Таким образом, необычный план операции — начать наступление без артиллерийской подготовки, а танковую армию и танковые бригады корпусов, которые обычно вводятся в прорыв, выдвинуть в первый эшелон — дал на главном направлении удивительный эффект: вдвое возросли предполагаемые первоначально темпы наступления! С одной стороны, это хорошо: войска быстро приближаются к перевалам. Но с другой стороны — беда: танкисты оторвались от баз снабжения, от своих тылов. Вот-вот наступление застопорится. Куда пойдешь без горючего?
«Вся надежда на сильные, самостоятельно действующие подвижные отряды», — думал Державин, вспоминая недавний разговор у маршала Малиновского. Он расстегнул ворот гимнастерки, влажной от пота, подошел к окну. Из степи тянуло сухим зноем, горьковатой, припаленной солнцем травой. Монгольский городок Тамцак-Булак, где расположился штаб фронта, как будто плавился от жары. Разбросанные вокруг снежно-белые юрты, казалось, вот-вот начнут таять под палящим солнцем. Штаб фронта перебрался сюда из Чойбалсана и уже приготовился к новому броску за Хинганский хребет.
В соседнем штабном домике стрекотали пишущие машинки. Кто-то по телефону вызывал «Волгу», и Державину показалось: это зовут настоящую Волгу, чтобы хлебнуть холодной воды.
Генерал склонился над картой. Провоевав на Западе два года, он многому научился и хорошо понимал природу современного боя. А вот началась война на Востоке, и он сразу почувствовал: одного фронтового опыта мало, многое здесь надо решать иначе, применительно к особенностям дальневосточного театра военных действий. И не один Державин ощущал это. Перед началом Восточной кампании в штаб Забайкальского фронта прибыло немало офицеров и генералов, прошедших со 2-м Украинским фронтом от Днепра до Дуная. Все они столкнулись здесь с неизвестными прежде трудностями. Ну кто, скажем, в Румынии или Венгрии думал о воде? Думать там о ней все равно, что заботиться о снабжении войск кислородом. А здесь вода — главная проблема. В одном месте ее избыток, в другом недостаток. В долинах Амура, Уссури, Сунгари прошли ливневые дожди, все залило водой, снесло переправы, размыло дороги. Там вода — бедствие. А здесь каждая капля — на вес золота. Попробуй-ка напоить войска в такую жару в безводной пустыне, да еще залить водой тысячи радиаторов машин!
Генерал представил, что творится сейчас в накаленных песчаных барханах. Разведка не обнаружила там ни противника, ни каких-либо укреплений — ни дотов, ни противотанковых рвов. Остановить противника, по расчетам Усироку Дзюна, должна сама неприступная пустыня. Препятствие нешуточное.
Генерал стал просматривать приказы командующего, которым надо немедленно дать ход. Вызвал по телефону штаб воздушной армии.
— Срочно помогите Жилину. Его авангарды задыхаются без горючего. Командующий фронтом приказал...
Доставка горючего — тоже проблема. Бензовозы по горным тропам идут с большим трудом, транспортные самолеты в горах посадить негде. А горный хребет — триста километров шириной.
Из танковой армии генерала Кравченко просят выделить дополнительное количество бензовозов или студебеккеров: расход горючего в горах оказался в полтора-два раза выше нормы...
Державин вытер вспотевший лоб.
— Все просят прибавить, а откуда взять? Где можно убавить, урезать? — спросил он офицера, докладывавшего о просьбе генерала Кравченко. Тот беспомощно развел руками.
А вот еще один проситель — прибывший из госпиталя подполковник Туманян. Был он невысок, черноглаз. На смуглом подвижном лице просьба, мольба.
— Начальник политотдела танковой бригады подполковник Туманян! — доложил он с заметным кавказским акцентом. — Товарищ генерал, мне надо в бригаду. Очень прошу — помогите! — И провел ладонью по горлу. Подполковник проклинал тот день и час, когда под нажимом комбрига согласился сойти в Чите с поезда и лечь в госпиталь долечивать старую рану. Знай он, что так скоро начнется война, не сделал бы этой глупости. Теперь вот бригада наступает, а начальник политотдела «загорает» в тылах.
— Вам к Волобою? — спросил Державин и сразу вспомнил и Викешу, и Ветрова, и даже старшину Цыбулю. — Добраться туда теперь не легко. Я позавчера у них был. Ваши обязанности выполняет мой родич Русанов. Прошу прощенья...
На столе Державина то и дело звонили телефоны, в юрту заходили с докладами офицеры то с радостными, то с встревоженными лицами: сюда, в штаб Забайкальского фронта, стекались донесения из наступающих армий, а отсюда обработанные и зашифрованные уходили в ставку главного командования советских войск на Дальнем Востоке — к маршалу Василевскому.
Частые телефонные звонки, торопливый стук машинок, озабоченные лица штабных офицеров — все говорило о необычайном напряжении в наступающих частях. В политуправлении фронта, куда Туманян прежде всего явился, на глаза ему не попался ни один знакомый: все разъехались в наступавшие дивизии. Встретивший Туманяна полковник с красными от недосыпания глазами послал его в штаб к Державину, вручил пачку листовок и кипу свежих номеров фронтовой газеты, попросил доставить их попутно в политотдел армии.
В юрту вошел полковник-связист. Левая рука у него перевязана — висела на марлевой косынке.
— Вы прямо из Хайлара? Что там? — спросил генерал.
Полковник доложил о тяжелых боях в Хайларе. В этот город, окруженный укрепленными высотами, наша дивизия ворвалась вчера вечером. Отрезанные от своих частей японцы согласились на капитуляцию. А ночью вдруг открыли с высот внезапный артиллерийский огонь и нанесли нам серьезный урон. Бои продолжаются.
— Это повадки старой лисы Усироку Дзюна. Хайлар он так просто не оставит. Оттуда его выкуривать надо! — нахмурился Державин. И сказал, что создана оперативная группа: две стрелковые дивизии и две артиллерийско-пулеметные бригады для ликвидации хайларского узла сопротивления. Кучумовская дивизия уже подошла к Хайларским высотам.
— Но я не сказал еще главного, — снова заговорил полковник-связист. — В японской лаборатории наши медики обнаружили пробирки с бактериями чумы и холеры.
Рассеченная бровь Державина поднялась.
— С этого и следовало начинать! А вы с хвостика картинки рисуете. — Выслушав подробности, Державин заметил: — Пора нам узнать их, пора! Кстати сказать, русско-японскую войну проиграли во многом оттого, что Японию знали приблизительно: дескать, страна хризантем, сакуры и красивых гейш...
У дверей появился с пакетом в руках усталый вспотевший подполковник, — офицер связи из конно-механизированной группы Плиева. Гимнастерка потемнела от пота, на мокрой шее красная полоса.
Державин быстро прочел донесение, тихо проговорил:
— Вот и Плиев посягает на наши резервы.
— Тяжело у нас...
— А где легко? — Генерал отложил в сторону бумагу, глянул на плиевца. — Кстати, вы не могли бы рассказать подробнее, что у вас там натворил этот артиллерист Маюров? Тут приехали монгольские товарищи — они сейчас у маршала, — настоятельно просят представить Маюрова к званию Героя.
— Правильно просят... Он спас их эскадрон.
— Как же это случилось?
— Обыкновенно. Между прочим, сам Маюров не признает, что он спас их. «Это, говорит, они меня спасли, а не я их».
— Ну, рассказывайте. Присаживайтесь.
Подполковник присел на стул, вытер мокрым платком мокрую шею, скомкал его в кулаке и начал рассказывать о том, как монгольский передовой конный отряд, оторвавшись от своей дивизии, попал в окружение и как старший на батарее лейтенант Маюров, рискуя жизнью, вызволил его из беды.
Тревожная весть об окружении эскадрона капитана Жамбалына пришла в дивизион поздно ночью. Командир дивизиона принял решение немедленно помочь соседям. Но как? Первым делом надо отыскать наблюдательный пункт для управления огнем. Самым подходящим местом была высота Круглая, но в штабе никто не знал, в чьих она руках.
Лейтенант Маюров сам вызвался найти наблюдательный пункт. Взял с собой радиста и разведчика и отправился на Круглую. К рассвету они забрались на вершину высоты, вырыли там глубокую траншею, установили связь с дивизионом. Когда рассеялся туман и показалось солнце, лейтенант отчетливо увидел сгрудившийся в долине монгольский эскадрон, плотное кольцо окружения и передал по рации первую команду.
Снаряды били точно по целям, и самураи конечно же, догадались, где находится корректировщик, — бросились на вершину Круглой. Около часа три артиллериста отбивались от наседавших самураев, продолжая выполнять поставленную задачу. Рядом разорвалась граната — сразила осколком разведчика. Потом замертво упал в траншею радист. И Маюров один, отбиваясь гранатами и автоматными очередями, продолжал передавать в дивизион все новые и новые команды, чтобы разрубить кольцо окружения. А когда не стало ни гранат, ни патронов, передал последнюю команду:
