Он вскочил с места и, набычась, зашагал по комнате.
Бабалы мрачно усмехнулся про себя. Новченко опять демонстрировал самые худшие свои качества: грубость, властность, нетерпимость. Что за человек!.. Как в нем могут уживаться рядом доброе и злое, тупое и мудрое? Похвалив человека, он через минуту обрушивается на него с бранью, несправедливыми упреками. То он переоценивает свою особу, и тогда появляются у него хозяйские замашки, то чутко прислушивается к чужому мнению… Недаром же одни говорят о нем, что он упрям, как ишак, лает на всех, как собака, а другие считают его руководителем сильным, напористым, неутомимым до самоотверженности.
Ну, что он взъелся сейчас на Евгения Власовича?.. Тот же не успел еще изложить сути своего проекта. Вряд ли это «фантазерство», если уж Попов и предлагает что, то основательно сперва обдумав. И с чего это вдруг основной проект стал для Новченко фетишем?.. Он ведь сам, если это было необходимо, вносил в него изменения, да и вообще не слишком-то с ним считался. Вот заместитель министра водного хозяйства, тот действительно преклонялся перед проектом, как перед буквой закона, который кощунственно нарушать даже в частностях. За это Новченко, не стесняясь, называл его прилюдно и трусом, и формалистом.
Новченко же, для которого дороже всего были собственные принципы, собственное мнение, скорее сложил бы голову, чем преклонил ее перед проектом.
Недавно ему сильно нагорело в министерстве как раз за нарушение проекта, за «партизанщину».
Может, в этом-то все и дело?.. Как говорит пословица, обидел его Али, а он мстит Ахмеду. Получив нагоняй в министерстве, Новченко теперь срывает злость на Попове, вменяя ему в вину то, за что пострадал сам.
Попов и Ханин сидели с опущенными головами. Новченко все расхаживал по комнате, ни на кого не глядя, потом вдруг резко повернулся и вышел.
Через некоторое время за ним последовал и Ханин.
Оставшись вдвоем с Поповым, Бабалы, улыбнувшись, положил ему руку на плечо:
— А вы мужественно выдерживаете натиск Сергея Герасимовича! Сдаваться, я вижу, и не думаете?
— Сдамся — спина, конечно, будет целой. А дело потерпит ущерб. Что важнее-то, — собственная шкура или дело?
— Что это он взвился?..
— С ним бывает. Но я, знаете, как-то уже притерпелся. Человек-то он в общем неплохой. И руководитель волевой, опытный. А попадет ему вожжа под хвост — тут держись!.. Ну, и держимся — во имя собственных убеждений, ради пользы дела, ради самого Сергея Герасимовича. Он, возможно, уже жалеет, что сорвался…
— А мне, честно говоря, хочется иногда осадить его, дать достойный отпор.
Попов засмеялся:
— Поберегите силы для драки с действительным противником. Сергей Герасимович, по большому счету, нужен строительству. Пускай, когда уж невмоготу, отведет душеньку. Ничего, потерпим…
— А если чаша терпения переполнится?
— Отпейте.
— А не отравлюсь?
— Мы строители, Бабалы Артыкович. Значит, двужильные. Выдюжим!..
Так, перешучиваясь, они вышли на улицу.
Новченко, успевший, уже, видно, успокоиться, о чем-то разговаривал с Ханиным.
Бабалы и Попов направились было к ним, но путь им преградил крупный мужчина с рыхлым, испитым лицом. Протянув, как старый друг, обе руки Бабалы, он с подобострастным восторгом заорал:
— Товарищ начальник! Вы? Здесь?! Вот встреча так встреча. Вы уж, верно, забыли меня, так?.. А я наш разговор помню слово в слово. Согрели вы мне сердце своей добротой, своей человечностью!..
Перед Бабалы стоял Иван Филиппович, «работничек», с которым познакомил его Мухаммед. Сдержанно ответив на его рукопожатье, Бабалы хотел пройти мимо, но Иван Филиппович, забегая то с одной стороны, то с другой, все говорил:
— Как там бригада, товарищ начальник? Как поживает мой друг Мухаммед Сарыевич?.. Ей-богу, он мне дороже брата, я тут без него прямо помираю от тоски. Наплели ему на меня злые языки, показал он мне от ворот поворот, да я не в обида Мало ли что в жизни бывает, так? Подался вот сюда Да разве сравнить Карамет-Нияз с Рахметом, здешних начальников с вами и Мухаммедом Сарыевичем?
Бабалы, которому поневоле пришлось остановиться, смерил наседавшего на него экскаваторщика холодным нетерпеливым взглядом:
— Что вам, собственно, надо от меня?
— Только одного, товарищ начальник, только одного: чтоб вы были здоровы и счастливы!
— Что ж, спасибо на добром слове.
Громоздкая фигура Ивана Филипповича все маячила перед ним, не давая сделать и шагу, лицо экскаваторщика лоснилось в слащавой улыбке, а нагловатые глаза бегали, как мыши:
— Может, вы осчастливите меня, товарищ начальник, чайку со мной отопьете?
— Мы здесь по делу, Иван Филиппович. Простите, я тороплюсь…
— Погодите чуток, товарищ начальник! О чем я вас попрошу… Ей-богу, скучаю я без бригады. Рахмет мне как дом родной! Клянусь совестью, он мне по ночам снится. Вы бы замолвили за меня словечко перед Мухаммедом Сарыевичем, а?..
«Ага, — не без злорадства подумал Бабалы, — и тут тебе, видать, прищемили хвост. Еще бы, народ-то здесь работящий. Или ты прослышал, что ребята в бригаде Мухаммеда зарабатывать стали больше?»
Он прищурился:
— Если я вас правильно понял, вы хотите вернуться в бригаду Мухаммеда Сарыевича?
— Точно, товарищ начальник!
— Так обратитесь к самому бригадиру. Он — хозяин,
— Можно, я на вас сошлюсь, а?
— Я сказал: хозяин в бригаде — Мухаммед. Как он решит, так и будет.
— Значит, мне к нему явиться?
— К нему, к нему, Иван Филиппович. Извините… Я вынужден проститься с вами.
Бабалы удалось все-таки обойти экскаваторщика, он торопливо зашагал к стоявшим неподалеку Новченко, Ханину и Попову.
Иван Филиппович, стараясь сдержать обиду и разочарование, крикнул ему вслед:
— Доброго здоровьечка вам, товарищ начальник!
Новченко, пришедший, судя по его улыбке, в отменное расположение духа, встретил Бабалы веселым взглядом:
— Что это ты так тяжко отдуваешься, Бабалы Артыкович?.. Груз, что ли, таскал?
— Наоборот! — в тон ему откликнулся Бабалы. — Я, кажется, крылья обрел — от встречи со старым другом!
Попов поглядел на него с веселым удивлением:
— Это Иван Филиппович ваш старый друг?
— Вы же видели, я именно с ним вел приятную беседу,
— Бабалы Артыкович! — взмолился Попов. — Я бы не знал, как вас благодарить, если бы вы забрали к себе вашего старого друга!
— Это было бы нечестно с моей стороны, дорогой Евгений Власович!.. Судя по звонкам Сергея Герасимовича, у вас нужда в специалистах более острая, чем на моем участке. Вот я и поделился с вами…
Новченко поднял руку:
— Брек, как говорится в боксе!.. — И повернулся к Попову: — Так продолжим наш разговор, Евгений Власович. Вы бы не смогли рассказать нам подробней о вашем Пионерном канале?
— Показ убедительней рассказа, Сергей Герасимович. Сто девяносто третий километр отсюда недалеко. Давайте съездим туда — вы своими глазами увидите, что там делается.
Новченко нахмурился:
— Как, уже делается?.. Вы начали осуществлять свой проект без ведома министерства и руководства строительства?
— Мы сочли нецелесообразным беспокоить вас — пока не пройдут рабочие испытания.
— Хм… — Было видно, что Новченко, готовый вот-вот снова распалиться, с трудом сдерживает себя. — Нас ждет самолет, потому мы не имеем возможности осмотреть все на месте. Начертите-ка на песке — как все это приблизительно должно выглядеть.
Отломив ветку от ближнего куста, Попов нарисовал на песке несколько кружков:
— Предположим, это впадины — в Каракумах, как вам известно, их не меньше, чем мышиных нор. Из Пионерного канала мы пускаем в одну из них воду, вода устремляется туда со всей своей мощью и углубляет, расширяет канал. Потом мы эту воду перекрываем, роем новую траншею, пускаем воду в другую впадину. Таким образом, мы заставляем работать на нас, рыть Пионерный канал — саму воду. Мы перекладываем на неё самый тяжелый труд и высвобождаем часть механизмов и рабочих рук. Строительство канала и ускоряется, и обходится дешевле.
И чертеж на песке, и объяснения Попова были действительно приблизительными. Но Новченко, видимо, уловил суть, с лица его сошло хмурое выражение, только лоб так и не разгладился от морщин — начальник строительства что-то прикидывал про себя, рассчитывал, думал. Слушая Евгения Власовича, он изредка понимающе, одобрительно кивал. Бабалы видел: он уже «принял» проект.
Однако на всякий случай Новченко решил попугать Потова:
— Ваш проект наверняка встретит сопротивление в министерстве. Вы же знаете замминистра? Трус, буквоед, перестраховщик.
Ханин кашлянул, Новченко оглянулся на него:
— Ты думаешь, я в лицо ему это не говорю? Нет, я не из тех, кто занимается лишь заглазной критикой. Так вот, дорогой Евгений Власович, наш замминистра пуще огня боится ответственности. Для него легче вонзить в себя нож, чем хоть на шаг отступить от уже принятого проекта. А вы вон сколько шагов предлагаете сделать! Да он за голову схватится, он нас с вами под мышкой потащит на скамью подсудимых…
