто его знает, о чем думает. Может, и он придет да спросит: «А что же дальше?»
Нет, черт возьми, надо же понимать, надо войти в положение: человеку отпущено определенное количество силы и немного в запас. А если все силы и запасы истрачены? Кто вправе требовать от него что-то? Придет время, станет полегче, посвободнее, и тогда Лейзик покажет, на что он еще способен. Во всяком случае, надо поддержать человека, которому приходится трудно. А здесь вместо поддержки видишь только недовольство, придирки.
Отвратительное чувство не покидало Рейна. Галина Шипова оказалась чересчур умной женщиной. Умной и суровой.
Человек среднего роста, в блестящем кожаном полупальто, спокойно и деловито сортировавший штакетник у конторы материального склада, показался Рейну знакомым. Настолько знакомым, что, поднимаясь по ступенькам крыльца, он остановился и невольно сказал: «Здравствуйте!» Мужчина оглянулся, но, видимо, решив, что приветствуют кого-то другого, снова взялся за работу.
«Макс, тот самый, что продавал недостроенный дом, — внезапно осенило Рейна. — Черт возьми, как же его фамилия? А, неважно. Можно просто подойти и протянуть ему пачку «Примы».
Мужчина не курил.
— Так и не продали свой недостроенный дом? — слегка насмешливо спросил Рейн. Спросил в основном для того, чтобы напомнить о своей персоне.
— Кто это вам сказал?
— Ну, а для чего же тогда этот штакетник?
Прошло немало времени, прежде чем последовал ответ:
— Недостроенный дом можно продать за подходящую цену и начать ставить новый.
Ответ ошеломил Рейна, но он и виду не подал. По-свойски подмигнув махинатору, сказал:
— Ясно. Ну, а с ценой? Получили свои двадцать тысяч?
— А вы как думаете? Что же я, по-вашему, должен был отдать материал и работу просто так, задаром? А трепка нервов? Нет, просто так ничего не делается.
— Новый строите?
— Новый строю.
У человека, видимо, не было времени пускаться в более пространные объяснения. Он пригнал тяжелый дизель, груженный дюймовыми досками, и начал кидать в кузов отобранный штакетник. Из конторы вышла молодая женщина в шубке, наброшенной на плечи, и стала добродушно выговаривать ему — до чего же товарищ Пуусте нетерпеливый, как же она будет считать штакетник в машине?
Рейн знал, что эта молодая особа, замзавскладом, никогда не могла ответить, что есть на складе и что ожидается в ближайшее время, но он все-таки спросил — пусть Макс Пуусте узнает, что он, Рейн, не просто так болтается, а что ему нужен этернит.
Девушка пересчитала рейки и, не поднимая глаз, протараторила заученную фразу:
— Все, что есть на складе, вы видите, что поступит — неизвестно. Спросите у заведующего.
И действительно, серьезный разговор мог состояться только с самим завскладом.
На этот раз завскладом был в командировке, и его ждали только послезавтра. Так сказал служащий конторы, молодой румяный мужчина. Рейну не приходилось иметь с ним дел, но он часто видел его среди строителей, которые собирались зимой в теплом помещении конторы, а весной — на солнышке перед домом, чтобы поговорить о вещах, волновавших их. Сейчас человек с румяным лицом сидел на скамейке у печки. Он был без пальто, но в коричневой шляпе и с вишнево красным шерстяным шарфом на шее. Попыхивая трубкой и щуря глаза, он слушал деловитый спор двух мужчин постарше. Они говорили о кладке стен. Один отстаивал обычную стену «харью». Другой считал, что гораздо лучше стена «ролок», выложенная изнутри плитками ТЭП.
Здесь часто вели такие разговоры и обсуждали то, чего не найдешь ни в одной книге. Здесь стоило посидеть и послушать, ибо практический опыт — великая вещь.
Рейн спросил насчет стоны «ролок» с дощатой обшивкой. Тут у спорщиков «разногласий не было: проверено на практике — холодно, не натопишься. Конечно, если как следует заполнить пространство между обшивкой... Да разве с плитками ТЭП сравнишь!
Румяный молодой человек слушал, время от времени вставляя какое-нибудь замечание. Но как только Рейн покинул помещение, молодой человек сразу же вышел вслед за ним.
— Вам нужен волнистый этернит?
— Да, — ответил Рейн.
— По сведениям, которые я имею, в ближайшее время должно сколько-то поступить.
— Ох ты черт!
— Могли бы негласно договориться. Вам позвонить можно?
— В том-то и дело, что... Я работаю на целлюлозке. На третьей бумажной машине, в бригаде Сорка. Моя фамилия Лейзик.
Молодой человек быстро записал все это в записную книжку и сказал, что обязательно разыщет его.
Рейн знал, что это обойдется ему несколько дороже, но что поделаешь? Вероятно, Макс Пуусте, этот коммерческий гений, тоже находился в списке знакомых и вырывал у других из-под носа лакомые куски. Рейн готов был заплатить и за этернит, и за знакомство.
Молодой человек с румяным лицом назвался Маркусом.
И вот как-то утром около бумажной машины возник этот самый Маркус. Он был в благодушнейшем настроении.
— Видите, разыскал вас. Захватите завтра с собой разрешение и деньги.
— Прибыл? — с загоревшимися глазами спросил Рейн.
Маркус улыбнулся:
— Пока нет. Если бы прибыл, то и разговаривать бы уже не стоило. Знаете, как рвут из рук этот товар.
