Гнедой яростно всхрапывал. Он с головою окунался в снег, вставал свечкой, бил передними ногами по стене снега и лез, оставляя за собою глубокую траншею.
Рядом со Свиридовой в грязном валу снега на секунду вынырнула лошадиная голова, фыркнула и снова исчезла в сугробе.
«Усольцев!» — догадалась Свиридова. Значит, Усольцев тоже ломает вал, надеясь пустить Мунгу в русло, пока она не пролилась в падь на шахты.
Из сугроба снова вынырнула голова лошади. Это был Чалка. Он встал на дыбы, застонал и рывком выбился из снега в пробитую Свиридовой траншею.
Чалка остановился там. У него, как перебитые, подкашивались ноги и мелко дрожали. От него повалил густой пар. Он устало повернул мокрую голову и, жарко дыша, ткнулся мордой в грудь висевшего у него на гриве мокрого и тоже трясущегося Усольцева.
Впереди, около гнедого Свиридовой, со всхлипом вырвалась из-под снега вода. Усольцев поспешно влез в седло. Он едва успел разобрать поводья, как весь вал снега пошевелился, хлынувшая заснеженная вода опрокинула гнедого вместе со Свиридовой и поволокла их.
Усольцев схватился за Гриву Чалки, обмотал ею кулак и соскочил в мокрый, с шипящим скрежетом ползущий сугроб. Он схватил за руку Свиридову и вытащил ее из снежной топи, держась свободной рукой за гриву Чалки.
Чалка, разбивая грудью сугроб, полез на берег...
К речке уже пробрались старатели.
Данила Жмаев шел к перекату траншеей. Он пешней крушил перед собою сугроб и шел вперед, как экскаватор.
В траншею к нему пробрался Костя, Афанас и Зверев Иннокентий. Они расширили окоп и набросились на снежную плотину.
Мимо них, с испуганным криком, ныряя в сугроб с головою, прорывался к Усольцеву Чи-Фу. Он увидел прыгавшего из сугроба подседланного Чалку и, рыча, с безумными глазами кинулся навстречу.
Усольцев с Чи-Фу подняли Свиридову на седло. Густой пар валил от ее мокрой, прилипнувшей к телу одежды; лицо и руки посинели, и все тело билось в мелкой дрожи.
Лоншаков стащил Свиридову с Чалки и помог ей встать на ноги. Из алюминиевой фляжки, висевшей у него сбоку, Нестор налил полный стаканчик.
— Пей! Одним духом пей! Первый тезис. Смерть не люблю, когда тянут... Не дыши! Не дыши! Глотай скорее.
Свиридова проглотила глоток спирту и с трудом передохнула.
— Спирти-вини есть первая помощь при сильном охлаждении крови. Закусывай салом... Ну! — командовал Нестор Якимыч, подавая Свиридовой кусок сала.
Нестор налил из фляжки еще стаканчик. По привычке он поднял его к глазам, но из-за темноты и густо падавшего снега ничего не увидел и выплеснул из стаканчика в свой усатый рот. Крякнул и подышал себе в усы.
— Пусти-ка, я пойду, — стуча зубами, сказала Свиридова.
На Мунге с шипением лезла в прорву вода. На пороге ухали старатели, по пояс стоя в заснеженной воде.
Усольцев принес снятый с Афанаса полушубок и укутал им Свиридову.
— На Чалку? — спросил он Свиридову, наклоняясь и заглядывая в ее глаза.
Он поднял Свиридову и сильным взмахом посадил в седло.
Оглядываясь на Усольцева, Чалка осторожно приседая на пружинящих ногах, мелким шагом пошел по снегу в поселок. Усольцев повернулся и, греясь, побежал к старателям, расчищавшим Мунге русло.
Нестор Якимыч Лоншаков был. уже там. Он лазил по сугробам к продрогшим старателям и подавал им «первую помощь».
Старатели выпивали, крякали, заедали снегом и снова лезли в студеную воду.
На рассвете поднялся ветер. Он покорежил огрузшие от снега крайние в тайге деревья, сорвал белые шапки с лиственниц, на клочки изорвал застрявшую в хребтах тучу и к утру очистил небо.
Взошло яркое и теплое забайкальское солнце.
Ослепительным блеском засверкал снег. Он быстро таял на солнце и грозными лавами пополз в падь и к речке.
Ожидалась большая вода, поэтому наскоро закрепляли приисковые дамбы и заградительные валы.
Старатели пили чай около Мунги. Они поочередно сушились у костров и согревались на работе. Снизу от речки старатели увидели на сопке старого лиса. Он высокими прыжками пробирался через сугробы на быстро обсыхающую зеленую лысину.
— Гуси! — срываясь с места, крикнул Степка Загайнов. — Гуся треплет! Костя, отберем?!
Лис действительно напал на гусей. Вчера вечером буря застигла гусей еще в полете. Они хотели укрыться от нее в падях между хребтами, но попали здесь под снег и вынуждены были сесть на первую попавшуюся сопку. Мокрого, не очень холодного снега они не боялись, но предутренний ветер обледенил им крылья и сковал их.
Напавший на них матерый лис придушил трех гусей и, вероятно, порвал бы весь караван, если бы не Степка и Костя.
Увидев старателей, лис утащил гуся за сопку, в сугробы. Там он спрятал его и вернулся обратно, надеясь схватить другого, но старатели уже предупредили его.
Костя, сидя на живом гусе верхом, опояской вязал ему крылья, а снизу лез на сопку еще один старатель.
Гуси подняли гогот. Они рвались взлететь, но обледеневшие крылья бессильно обвисли к земле.
Это приключение с лисом развеселило старателей. Они тут же, на Мунге, ощипали гусей, сварили их в бадьях и, обступив фельдшера Лоншакова, упросили его оказать им еще раз «первую помощь».
Вода с хребтов прибыла вечером. Мунга поднялась, вспенилась, разорвала застрявшие в кустарниках сугробы и двое суток бесновалась, с шумом и ревом несясь на пади.
Под Гураньими Солонцами Мунга левым боком ударилась в щаплыгинские отвалы торфов, размочила их и, растворив в воде в жидкую грязь, унесла в кустарники Чингарока. Разрез затопило и заилило эфелями. Старатели едва успели верхами волоком вытащить снасть.
Щаплыгин под отвалом достал пробу. Золото было ошеломляюще богатым, и артель, вернувшись после наводнения на свое место, до праздников успела еще очень неплохо поправить свои домашние делишки.
Редкостно ранний глубокий снег окончательно прихлопнул оводов. Мухи померзли. Ручьями воды начисто промыло старательские дворы, и совсем прекратились заболевания.
Из города пришла радостная весть: бежавших Сидорова и Бена поймали. В Сидорове легко опознали белогвардейца Асламова. Бен оказался матерым японским шпионом, действующим заодно с Асламовым.
Наступила теплая, ясная забайкальская осень. На сопках вторично зазеленела травка, започковался и начал цвести багульник. Старатели ободрились и с новой жадностью принялись за работу.
На 14-й шахте Залетин, назначенный начальником ее, пустил механическую мойку. У Данилы Жмаева на «Сухой» забойщики-гидравлисты Зверев Иннокентий и Афанас Педорин наткнулись на богатейшую уходящую в сопку с видимым золотом кварцевую жилу. Это сулило изменить все лицо Мунги.
Механический цех досрочно закончил монтаж новой драги «Гном». «Гном» на гусеницах от старого трактора сам выполз из двора мехцеха и, фыркая, лязгая сталью, спустился в воду старого затопленного разреза. Это была универсальная драга, работавшая на местном топливе, вездеходная, с парогидравлическими установками для оттаивания мерзлоты и с улавливателями, как на мойке.
Свиридова и Усольцев шли по старательской тропинке.
С кустарника падали последние одиночки-листья — золотистые, с темными, обмороженными жилками. Слева на крутых боках приисковых отвалов, обманутая теплой лаской солнечной осени, нежной щетинкой зазеленела молодая травка. Справа, в каменистом русле, тихо бормотала Мунга.
Усольцев шел вслед за Свиридовой. Он видел тонкие колечки позолоченных солнцем волос; на маленьких, вероятно очень мягких мочках ушей темнели проколы для сережек, и, словно чувствуя, что Усольцев смотрит ей в затылок, Свиридова неожиданно остановилась. Усольцев, вздрогнув и отступая, с отчаянной решимостью схватил ее за рукав жакета и прошептал:
— Погодите!..
Свиридова опустила глаза, приготовясь слушать о старателях, о машинах, о социализме.
— Я хотел вам сказать, Наташа... Наталья Захаровна. Я люблю вас... Наташа, люблю, — бормотал он, думая, что теперь ему уж все равно. — Я не виноват. Я не мог не сказать. Пожалуйста, извините меня...
Она взяла его сухую, горячую руку:
— Не надо здесь... Хороший мой...
Григорьевна, увидев Наташу вместе с Усольцевым, оторопела. Она схватила Наталью в объятия и звучно поцеловала. Потом подошла к Усольцеву и крепко обняла его.
Прииск готовился к зиме. Утеплялись бутары и мойки, чтобы вести промывку круглый год; в отработанных шахтах накапливалась вода.
В разрезе всю осень плавала драга «Гном» и, деловито позванивая ковшами, перемывала не только золотоносный пласт песков, но и отвалы эфелей и гальки, вылавливая из них снесенное со старательских бутар золото. Драга давала самое дешевое золото во всем приисковом управлении. Приказом по управлению начальником драги была назначена Анна Осиповна. Сменными мастерами встали Константин Корнев, Степан Загайнов и Степанида Куприяновна Булыгина.
