— Танюша!
— Да-а?
— Может быть, тебе все-таки поехать с Галинкой в Сухум, не дожидаясь меня? Я закончу и приеду.
— Интересно, что ты будешь делать без меня? Пропадать?
— Пропадать.
Теперь стало совсем хорошо. Она с ним, его верная, заботливая помощница, он без нее не может, она жертвует ради него отдыхом в Сухуме, морским воздухом, морем… А потом мы поедем все вместе… Расстроится Светов, когда узнает, что я уехала?.. Галинке нужно вернуться в Москву к началу школьных занятий. Или написать в школу и запоздать на месяц? Ох, как это будет хорошо — жара и свежесть моря… Полежать на солнце, а потом — в воду! Сперва кажется холодной, стоишь, не решаешься, а потом — раз! Кинулась прямо в волну, а она теплая-претеплая, плывешь и не замечаешь, как плывешь, — лежишь на волне, а она покачивает… покачивает… покачивает…
18
Проект Катенина был готов. Пояснительная записка внушала самому неквалифицированному читателю представление о важности проекта — цитаты из статьи Ленина открывали и закрывали каждый ее раздел. Зерном проекта был «метод взрывов», он был изложен вдохновенно, тут Всеволод Сергеевич Дал волю чувству — пусть и другие увлекутся красотой великолепного технического решения!
Горя нетерпением, он позвонил Арону.
— Все готово! — кричал он излишне громко. — Придумал девиз — «Дружба»! Понимаешь, Арон? Что делать — везти самому или высылать почтой?
— Никакого девиза не нужно, — вполголоса ответил Арон, и Катенин будто увидел обычную ироническую усмешку друга. — Высылай надежной оказией. Не на конкурс, а прямо в комиссию. Я предупрежу и обеспечу внимание. Бери карандаш и записывай адрес…
Чертежи и документы паковали в дорогу всей семьей в картон и кальку. Надежной оказией был почтенный, непьющий сослуживец Катенина, но и ему много раз повторили: не потерять, не помять, вручить немедленно…
Через несколько дней позвонил Арон:
— Дружище, все идет чудесно. Алымов прямо-таки вцепился в твой проект, весь Углегаз взбудоражен. Знаешь, твой метод взрывов — просто здорово!
Неделю спустя пришла телеграмма:
«Просим середине месяца приехать Москву обсуждение проекта тчк телеграфьте выезд забронируем гостиницу тчк Углегаз
Олесов Алымов»Майор сбегал за шампанским. Все смотрели, вылетит ли пробка. Пробка вылетела, как снаряд.
— Будет грандиозный успех, вот увидишь! — восклицала Люда. — Я и не знала, папка, что ты у меня такой умный.
Она подняла бокал над головой.
— За грандиозный успех!
— За твою молодость, Сева, — шепнула Екатерина Павловна.
У Катенина и без шампанского кружилась голова. Жизнь начинается сначала, только нет ни безумия молодости, ни ее сил, ни ее обольщений. На пятом десятке прыжок в неизвестность…
Люда играла сумасшедшее попурри из всех известных ей маршей, с импровизированными переходами и вариациями. Это было бесшабашно, но талантливо, веселило и тревожило Катенина: с тех пор как Люда с шумным успехом выступила в гарнизонном клубе, в ее музыкальных занятиях стало меньше ученической старательности, больше показного блеска. С особым рвением Люда отрабатывала броские, выигрышные концовки… под аплодисменты…
— Да, она увлеклась, — признавала Екатерина Павловна. — Но что делать, у нее в натуре много артистизма!
Кончив громоподобным аккордом, Люда заявила, что пора обсудить все дела, связанные с поездкой папки в Москву, и тут же взялась купить новые галстуки и билет… нет, билеты!
— Как хочешь, папунька, я возьму два! Я поеду с тобой! Тебе нужна помощь, забота… Толечка! Папунька! Умоляю — два!
Катенин виновато взглянул на майора. Майор побледнел, покраснел, растерянно развел руками. А Люда ринулась в эти руки, как в объятия, помурлыкала в ухо мужу, потом бросилась к отцу — и вдруг независимо выпрямилась:
— В конце концов, я музыкант! Мне необходимо послушать хороших пианистов, побывать в консерватории… Неужели я так и буду прозябать безвыездно в провинции?
Галстуки она купила сама, билеты покупал майор — два билета в международном вагоне.
На вокзале стало очевидно, что Люду совсем не огорчает разлука с мужем, но ни у кого не хватало духу осудить ее, так непосредственно восхищалась она роскошью отдельного купе, путешествием, переменой…
— Мамочка, умоляю, заботься о Толе! — закричала она, когда поезд тронулся. — Корми его, пожалуйста, у него нет денег, я его вытрясла дочиста!
— Какой ребенок еще! — смущенно сказала Екатерина Павловна и взяла майора под руку.
— Пусть немного развлечется, — печально сказал майор.
А Люда в это время прыгала по купе, пробуя зажигать разные лампочки.
— Боже, как хорошо! Какая я счастливая! И какая умница, что поехала с тобой!
— Твой муж очень добр, Люда, но…
Он же с мамой остался! — перебила она и подтянулась на руках, чтобы разглядеть устройство верхней полки. — И вообще, папка, не порти мне удовольствие!
В Москве, забросив вещи в гостиницу, они наскоро позавтракали и расстались — Люда пошла смотреть город, а Катенин помчался в заветную комиссию — Углегаз.
Новое учреждение занимало несколько комнат в первом этаже старого, запущенного дома. Оно уже обросло всеми отличиями солидного учреждения — новенькой вывеской у входа, гардеробом, бухгалтерией и бюро машинописи (где пока сидела одна машинистка), диваном в приемной и табличкой «Не курить», на которую никто не обращал внимания. Но от входной двери на посетителя веяло неустановившейся жизнерадостной молодостью — гардеробщица была трогательно приветлива, все охотно объясняли, как пройти к начальнику товарищу Олесову; не было ни скучных лиц, ни безнадежных телефонных звонков.
Немолодая, полная секретарша расторопно раскладывала стопками какие-то бумаги, но сразу оторвалась от своего занятия:
— К Дмитрию Степановичу? Пожалуйста. Как сказать ему?
— Моя фамилия — Катенин.
— Катенин?!
В состоянии взволнованного ожидания, томившем Катенина, все, что произошло после этого возгласа, показалось ему горячим вихрем. И секретарша, и еще какие-то люди налетели на него с приветствиями и рукопожатиями, а потом его буквально внесли в дверь кабинета, и за его плечами раздался многоголосый крик:
— Дмитрий Степанович! Встречайте! Приехал!
Лучащийся гостеприимством толстяк засеменил навстречу Катенину, протягивая обе руки. Боковым зрением Катенин видел, что в дверях толпятся люди.
Толстяк в обнимку подвел Катенина к креслу, раскрыл коробку папирос, несколько раз спросил, удобно ли было ехать и хорош ли номер в гостинице. Катенин не успел ответить, потому что толпа от двери все-таки вдавилась в кабинет и окружила его. Толстяк всех представлял и рекомендовал гостю, но Катенин никого не мог ни разглядеть, ни запомнить.
— Пошумели, и хватит, — сказал наконец Олесов, — теперь, товарищи, дайте нам поговорить. Лидия Осиповна, посторожите!
Секретарша засуетилась, поторапливая остальных, спросила Катенина, не принести ли чайку, и плотно прикрыла дверь.
— Итак… Всеволод Сергеевич, правда? Вам приходилось бывать в Москве? Может, хотите машину — поглядеть столицу?..
Как ни был доволен Катенин, тут он почувствовал раздражение.
— Я не за тем приехал, Дмитрии Степанович. В Москве я бывал не раз… Скажите же наконец, что с моим проектом.
Олесов всплеснул руками.
— Разве вы не видите? Ваш приезд — общий праздник!
— У вас много проектов?
— Ваш проект у нас первый, — торжественно сказал Олесов. — Первый и пока единственный!
— Ну и…
— Ему обеспечено самое заинтересованное внимание!
— Ну и…
— Мы привлекаем целую группу авторитетных консультантов. Ваша записка перепечатывается, чтоб можно было разослать ее. Сразу после совещания, я уверен, приступим к опытным работам. Вы к нам надолго?
— Я взял отпуск на неделю. Вы телеграфировали — обсуждение… Я надеялся…
— Так оно и есть! — воскликнул Олесов. — Проект смотрели очень многие, обсуждение, по существу, почти подготовлено…
— Кто именно смотрел?
Олесов назвал несколько фамилий. Некоторые из них были Катенину знакомы понаслышке: профессор Вадецкий, профессор Граб, работники наркомата Бурмин и Стадник… В числе первых был назван Арон Цильштейн, как восторженный энтузиаст подземной газификации вообще и данного проекта в частности.
— А что говорят о проекте другие?
— Да ведь двух мнений быть не может, Всеволод Сергеевич! Проект интересен и, по-видимому, удачен. Только не торопите нас, дорогой! Вы пока осмотритесь, отдохните…
— Какие высказывались возражения или сомнения? — гнул свое Катенин.
Всю дорогу он мысленно готовился к сегодняшнему разговору. Ни пылкая встреча, ни общие заверения не устраивали его. Он знал уязвимые места проекта, предчувствовал, что крупные специалисты найдут и другие. Авторское самолюбие было удовлетворено сверх ожидания, мозг инженера требовал внимания к существу дела.
