Куда ударил? — спросила Сумико.
Так были обидно… — Фреди стал теребить платок. — Сволочи!..
Сюда? — Сумико ткнула себя кулаком в подбородок.
Цумото бросил на нее грозный взгляд, она закрыла рот рукой. Фреди, отвернувшись, вытер глаза, поправил волосы и, вытащив зажигалку, закурил. Наконец он успокоился и подошел к плакату рядом с черной доской. На плакате была изображена девушка, показывающая пальцем на солдата в шлеме и с базукой в руках. Сбоку надпись: «Не пойдем замуж за чинов охранного корпуса!»
— Хороший плакат, — Фреди показал на подпись в углу плаката. — Недавно в офицерском клубе сидели офицеры и спорили. Одни говорили, что Кацу Гэнго — это настоящее имя одного японского коммуниста, недавно прибывшего из Северной Кореи со специальными заданиями, другие утверждали, что это не имя человека, а условный лозунг или какое–то шифрованное обозначение, а лейтенант из отряда жандармов сказал, что японская полиция уже давно ищет Кацу Гэнго, но совсем запуталась, потому что многие арестованные называют себя Кацу Гэнго. А после этого появляются новые рисунки и стихи…
Цумото усмехнулся.
— Он действительно неуловимый… У него тысяча рук и ног.
Это хорошо, что все выдают себя за Кацу, чтобы сбить с толку полицию, но… — Фреди оглянулся на дверь, — его все–таки многие знают, и кто–нибудь в конце концов может выдать…
Цумото и Марико переглянулись. Марико опустила глаза, а Цумото, улыбнувшись, сказал:
— Он у нас бесстрашный. Ходит спокойно по городу и даже сюда приходит.
Вот это он зря делает, — Фреди покачал головой. — Нельзя так рисковать. — Он посмотрел на ручные часы и поклонился. — Мне пора итти.
Я–пойду вперед и посмотрю, — сказала Марико и, вытащив зеркальце, провела пальцем по губам.
После их ухода Цумото стал молча ходить по комнате. Подойдя к Сумико, он спросил:
— Тебе нравится этот нисей?
Не знаю. — Сумико сделала гримасу. — Там его бьют, а сюда приходит и плачет. Нюня.
Цумото тряхнул головой.
— Это неверно. Если б он был нюней, то не ходил бы к нам. Он знает, что это опасно. И он говорит нам правду. Сегодня тоже принес важные сведения. У нас уже имелись эти сведения, и он их подтвердил. Выходит, что он не врет. — Цумото потер затылок. — Но у меня почему–то не лежит сердце к нему… Все–таки служит у оккупантов…
Сейчас кончатся состязания, — сказала Сумико. — Вы смотрели?
Тебе привет от одного человека. — Цумото прищурился. — Скоро приедет, у него все хорошо. Надо было тебе сообщить об этом до схватки, тогда бы лучше сражалась. — Он вдруг выпятил губы, как Окинавская тетя, и гаркнул: — Разиня!
Сумико, подпрыгивая, выбежала в прихожую, затем, сделав серьезное лицо, медленно вошла в комнату, где шли состязания.
8
По окончании состязаний состоялось экстренное собрание членов всех кружков Дома культуры. Были объявлены очень важные новости.
Завтра в Токио правительство Иосида подпишет соглашение о помощи в обеспечении взаимной обороны. И одновременно с этим даст окончательное согласие на увеличение территории базы «Инола».
Американцы решили пойти дальше круглой скалы, чтобы проложить широкую бетонированную дорогу до Тоннельной горы. В полосу, подлежащую дополнительной реквизиции, войдет префектурное шоссе на всем протяжении от водоема до Тоннельной горы со всеми прилегающими участками. Таким образом, в эту полосу попадут участки между бамбуковой рощей и водоемом, участки между долиной у подножия Каштановой горы и холмом с усадьбой Югэ, весь участок школы вместе со зданием, половина Обезьяньего леса, кипарисовая роща с часовенкой Инари и все рисовые поля между Старым и Восточным поселками.
Сакума, Югэ и владелец Обезьяньего леса уже договорились с американцами относительно денежного возмещения за принадлежащие им участки, включенные в зону реквизиции.
Огласив эти новости, Цумото сообщил собравшимся, что сейчас одновременно идут экстренные собрания и в других демократических организациях города.
Затем было зачитано обращение комитета борьбы против расширения базы «Инола». Этот комитет был избран несколько часов тому назад на сходе крестьян Старого, Восточного и Нового поселков, созванном по инициативе коммунистической ячейки и объединенной молодежной группы трех поселков.
Комитет борьбы обращался с просьбой ко всем организациям, стоящим на платформе единого национально–освободительного демократического фронта, прийти на помощь жителям трех поселков.
Заслушав это обращение, собравшиеся решили немедленно послать делегацию для обсуждения с комитетом борьбы необходимых контрмер.
И тут же началась запись в отряды действий, бригады культурных мероприятий и группы по сбору пожертвований.
На стене рядом с доской объявлений появился большой лист бумаги с большими красными буквами: «БОРЬБА НАЧАЛАСЬ!»
9
Барак на пустыре опустел. Занятия в кружках самообразования и на курсах кройки и шитья, каратэ и аранжировки цветов временно прекратились. В барак приходили только дежурные, и то по вечерам, на несколько часов. В остальное время за Домом культуры присматривала жена сторожа соседнего барака–склад а.
Листовки и брошюрки печатались у Ириэ, жившего неподалеку от общежития железнодорожников; плакаты изготовлялись у Икетани и в фотостудии Кумада, помещавшейся в одном здании с амбулаторией Кондо, театральный и хоровой кружки собирались на квартире женщины–врача Накая, штаб групп по сбору пожертвований — в помещении профсоюза работников связи, а кружок бумажного театра, которым руководила Марико, занимался у работницы цементного завода Мацуко, в домике барачного типа рядом с монастырем. Квартира Марико была оставлена в резерве.
Сумико работала в кружке Марико. Спешно готовили репертуар для бригад культурных мероприятий, соревнуясь с кружком диапозитивников, которые делали диафильмы по роману русского писателя Островского «Как закалялась сталь» и по роману японского писателя Нома «Вакуумная зона».
В первую очередь Марико провела репетиции по ^Повествованию о Ямасиро» и «Разъяренной Асаме». Эти пьесы были показаны на концертах–митингах в рабочих общежитиях во время Всемирной недели молодежи.
После этого приступили к разучиванию трех небольших пьес о веселых похождениях рабочего Буки–ти, толстосума Донта и империалиста Амескэ. Когда приступили к работе над второй половиной пьесы «Букити и военная база», Марико обнаружила, что она оставила часть картинок дома, и попросила Сумико съездить за ними. Было уже около девяти вечера.
У трамвайной остановки на углу переулка Сумико чуть не попала под машину. «Джип» пронзительно взвизгнул и остановился. Из машины высунулась испуганная физиономия шофера–негра. Сумико прыгнула на тротуар перед магазином цыновок и толкнула проходившего аме в военной форме. Он отпихнул ее и вдруг, издав легкое восклицание, поднял руку. При свете уличного фонаря она увидела красную физиономию с нависшими седыми бровями. Это был тот профессор… Проходившая 'между ними женщина выронила сверточек, и к ногам профессора покатились бобы. Сумико бросилась бежать. Краснолицый крикнул «стоп!», затем загудела машина, свет фар скользнул по соснам у ворот особняков и по грузовику, нагруженному щебнем, «джип» продолжал гудеть. Сумико бежала изо всех сил, опомнилась лишь тогда, когда, захлопнув за собой дверь в ограде, задвинула засов. Гудки не прекращались, грузовик отчаянно тарахтел: вероятно, не мог быстро развернуться, чтобы дать дорогу «джипу». Наконец «джип» проехал мимо дома в конец переулка и свернул на другую улицу.
Перед тем как выйти из дому, Сумико попросила служанку осмотреть переулок. «Джипа» не было. Но спускаться вниз на трамвайную улицу было опасно. Сумико закрыла рот и нос шарфом и пошла вверх. Не доходя до конца переулка, свернула в такой же безлюдный переулок, где из–за высоких каменных оград с бамбуковым частоколом наверху выглядывали подстриженные деревья. Спустившись к трамвайной остановке, она села в трамвай.
Вагон был переполнен. Очевидно, трамвая долго не было. Возле универмага влезли новые пассажиры, давка усилилась. Пробираясь к выходу, Сумико задела локтем худощавую женщину в накидке с капюшоном и в маске. Та скользнула взглядом по Сумико и отвернулась, потом опять посмотрела, на этот раз более внимательно. На крутом повороте у вокзала худощавая женщина покачнулась, хотела схватиться за ремешок и, задев рукой капюшон, сдвинула маску. Узкие глаза, правая бровь чуть короче левой, на левой скуле родинка. Сумико приоткрыла рот и стала щипать себе шею. Женщина покосилась на Сумико, поправила маску на себе и отвернулась. Ее левая рука медленно опустилась вниз, пальцы сложились в щепотку и притронулись к ладони правой. Тогда Сумико стала боком и, убедившись в том, что никто не смотрит на нее, слегка толкнула Яэко локтем. Спустя некоторое время та ответила. Они стояли так, прижавшись друг к другу, до остановки на площади перед рынком. Яэко взглянула на подругу, шевельнула бровью и вышла из вагона.
